Война в Арктике. 1942 год. Операция "Вундерланд"
Шрифт:
— Начальника дай бинокля! — раздался над ухом голос командира минометного расчета, Таймура Байрузовича Углубекова, узбека по национальности. Личность нужно сказать колоритная – в 20-е годы был басмачом. Получил восемь лет лагерей. Попал в Сибирь на лесоповал. Там ему так понравилось, что его чуть было не освободили досрочно через два года за ударный коммунистический труд и досрочное поведение. Точнее освободили, но с ним случилась жуткая истерика – он не хотел возвращаться домой! Он не хотел всю жизнь носить один халат на голое немытое тело и питаться черт знает чем! И не удивительно – басмачем он стал от жуткой бедности. А в Сибири, в лагере, ему выдали кучу одежды, регулярно кормили – естественно, что он не захотел ехать домой. Пристроило его в итоге лагерное начальство в подсобное хозяйство. Стал помогать местному егерю. А что получается если скрестить басмача с сибирским охотником? Конный ужас, на скаку навскидку стреляющий белок в глаз! Воевал в финнскую минометчиком. Тоже ранение. Тоже ограничено годен.
Однако, дал я ему бинокль, а пока он что-то там смотрел, я осмотрелся по сторонам – рота рассыпалась по гребню холма, и начала потихоньку рыть окопы для стрельбы лежа, и выбирать оптимальные сектора стрельбы.
— Начальника, возьми бинокль! — вернул мне трофейный "Цейс" минометчик Углубеков, пригнулся и побежал вниз к своему миномету, начав что-то на нем подкручивать. Что он там крутит? Лодка то ведь движется! Я тоже поначалу думал – раз два и готово. А хрен там! Ориентиры на воде отсутствуют, меняется и расстояние и угловой цели – фиг попадешь! Только если совсем в упор! Зря я так думал! Тройных интегралов Углубеков конечно же в уме решать не мог, да и обычных тоже, но интуитивно на уровне каких-то подсознательных инстинктов он сумел решить задачу определения местоположения движущейся цели. Я повернулся лицом к лодке, когда за спиной раздался характерный хлопок выстрела 82-мм миномета. Можно конечно же было высказать Таймуру, за огонь без команды, да и нужно, но… Восток, как заметил классик, что характерно, дело действительно тонкое! Как хлопковая нить! У моряков я слышал, это явление носит название "золотой выстрел", а у нас на Крайнем Севере, где другие ценности и где теплый мех, спасает от холода гораздо лучше какого-то там золота, это явление называется "полный песец".
Сын солнечных хлопковых полей одержал победу над стальной рыбой истинных нордических арийцев, с истинно, что характерно, нордическим характером! Тушите свет! Конечно же, узбек-минометчик не мог потопить немецкую подлодку одной минометной миной – слишком эти стальные акулы живучие, но он попал! И попал, как я понял прямо в открытый рубочный люк, из которого взметнулись веселые клубы дыма, заразив стоящих наверху подводников эпидемией паники. Железо нужно ковать, что характерно, пока оно…
— Беглый огонь! — заорал я истошно, понимая, что никакого боя по правилам уже не получится. И мои орлы вдарили! Самой лодке, винтовочные выстрелы, никакого ущерба не причинили, но полсотни винтовок, и три пулемета весьма и весьма подбодрили немецких моряков и те поспешили убраться с палубы внутрь. Упавших за борт я не видел, но пяток раненных мы им сделали это точно! Понятно, что, убравшись внутрь прочного корпуса, немцы прекратили обстрел маяка. Ситуацию можно было бы считать ничейной, если бы не мой узбекский минометчик – Углубеков, напевая какую-то песенку, посылал вслед немцам мину за миной, периодически подкручивая минометный прицел. Три мины он залепил точно в лодку, а еще штук двенадцать разорвались рядом. Ущерб лодке они вряд ли нанесли, но немцы драпанули. И очень быстро! И, что очень радовало – далеко, скрывшись с горизонта!
А нас ждало Хабарово. На всякий случай я оставил взвод под командованием "Каппеля" у маяка, а с оставшимися двумя взводами продолжил движение в Хабарово. "Каппелем" у нас в роте звали Порфирия Александровича Гейнторп-Оболенского – из "бывших", из "белых", да еще немецких кровей. Бывший чекист. Пострадал из-за того, что не сумел обеспечить своевременную поимку маршала Блюхера, который пытался спровоцировать войну с Японией возле озера Хасан. Разминулся с этим гением-маршалом буквально на полчаса – тот, узнав, что из Москвы едет комиссия разбираться с бардаком на Дальнем Востоке дал деру в отдаленные гарнизоны, и скрывался та, пока комиссия не уехала. Получил Порфирий за этот прошлеп – четыре года лагерей, как пособник врага народа. Освободили по амнистии. Восстановиться в должности не успел – грянула война. Так и застрял на Севере. Прозвище он свое получил из-за того, что умел носить военную форму. Причем носил ее так, что казалось, что перед тобой не офицер РККА, а "каппелевец" из фильма Чапаев.
Что характерно, в Хабарово нас никто не ждал. О немецком десанте там тоже ничего не слышали. Начальник тамошней базы смотрел на меня ошарашенными глазами. А вот когда я упомянул про отражение атаки на маяк, он впал в панику, и не успокоился, пока с этого маяка по радиосвязи ему не доложили обстановку. Счатью его не было предела! Он потребовал, чтобы я тут же написал рапорт о поощрении десяти самых отличившихся, включил в него себя самого, и обещал, что всех отличившихся представят к орденам. В чудеса я не верил, но рапорт написал. Зря не верил! Через месяц нас всех действительно наградили! Разгадку сего феномена я узнал после войны. Начальник тамошней базы был коммунист и почти двоеженец. Развестись и бросить первую жену с детьми ему совесть и партия не позволяли, а порвать отношения с любовницей – чувства. Любовницу он поселил именно на этом маяке. Работала она там радисткой. Погибла в 1943 году на транспорте "Марина Раскова", потопленного немецкими подлодками. После ее смерти он месяц пил, добился освобождения от должности, а затем ушел матросом на один из новых тральщиков, кажется на ТЩ-116,
участвовал в потоплении трех немецких подлодок, а после войны стал одним из разработчиков целой серии противолодочного вооружения. Умер в годы перестройки.Вот такая вот странная история вышла с этим маяком."
Чтобы поставить точку в истории подводной лодки U-209 и ее командира, мы приведем еще один мемуарный отрывок о гибели данной субмарины. Речь идет о книге "В борьбе с нацистскими субмаринами" воспоминаний канадского летчика Иеремии Соломона Радетцки летавшего в качестве стрелка на летающей лодке "Canso" (типа "Каталина") из Sqdn. 5/W.
"…Это случилось 4 мая 1943 года. Наша "Canso" выполняла очередное рутинное патрулирование в районе к востоку от острова Ньюфауленд. Мерно гудели все четыре мотора "Каталины" – два авиационных, и два электрических в системе управления. Тоска и скука. Погода дрянь. Да и кто здесь может появиться? Никакие немецкие самолеты в такую даль не залетают. От скуки во время полетов, я занимался любимым делом, листал газеты с биржевыми сводками, чтобы по возвращении сыграть на продаже-покупке акций и увеличить свой капитал. Еще можно поразгадывать кроссворды. Именно этим я и собирался заняться, когда в наушниках раздался торжествующий вопль нашего радиста – рыжеволосого шотландского парня Исайи Мак Дизраэли, любящего после полета пооприходывать своим обрезанным членом всех девушек-католичек из вспомогательной службы, работающих на нашей авиабазе.
— Парни!!! — заорал он, — Нам прислали срочную работенку! Код "три креста"!
Мне было слышно, как кто-то присвистнул. Наверное, стоит пояснить читателю, что по предложению большевистского лидера Сталина, руководившего СССР в то время (кстати, до 1942 года СССР был единственной страной в мире, где существовала уголовная ответственность за антисемитизм) в приложение N2 к Атлантической Хартии была добавлена статья 18, в соответствии с которой США, Англия и СССР, регулярно обменивались списками военных преступников, подлежащих уничтожению без суда и следствия. Код "три креста" – как раз и существовал для обозначения таких преступников в шифрограммах и радиограммах.
Примерно через полчаса поисков, на экране радара, за котором сидел темноволосый крепыш из Квебека Саймон Мак Дуглас появилась отметка.
— Вижу свинячью лодку! — заорал Саймон, с заметным парижским акцентом, который он приобрел после того, как ему выбили два передних зуба на одной веселой рождественской драчке с морскими пехотинцами в баре "Ньюфаулендский тюлень", — Пеленг сорок три градуса, дистанция восемь миль!
Наша милая "Canso", качнув серебряным крылом, накренилась влево и легла на новый курс. Между нами и свинячей лодкой нацистов висела облачность, но от этого хуже было только наци – мы их видели на радаре, а они нас нет. Они так и не научились засекать работу нашего радара. Уже после войны я прочитал в одной книжке, что вместо разработки нового радара они занялись разработкой способа приготовления мыла из евреев, и потратили на это все деньги и все время.
— Легли на боевой курс! — прошла по трансляции команда лейтенанта Джимми Мак Сибира. Да, должен заметить, что командир наш, Джимми, человек неплохой, хотя юмор его, честно говоря плосковат и туповат. Мы летаем вместе уже тринадцать месяцев, и все эти тринадцать месяцев, он изводит меня одной и той же идиотской шуткой:
— Ерема, мать их итию! Что у вас у евреев, все не как у людей? Мало того, что пишете и читаете задом наперед, так еще так же и летаете?
Это типа он так намекает, что во время полета, я – стрелок – сижу спиной вперед, прикрывая хвост самолета. Достал уже честное слово! На себя бы посмотрел! Если он думает, что косоворотка, подпоясанная кушаком, чем-то похожа на шотландский килт, и делает его шотландцем, то он глубоко заблуждается! Хотя, как я уже сказал, парень он неплохой, простоватый сибирский богатырь, с кулаками, каждый размером с мою голову. Этими-то кулаками он и разгонял морпехов, когда узнал, что те выбили Саймону два зуба, приговаривая: "И сторицею воздастся!". Ну не сторицею, но полсотни зубов эти вояки на поле схватки оставили. Ого! Шум работы движков нашей красавицы "Canso" изменился и она пошла со снижением, пробивая слой облачности.
— Сброс!
Самолет дернулся и вниз полетели бомбы. Я прильнул к стеклу пулеметной турели, и увидел внизу свинячую лодку, около которой на воде расходилось несколько кругов от падения бомб. И тут…
— Есть! Есть! — заорал я. Я-то думал, что бомбы не взорвались, а они просто были поставлены с небольшим замедлением. Вверх взметнулось четыре водяных столба и нацистская лодка завалилась на борт. Завалилась и не выпрямилась!
— Внимание! Ложимся на боевой курс! — вновь прогремел голос нашего командира по трансляции. Правильно! Этих нацистских свиней нужно добить, чтоб не выжили!
— Сброс!
Вниз снова полетели бомбы. Снова возле лодки появились всплески, а затем вверх взметнулись водяные столбы. Свинячая лодка дернулась, и внезапно поднялоась вертикально, задрав вверх свой нос. Несколько секунд постояла в раздумье и внутри нее что-то взорвалось. Мне было видно, как разлетаются ее обломки. Наша "Canso" сделала круг. Я заметил растекающееся масляное пятно, по краям и внутри которого, виднелись человечески фигурки в оранжевых спасательных жилетах. Мы пошли на посадку к краю этого пятна – Джимми решил видимо уточнить кого мы потопили.