Война в потемках

Какое-то время после разговора Маоней Талу сидел неподвижно, просто не веря в случившееся. Потом, словно очнувшись, мотнул головой, отбросив лезущие в глаза волосы и вышел из комнаты радиостанции — ему не терпелось заняться делом, о котором он столько мечтал. Шагая по просторным темным коридорам Замка к двум отведенным ему низким маленьким комнаткам, он уже составил в уме список всего, что стоит взять в дорогу. Своих вещей у него вообще было немного, так что сборы получились недолгими: запасная одежда, несколько любимых книг и бытовые мелочи без труда вошли в обычную дорожную сумку. Он сунул в кобуру свое оружие — армейскую восьмизарядную «Омегу», — добыв ее из заводской коробки. Распихав по кармашкам на ремне обоймы и засунув в сумку коробку с патронами, он огляделся, вспоминая, не забыл ли чего, прихватил ноутбук с передатчиком, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.

Запирая дверь, он вдруг подумал, что в последний раз видит свое уютное жилище.

И не ошибся.

* * *

Выехав из ворот Замка, Маоней обернулся. Силуэт старинной крепости, черный на фоне зари, вдруг вызвал приступ неожиданной тоски — он уже привык считать ее своим домом. Сама заря стала ярче, чем полчаса назад — ее яркость зависела от количества поглощаемой Бездной материи, и никто не мог предвидеть этих изменений.

Его открытая машина мчалась в «Золотые сады» по широченному, прямому, как луч, проспекту Революции, в это время пустому — несмотря на два века без солнца, повсюду на Уарке соблюдался старинный суточный счет времени. Вдоль проспекта, утопая в пышной черной листве скверов, возвышались угловатые массивы старинных, построенных еще до Великих Войн зданий. Толстые ребра отклоненных внутрь пилонов разделяли их ступенчатые темные фасады; лишь изредка на них мелькало желтое пятно освещенного окна.

Машина перемахнула мост через широкий канал Победы, оказавшись в Новом Городе. Здесь была воссоздана архитектура Империи Маолайн, древней родины файа — длинные ряды одинаковых, снежно-белых узких пирамид, украшенных цветными огнями. Наклоненные наружу стены их уступов-террас отбрасывали вниз свет медленно розовеющей зари, смешивая его с синим, медно-оранжевым и белым светом низких фонарей, утопающих в кронах деревьев.

Ярко-белые, отливавшие чудесным нежно-розовым оттенком здания, словно сны, поднимались очень высоко в дымчато-темное, рассеченное тонкой дугой Нити небо: каждая пирамида состояла из десяти пятиэтажных уступов. Их снежная облицовка эффектно контрастировала с деревьями — пучками попарно ветвящихся стеблей, увенчанных черными дисковидными листьями с зазубренными краями. Деревья скрывали основания громадин и опоясывали их террасы словно бы полосами черного, просвеченного разноцветными огнями дыма. Спокойная вода каналов отражала дымчато-темный блеск небес, белые откосы берегов и силуэты башен.

Здесь на улицах было много пёстро одетой молодежи — в более чем миллионной Товии она составляла половину населения. Мелькали и коричнево-смуглые широкоскулые лица файа и более бледные — других народов огромного государства. Файа, в большинстве, были стройны и мускулисты. Дважды изогнутые, как лук, губы и длинные, слегка раскосые серые глаза делали их красивыми и Маоней не видел ничего удивительного в господствующем положении своей расы. Раз она самая симпатичная, то она и должна править, как же еще?

Дальше на восток, уже за пределами города, потянулись бесконечные плоские крыши промышленного района. Жизнь здесь не затихала никогда. Среди сияющих окон цехов и труб мелькнула ярко освещенная дорога, ведущая на плато, к Цитадели. Петляя, она всползала вверх по скалистым уступам, увенчанным огромной массой крепости, подобной чудовищной черной короне; ее башни обрамляли созвездия тревожно-красных огней.

Впереди, в конце проспекта, показалась высокая железобетонная стена с башнями-дотами, окружающая самый крупный во всей Фамайа нейрокибернетический центр — «Золотые сады».

Маоней сразу окунулся в царящую здесь возбужденную рабочую атмосферу. Всюду мелькали занятые чем-то служители и специалисты, неторопливо ползли самоходные клетки для перевозки гекс.

Он включился в это безостановочное движение — бегал по всем Садам, сидел у компьютера, отдавал и исполнял приказы. Наконец он оказался на гребне толстой стены, окружающей один из обширных прямоугольных вольеров; там спокойно бродили огромные шестиногие существа, покрытые жесткой белесой шерстью. Массивные головы, венчавшие длинные гибкие шеи, склонялись вниз, словно трава, и тут же выпрямлялись. Взгляд Талу перешел на ферму перекрывавшего загон мостового крана. С его тележки свисал похожий на ребра раскрытый захват подъемника. Маоней мечтательно улыбался.

* * *

Окрус Ватпу, по кличке Философ, проснулся от внезапного страха. Он еще не успел осознать своих ощущений, когда в смрадную тьму барака ворвался оглушительный трубный рев. «Проклятые твари!» — подумал он, переворачиваясь на другой бок. Но тут рев гекс перешел в страшное многоголосое гудение, какого ему не приходилось слышать за все семь лет своего заключения. Гул тотчас дополнился металлическим треском, а затем — испуганными воплями охранников и стуком пулеметов. Он вскочил, как подброшенный, и кинулся к окну.

Сквозь забранное частой решеткой грязное стекло было видно, что караульные гексы уже повалили высокую железную ограду своего загона и теперь с неожиданной яростью штурмовали ограду лагеря. Ни огонь пулеметов, ни искры, сыплющиеся из перехлестнувшихся проволок электрозаграждения, не могли их остановить. Его бетонные опоры начали крениться. Еще одно яростное усилие — и ограда втрое выше человеческого роста рухнула, увлекая за собой сторожевые вышки.

Когда находившиеся под напряжением в шесть тысяч вольт провода коснулись земли, сверкнуло ослепительно-синее пламя короткого замыкания. Все ярко освещавшие лагерь огни в одно мгновение погасли; повис тревожный желтоватый полумрак. Масса темных силуэтов, увенчанных жутко качавшимися шеями, продолжала напирать, топча и сминая проволочные заграждения. Путаясь в колючей проволоке и разрывая ее, как нитки, гексы проломили внутреннюю ограду и ворвались во двор.

«Сейчас они их успокоят» — с внезапной надеждой подумал Философ, переводя взгляд на окруженную сеткой высоковольтного заграждения радиомачту, стоявшую в центре территории лагеря.

Словно перехватив его взгляд, одна из тварей кинулась вперед. Смяв сетку, она вцепилась в трубу радиомачты и начала яростно дергать ее. Та раскачивалась все сильнее, вдруг со звоном лопнули растяжки и мачта рухнула, проломив крышу соседнего барака. Тварь уронила из пасти кусок сломавшейся трубы и двинулась дальше.

Философ еще не успел осознать опасности, когда огромная морда заметившей его гексы с силой ударилась о загудевшие прутья. Обрамлявшие пасть изогнутые роговые крючья вцепились в них, склоненная шея напряглась — и вмиг вырвала массивную решетку из камня. Он едва успел отскочить — рама тут же разлетелась вдребезги. На расстоянии вытянутой руки он увидел зияющую воронку пасти. Внутри ее алчно сжималось множество радиально сходящихся иззубренных пластин, разделенных пульсирующими складками плоти. Философа оглушил страшный рев, его обдало едкой вонью и жаром. Над огромными, ярко-голубыми глазами твари с вертикальным, как у файа, зрачком, дыбом стояла длинная белая шерсть.

Теряя сознание от ужаса, он ударил тварь табуреткой. Гекса снова взревела, ее голова неуклюже ворочалась внутри барака, круша нары и сбивая с ног безумно кричащих людей. Наконец, ей удалось схватить кого-то и, ломая несчастному кости, вытащить его через окно. До Окруса донеслось жуткое чавканье и хруст.

Барак обратился в сущий ад — все кричали, метались, пытаясь спрятаться. Над головой затрещали стропила, в стену, к которой он прижимался, снаружи что-то ударило с такой силой, что посыпались кирпичи. Потом последовал еще один удар и еще — он едва успел отползти. Стена с грохотом рухнула, в клубах пыли показалась развалившая ее тварь; сильно разбившись, она кружилась на месте, громко шипя.