Война всех против всех
Шрифт:
Я тут же подумал, что хорошо, что солдаты меня не видят, иначе наверняка попробовали захватить в заложники и прикрыться мною, как щитом. Поскольку меня это потом все равно не спасло бы, когда мы обсуждали план, я сразу предупредил Лакому и Лаэлию, чтобы они в таком случае не дрогнули и продолжали обстрел. Лучше уничтожить всех смутьянов, даже ценой жизни и императора, и установить хрупкий мир в городе, чем отдать его в руки военных преступников.
Впрочем, сейчас до этого дело не дошло. Попавшие в ловушку остготы пытались скрыться от дождя стрел, где только возможно, сначала пытаясь проникнуть во дворец, но массивные двери были, конечно же, заперты. Тогда часть солдат
Стрельба из арбалетов, между тем, не прекращалась, мои воины из бывших беглых рабов получили наконец отличную возможность потренироваться в пальбе по живым бегущим мишеням. Для того, чтобы не терять времени, каждый из них имел по три заряженных арбалета, а также слугу из дворцовой челяди, который помогал быстро перезаряжать оружия.
Те из бунтовщиков, кто пытались убежать за дворец, вскоре с криками вернулись обратно, потому что оттуда вышли два моих отряда бывших разбойников, а ныне императорской гвардии, под предводительством Марикка и Родерика. Они объявились с двух сторон дворца, зажимая врагов в клещи в центре площади.
При этом мои палатинские схолы уже приготовились работать мечами и щитами, образуя знаменитую непробиваемую «черепаху». Кроме того, рядом с этими отрядами появились манубаллисты, по пять штук в каждом отряде, они стояли на флангах и едва успели прицелиться, как тут же открыли стрельбу.
В тоже время арбалетчики из окон дворца продолжали поливать противников дождем арбалетных болтов. В общем, у поверженных в ужас бунтовщиков было мало шансов выбраться целыми и невредимыми из ловушки, устроенной им на площади у дворца.
Когда два моих отряда палатинских схолов объединились на площади, зажав противников с двух сторон и беспощадно добивая пленных, я оттолкнул Камахана и поднялся с каменного покрытия, уже обильно залитого кровью. Теперь, когда опасность миновала, можно было подвести итоги произошедшего.
Остатки остготов, побросав оружие, умоляли о пощаде. Из трехсот-четырехсот заносчивых и нахальных головорезов, готовых ворваться во дворец и крушить там все и вся, их осталось всего пара десятков. Все остальные валялись на площади перед дворцом и в округе, раненые или убитые. Пространство вокруг было залито кровью, будто на скотобойне.
Первым делом я мысленно поблагодарил Залмоксиса, который сумел уговорить оставшуюся, большую часть войска выйти в горы, для поиска имперских сокровищ. Те же остготы, что остались в городе, поддавшись увещеваниям Эрнака и Тукара, отправились покорять дворец и свергать императора.
Если бы их было больше, то операция могла провалиться, едва начавшись. Теперь я мог надеяться на благоразумие оставшихся солдат, тем более, что после случившегося я собирался расформировать их центурии и смешать их с другими моими отрядами, а также поставить новых командиров, чтобы предотвратить повторение бунтов в будущем. Также мне предстояло поблагодарить и Лаэлию, которая вовремя заметила признаки зарождающегося недовольства и не мешкая, доложила мне.
Короче говоря, на радостях я мог позволить себе милосердие и пощадить выживших солдат, сбившихся в кучу на площади.
— Хватит на сегодня кровопролития! — крикнул я Марикку и Родерику. — Пусть эти люди живут.
— Император, давай вырежем их под корень, — недоуменно предложил Тукар. Из всех моих центурионов он был самый беспощадный. — Они же хотели убить тебя, зачем их щадить?
— Пусть живут, — великодушно разрешил я. — Расскажут другим, что здесь произошло и те испугаются еще больше.
— Тогда верно, —
согласился Тукар, хотя до этого прищурившись смотрел на остатки противников, словно ястреб, нацеливающийся на жертву. — Пусть распространяют слухи о нашей непобедимости.Интересно, он и в самом деле готов был пощадить врагов только поэтому, из прагматичных побуждений. Ни о каком милосердии в эти древние времена, когда о гуманизме никто и не знал, речь не шла. Со стороны правителя милосердие могло казаться только слабостью, а не добродетелью.
Еще раз осознавая, в какие благодатные времена я жил в двадцать первом веке, я даже тихонько вздохнул, потому что немного скучал без интернета, машин, самолетов и чистых улиц городов.
— Вы поступили правильно, император, — сказал кто-то рядом со мной. — Милосердие — признак сильной личности.
Оглянувшись, я увидел высокого старика с лысиной вместо волос и в красном плаще поверх белой туники. Его черты лица были мне знакомы, хотя я мог поклясться, что раньше его не видел.
Поручив своим людям навести порядок на площади, я подошел к нему ближе и заинтересованно спросил:
— А почему вы думаете, что это признак сильной личности? Мне кажется, все вокруг считают, что это слабость, непростительный грех в наше время.
Незнакомец обладал спокойным и ясным взором, чувствовалось, что это цельный человек, разобравшийся со всеми проблемами в своей жизни, не то что я, раздираемый клубком противоречий.
— Вы, император, я вижу, все еще немного сомневаетесь в правильности выбранного решения, — сказал незнакомец, хотя я уже почти узнал его. — Однако, я скажу вам так. Уже само по себе принятие решения соответствии со своими убеждениями является сильным действием, даже несмотря на риск общественного порицания, а вы именно так и сделали, хотя и объяснили его воинам другими причинами. Всякое такое сильное действие в соответствии с нравственной природой человека является ничем иным, как самосохранением и самоутверждением. А такие поступки в сумме своей увеличивают общее благо. Все грехи и безнравственные поступки, жестокость и причинение боли — это саморазрушение, утрата собственной человеческой природы. А правильные желания и дела — это надежный путь к достижению человеческого счастья. А для этого необходимо постоянно развивать свою личность в противовес всему внешнему, не склоняясь ни перед какой силой.
Ух ты, как же это он завернул чудодейственно, у меня аж уши чуть в трубочки не свернулись. Помнится, с такой силой убеждения на меня воздействовали только пару раз, в прошлой жизни, когда где-то в сибирской глубинке я открыл секту Столба Белого света, и еще другую, Ложу продления жизни через воссоединение мужчин и женщин.
Тогда по делам я ездил в Москву, на конференцию других подобных организаций и там насмотрелся всяких пророков и пастырей. Некоторые из них, надо признать, и в самом деле обладали сокрушительной силой убеждения, могли любого уговорить в том, что Земля, к примеру, плоская, а не круглая.
— Весьма ценная информация, но как вы попали сюда? — спросил я, стараясь освободиться от блеска его пронзительного взгляда. — Здесь ведь была закрытая территория, где происходило побоище. Вы могли сильно пострадать.
— Я направлялся во дворец к своей дочери и попал через заднюю дверь, — незнакомец указал за дворец, где действительно имелся небольшой проход для прислуги. — Там все открыто. Я пришел недавно и едва успел застать конец произошедшего кровопролития.
— Так вы отец Аэбуты? — наконец, догадался я и спросил: — Плаций Циспий Росциа? Ваша дочь очень много рассказывала о вас, я давно хотел с вами познакомиться.