Война за Биософт
Шрифт:
— Церотерозин не обязательно вводить каждый день, — сказал я, — достаточно раз в месяц. Первый раз я дал ему нейроактиватор по дороге в Рободом — он был замаскирован под кусок тростникового сахара. Церотерозин не имеет ни вкуса, ни запаха. Может делать продукт, в который его положили, немного темнее, но не сильно.
— Эффект, который за этим последовал, был неожиданностью для вас?
— Нет, я специально все устроил так, чтобы Громов выбрал Рободом, а Рободом узнал его.
— Как вы это сделали?
— Роберт должен был принимать церотерозин постоянно, это было для него… жизненно необходимо. Когда он
— Почему вы решили, что Громов сможет проникнуть в архивы Рободома?
— Когда я изучил его досье, то обратил внимание на две вещи: насколько легко его мозг адаптируется при переходе из реального мира в цифровую среду и на свойства омега-вируса. Генетическая предрасположенность плюс долгий контакт с подобной формой жизни… Все это с учетом естественного механизма встраивания фрагментов ДНК вируса в структуру ДНК человека. Это было легко. Я построил гипотезу. Она оказалась верной. Рободом получил от своего нового владельца нужный пароль, впустил его в систему и стал считать одним из своих устройств, то есть при передаче Громову данных не шифровал их, считая это перемещением информации в своей внутренней среде.
— Сколько всего раз вы давали Громову церотерозин?
— Еще три. Один раз во время ужина у меня. Нейроактиватор был в его воде. Второй раз в Эдене, когда он был в нейрокапсуле, — сделал укол в предпречье. Третий — перед Олимпиадой, добавил в капсулу с увлажняющим раствором, который каждые десять минут подают на линзы игроков.
— Почему вы решили дать ему церотерозин четыре раза подряд, да еще увеличив дозу?
— Один из моих источников…
— Кто? — Буллиган посмотрел в глаза доктору Павлову.
— Дэйдра МакМэрфи, — ответил тот.
— О, боже… — простонал шеф Бюро.
— Она обещала передать мне информацию о смерти Роберта в обмен на технологию Громова — биософт. Но проблема была в том, что ничего об этой технологии я не знал и не мог узнать — она есть только у Максима в голове. Дэйдра долго думала, как ее получить гарантированно и незаметно для Громова. И придумала: если Громов попадет в среду, которая сходна с эденской, а я немного усилю его способность принимать и посылать сигнал, она сможет скачать паттерны памяти Громова сразу в цифровом виде, ей даже не придется их расшифровывать и заново настраивать оборудование. Справится преобразователь из ее эденской лаборатории. Громов с ним уже знаком. Олимпиада идеально подходила для ее плана. Сетевые арены почти идентичны эденской среде.
— Сигнал все равно был бы слишком слабым, — сказал Буллиган.
— Для приема Дэйдра намеревалась разместить в одной среде с Громовым, например на одной арене, виртуальную антенну.
— Виртуальной антенной Дэйдры был Роджер Ли? — спросил Буллиган.
— Да, — кивнул головой доктор Павлов. — Ваши агенты напичканы микрооборудованием так, что никто не обратил внимания, что один из чипов у него в голове класса биогейт. Он дает способности, сходные с теми, что есть у Громова, но имеет много побочных эффектов.
— Как вы собирались получить информацию, которую Дэйдра передавала вам
через Громова?— О, ее бы узнали все, — улыбнулся доктор Павлов. — У мальчика редкостное врожденное чувство справедливости и желание ее восстановить. Генетический паттерн. Он ведь лотек. Мне осталось бы только наблюдать, как он найдет и накажет виновных. Он герой, еще стал бы чемпионом Олимпиады… Но вмешались вы — и ни правды для меня, ни победы для него. Оставалось совсем чуть-чуть! И никто бы не пострадал.
Буллиган подумал и выключил запись. Затем схватил доктора Павлова за ворот и подтащил к себе.
— Как ты думаешь, зачем Дэйдре технология Громова? «Никто не пострадал»… Да из-за тебя чуть конец света не наступил! Слава богу, Каролина Шульц так мечтала снять Макса с дистанции, что заставила весь аналитический отдел упредительной полиции следить за уровнем его нейрогормонов и вычислила ваш нейроактиватор!
Буллиган вызвал охранников.
— В камеру, — сказал он, не глядя на доктора Павлова. — Готовьте к отправке в Джа-Джа Блэк.
Дэз, которая во время этого разговора ни разу не шевельнулась, обняла Макса за плечи.
— Идем отсюда, — сказала она.
— Подождите, — нахмурился Чарли. — Вы что, хотите это все так оставить?
— А что можно сделать? — Макс устало поморщился. — Официально доктор Павлов в заморозке. Его здесь вообще не было. Обвинение в читерстве уже сняли, по настоянию Бюро даже миссии согласились повторить. Сыграем всё заново на следующей неделе.
— Я имел в виду смерть Аткинса, — Спаркл посмотрел на Дэз, ища у нее поддержки. — Вы же слышали, что он сказал: оставалось совсем чуть-чуть, и мы бы узнали правду.
Кемпински посмотрела на Громова. Тайни сунул руки в карманы.
— Ты помнишь, что видел на аренах? Карты, названия?
Громов кивнул головой:
— Да.
— Тогда поехали. У нас свободное время до следующей недели, — Бэнкс обвел друзей вопросительным взглядом.
— Не на чем ехать, — покачал головой Громов. — «Фантом» разбит.
Дэз криво улыбнулась:
— Можно подумать, это было единственное транспортное средство на свете.
Последняя глава дневника
Военный вертолет, некогда принадлежавший Джокеру, кружил над пиком Игла. За штурвалом была Дженни Синклер, рядом с ней сидел Инферно.
Макс смотрел на проплывающие внизу горы. Дэз, закрыв глаза, пыталась по памяти воспроизвести математическую модель, которую она видела в виртуальной копии тетради Аткинса.
— Нет… Не то… — бормотала она, водя по воздуху стилусом от своего ноута, матрицу которого она использовала как блокнот для записей.
Чарли и Тайни спали.
— Вот! Вот это место! — закричал Громов, увидев внизу город-призрак. — Саас-Фэ!
Дженни опустила штурвал и стала снижаться, летая кругами вокруг небольшой долины.
Отыскав подходящее место для посадки, она посадила вертолет.
Макс выпрыгнул на снег, как только открыли дверь, и побежал к знакомому отелю с полустертой золоченой надписью «Отель “Шварценхофф”». Остальные поспешили следом за ним.
Макс вихрем промчался по лестнице на второй этаж, добежал до двери шестнадцатого номера, повернул ручку — дверь была заперта. Громов дернул ручку еще раз.
— Дай-ка мне, — сказал подоспевший Инферно.