Война за Проливы. Решающий удар

И вот, всего-то на третий день войны, полыхающей со всех четырех сторон, в королевскую резиденцию явилась представительная делегация. Возглавлял это сборище национальных либералов престарелый премьер-министр (он же министр иностранных дел) Димитре Стурдза, а позади него как, дети за учителем, толпились: военный министр Александру Авереску, начальник генерального штаба Григоре Грациану, министр внутренних дел Ионел Братиану и председатель Сената Иоан Лаговари. Эта публика, еще недавно такая гордая и дерзкая, теперь имела пред своим королем весьма бледный и испуганный вид. Ну кто их тянул за язык угрожать ему военным переворотом, если он вздумает согласиться на предложенный императором Михаилом размен Добруджи на Трансильванию?

– Ваше Величество… – проблеял Стурдза, – Румынии нужен мир, мир и только мир…

– Мир, говорите… – проскрежетал разъяренный король, – а всего неделю назад вы имели по этому поводу совсем иное мнение. К тому же, господин Стурдза, вы у нас не только премьер-министр, но и министр иностранных дел. Почему вы сами не попытались решить этот вопрос, не беспокоя при этом своего престарелого короля, которого вы самым наглым образом втянули в эту авантюру?

– Мы пытались, – опустил голову Стурдзу, – посылали парламентеров под белым флагом к русским, и на всякий случай даже к болгарам, но не дождались никакого ответа, за исключением предложения безоговорочной капитуляции. Румыния должна сдаться, упасть на колени, посыпать голову пеплом – и только тогда нас не будут убивать насмерть.

– Вот! – немного успокоившись, сказал король. – Запомните, господа: когда русский император Михаил делает вам какое-нибудь предложение, например, обменять одну провинцию на другую – вы должны немедленно соглашаться на его щедрое предложение. Соглашаться, а не вставить в позу и заявлять, что вы не согласны…

– Но мы и в самом деле не согласны с этим предложением! – гордо вскинув вверх бороду, сказал Ионел Братиану, молодое дарование национал-либералов, – оно очень унизительное и не соответствует нашим румынским интересам.

– Без вашего согласия вас родили, господин Братиану, без вашего согласия и похоронят, – хмыкнул король. – И к этому следует привыкнуть. Если вы ответите русскому императору гордым отказом, то он ничуть не огорчится, а просто возьмет силой то, что ему надо, а вас за ваше бестолковое упрямство вздернет на виселице за шею. И никаких переговоров он при этом вести не будет. Сдавайся на милость победителя или умри прямо сейчас.

– Но мы и в самом деле не согласны, – огладив пышные усы, сказал председатель румынского Сената Ион Лаговари, – у многих весьма уважаемых людей в Добрудже имеются поместья, и наверняка по результатам этого размена они лишатся своей собственности. И вообще, так не принято. Мы, конечно, с радостью готовы присоединить Трансильванию к территории Румынии, но при этом не видим никаких оснований к тому, чтобы отдавать Добруджу. Напротив, мы были бы совсем не прочь нарастить территорию Румынии за счет русской Бессарабии, где проживает родственный нам народ, а также южной Добруджи, которая по ужасному недоразумению тридцать лет назад отошла к Болгарии…

– Ну вот опять… – вздохнул румынский монарх. – После того как вы вывернули мне руки, я написал русскому императору письмо, объяснив свою позицию и ту обструкцию, которую устроила своему королю правящая в моей стране национал-либеральная камарилья. Написал я и своему родственничку кайзеру Вильгельму, попросив замолвить за меня слово перед своим суровым союзником. Я думаю, что русский царь меня понял и исключил из своих проскрипционных списков. Самое большее, что мне грозит – это почетная отставка с выездом в Германию. Неприятно, конечно, быть свергнутым после сорока лет вполне благополучного правления, но я это переживу. А вот всех вас теперь, хе-хе, ждут весьма неприятные приключения. Так что надевайте рубище, посыпайте головы пеплом и, отдав приказ румынской армии прекратить сопротивление, выходите навстречу русским победоносным войскам. Хотя на крайний случай сойдут и болгары. Адмирал Ларионов, являющийся опекуном молодого болгарского царя, с удовольствием поставит свою подпись на акте о безоговорочной капитуляции Румынии. И запомните: чистосердечное раскаяние способно искупить хотя бы часть вины. Ну да ладно, господа, не будем говорить о печальном…

– Но почему, почему, ваше величество? – простонал военный министр Алексадру Авереску. – Мы решительно не понимаем, зачем русский царь захотел отдать Болгарии всю Добруджу и для чего ему это понадобилось. Русский ультиматум и его решительное претворение в жизнь стали для нас полнейшей неожиданностью.

– Не понимают они… – проворчал король. – Добруджа в составе Болгарии нужна русскому царю Михаилу, чтобы проложить через ее территорию железнодорожную магистраль, которая напрямую соединила бы Российскую империю и ее балканских союзников Болгарию и Сербию. И ни одна пядь этой дороги не должна проходить по румынской земле. Вы знаете, как вас, господа, называют в Санкт-Петербурге? Нет? Там вас считают жадными вороватыми цыганами, которые способны стащить все, что не раскалено докрасна и не прибито гвоздями. Судя по тому, что творится в нашей армии, так и есть. А еще там знают о ваших вожделениях в сторону русской Бессарабии и желают раз и навсегда покончить с этим вопросом. Я не удивлюсь, если вместо урезания румынской территории русский царь царей попросту разделит Румынию напополам между Россией и Болгарией. У него для этого на руках сейчас имеются все необходимые карты. А теперь, господа, идите и не беспокойте больше старика. Все нужные советы я вам уже дал, а дальше уже решайте сами.

Едва министры и прочие приравненные к ним лица вышли, как растворилась малоприметная, прикрытая портьерами дверь, и в комнату вошла супруга наследника престола Мария Эдинбургская и Саксен-Кобург-Готская, по совместительству двоюродная сестра русского царя, мать четверых детей (пятый на подходе) и очень роскошная женщина тридцати трех лет от роду. Поскольку ее муж являлся ботаником во всех смыслах этого слова, в случае отставки старого короля именно королева Мария должна была стать фактической правительницей румынского королевства (ну или вассального княжества), если император Михаил решит понизить статус этого государственного образования.

– Вы были просто великолепны, дядюшка! – сказала Мария старику, – так им и надо, этим надутым боярам. Надеюсь, мой двоюродный братец будет к ним достаточно суров и загонит в такие сибирские Тьмутаракани, где даже птицы падают замертво от холода прямо на лету. А у нас с вами теперь другие заботы. После войны в Румынии следует установить прямое королевское правление без участия этих прожженных политиканов, умудрившихся втравить Румынию в войну против всех держав сразу…

– Вот уж нет, дорогая невестушка, – засмеялся король дребезжащим смешком, – оставьте уж вы старика в покое. Даже если твой двоюродный братец по итогам войны не будет требовать моего отречения, то я сам добровольно подам в отставку, дабы прожить несколько оставшихся мне лет в тишине и покое. А вы уж тут без меня как-нибудь сами разберетесь, что и как надо менять. А то взяли, понимаешь, моду – вертеть королем как собачьим хвостом…

7 июля 1908 года. Полдень. Германская империя, Потсдам, Дворец Цецилиенгоф, рабочий кабинет кайзера Германской империи.

Присутствуют:

Кайзер Вильгельм II;

Автор плана войны с Францией – генерал-полковник Альфред фон Шлиффен;

Начальник Генерального Штаба – генерал-полковник Гельмут Мольтке (младший);

Рейхсканцлер Германской империи – Бернгард фон Бюлов;

Статс-секретарь по иностранным делам – Вильгельм фон Шён.

Кайзер Вильгельм был сегодня особенно возбужден, ну прямо как мартовский кот: глаза выкачены, усы торчком, на морде как прожектор сияет торжествующая улыбка.

– Господа! – воскликнул он, входя в комнату для совещаний, – дело пошло. Румыния, которая вздумала возразить моему царственному брату, низвергнута в прах и капитулировала всего на третий день войны. Я, честно говоря, не верил, когда мне рассказывали о том, что возможны пяти- и шестидневные войны – и вот, вам пожалуйста, война, которая продлилась всего три дня.

– Кхе-кхе, Ваше Королевское Величество, – сказал Шлиффен, – то, что русские сделали с румынами, сложно назвать войной. Скорее, это походило на то, как строгий учитель отсыпает розог строптивому школяру. Вот в Галиции – это и в самом деле война, очень похожая на нашу войну с австрийцами сорок лет назад. Русские давят численно превосходящей и лучше организованной массой, а гонвед и части регулярной австро-венгерской армии с боями откатываются назад от границы. За первые три дня войны русским армиям удалось продвинуться на глубину от пятидесяти до ста километров…