Война
Шрифт:
— Хорошо. Да, приятель.
На мгновение эта тревога в свете Врега приумножилась.
Похоже, он хотел сказать что-то ещё, затем резко передумал.
— Так что мы скажем остальным? Тут нам тоже лучше подождать?
Джон послал ему ободрение, открывая свой свет.
— Нам нужно что-то им сказать, Врег, — произнёс он. — Нам нужно их предупредить. Ты же понимаешь это, верно? Если ты начнёшь рассказывать о себе, и я не сумею справиться с этим, и с остальным придётся повременить… они поймут.
Снова вздохнув, он пожал одним плечом, затем добавил:
— Если мы им не скажем,
Врег кивнул.
— Справедливо, да. Ты прав.
Джон деликатно отстранился от рук видящего.
— Так что мы им скажем, — произнёс он более решительно, чем ощущал себя.
Вздохнув, он поднял чистую рубашку со стола и натянул её через голову, чувствуя на себе взгляд видящего.
Врег лишь кивнул с бесстрастным лицом, но не пошевелился, наблюдая за Джоном с расстояния считанных футов, пока тот заканчивал снимать старую одежду и надевать новую.
Врег не отводил взгляда всё то время, что Джон переодевался, но наблюдал за ним с непроницаемым лицом. Даже когда Джон с гримасой стянул грязные носки и надел новые, а потом опять сунул ноги в армейские ботинки, покрытые коркой грязи.
Он почувствовал себя лучше. Он по-прежнему отчаянно нуждался в душе, но почувствовал себя лучше.
Врег начал снимать свою рубашку и расстёгивать ремень, чтобы переодеть брюки, только тогда, когда Джон уже стал убирать свою грязную одежду в тканевый мешок, оставленный консьержем. Джон до сих пор ощущал на себе взгляд видящего и его непроницаемый свет, овившийся вокруг Джона. Бывший Повстанец укрылся пологом, которого Джон прежде на нем не ощущал — он почти полностью окутал aleimi Врега, но при этом он держался за Джона почти так, будто от этого зависела его жизнь.
Джону пришла в голову мысль, что, может быть, так и есть.
Но об этом он тоже пока не мог думать.
Глава 30
Вечеринка в честь помолвки
Я добралась до бара позже, чем планировала.
Признаюсь, к тому времени я немного нервничала. Я знала, что Ревик меня искал.
Находясь внизу, я погрязала во всё новых и новых слоях деталей. Я просмотрела большую часть записей интервью Балидора с Дитрини, а также несколько интервью, которые проводили Деклан и Анале. Ничто из этого не было настолько уж полезным, хоть Тензи, Гаренд и Анале были рядом, чтобы выпытывать детали, но хотя бы я довольно хорошо уловила закономерности.
Я попыталась связаться с Тарси, чтобы получить её мнение по ситуации с моим светом, но не могла достучаться. Я так и не получила прямого ответа на вопрос, где она, но по словам её свиты у меня сложилось впечатление, что она опять погрузилась в то состояние глубоких Барьерных путешествий, как она делала в Гималаях.
В любом случае, я не смогу ничего у неё спросить, пока она не вернётся.
Я испытывала искушение сказать Гаренду, чтобы он увеличил Дитрини дозу галлюциногенов, а потом послать туда Анале, чтобы поговорила с ним, но я не хотела портить тот график, который установил Балидор.
Примерно в этот момент я ощутила очередной вопросительный сигнал от Ревика.
Вместо того чтобы пытаться объяснить, что я делала,
я ответила ему довольно резко и завершила разговор прежде, чем он успел что-то от меня почувствовать.Я не собиралась дистанционно вываливать на него свои тревоги о том, что Дитрини мог нахимичить с моим светом — и уж тем более делиться своими страхами, что это как-то соотносится с теорией Балидора о том, что Тень уже может быть в Нью-Йорке. Я знала, какова будет возможная реакция на то, что я вообще пошла поговорить с Дитрини.
Я знала, что вроде как дерьмово делать это у него за спиной, но если честно, это нетипичные обстоятельства. Теперь, когда я заметила собственную слепоту, мне нужен был ответ — немедленно. Я была не в настроении терпеть гиперопеку Ревика или его с Балидором паранойю из-за моих связей с Лао Ху. Я не могла позволить себе слепоту, не сейчас. Бл*дь, я просто не могла себе этого позволить.
Мне также надо было решить, что делать с Китаем.
Меньше всего я хотела заключать ещё одно «перемирие» с Вой Пай. С другой стороны, предельно ясно, что Тень обернулся против своих былых союзников в Лао Ху. Высоки шансы, что Дитрини уже много лет был кротом в рядах Вой Пай. Настоящий вопрос заключался не в том, работал ли он на две стороны, а в том, как долго он водил за нос своих коллег из Лао Ху.
Что ещё более важно, там чертовски много видящих, чтобы вот так просто позволить им умереть — и неважно, какую бы обиду я ни затаила на их лидера. Мне нужно как минимум обсудить с группой, не стоит ли нам послать ресурсы в Пекин.
Я также не собиралась дистанционно объяснять Ревику свои мотивы и противоречивые чувства в этом отношении.
Я понимала, что моё отсутствие беспокоит Ревика, и что я уже испытывала свою удачу в этом отношении. Я не могла ощутить деталей, но через связь, которую мы делили, до меня достаточно часто доносились отголоски, чтобы я понимала — в данный момент я, а не Джон, являюсь причиной его стресса.
В любом случае, я дошла до того момента, где я нуждалась в его точке зрения, так что мне не терпелось поговорить с ним.
Я всё равно отнюдь не предвкушала его реакцию, когда я выложу ему правду о походе к Дитрини.
Я начала искать его в лобби задолго до того, как прошла мимо стойки хостесс в Парк-Плейс-Саут и вошла в тёмный ресторан. Я начала искать его своим светом, проходя мимо аквариума в форме подковы, который указывал дорогу к главному бару.
Я довольно сильно отвлекалась, но всё же заметила, насколько темнее было в ресторане по сравнению с тем, что я помнила. Отчасти дело в аквариуме, который теперь заполнили форелью и другой пресноводной промысловой рыбой вместо красочных тропических рыбок, которые жили там прежде.
В целом бар сделался темнее, громче, а также сильнее переполнился дымом и людьми, чем я помнила. Музыка громко гремела из потолочных динамиков — какой-то современный микс с традиционной музыкой видящих, где звучали интенсивные ритмы в сочетании с пронзительными напевами, современными техно-битами, электронными инструментами и мелодичными вокальными партиями. Дым hiri придавал воздуху медовый аромат костра.
Большинство голосов, которые я слышала, говорили на прекси, хотя, минуя несколько круглых столиков на пути к бару, я также слышала английский, китайский и даже французский.