Война

— Ловко вы придумали, мастер Волк! Эдак мало кто пойдет смотреть — народец-то суеверный… Да и пять медяков на дороге не валяются!

Именно, Шутейник. Этой заметкой я сделал антирекламу. Мне не нужен большой поток людей. И средний не нужен. Мне надо, чтобы ручеек посетителей был очень невелик — именно тогда я и те, кто видел портрет работы Валтора, смогут распознать Хвата. Часть ротозеев я отсеял выездом будущего императора, еще часть — высокой ценой, суеверных — сообщением о черном глазе. А Хвата приманил тем, что, фактически, унизил его собрата, пообещав показывать его в клетке, как дикого зверя.

Перевернув газету, Шутейник долго и с большим интересом всматривался в рисунок обнаженной дамы, кокетливо отставившей на ложе пышный зад.

— «Неистовый Мачо», — прочел он псевдоним Валтора. — Эти вот изгибы ягодиц и соски… В такую газету и сморкаться просто-таки стыдно! Не говоря уже о другом ее применении. Даже заворачивать в нее что-то я бы не стал! Не-е-ет, не стал бы! Я вам так скажу, мастер Волк: он годно рисует женскую наготу!

Норатор казался вымершим: народ стремился к северным кварталам, туда, куда направился по моему приказу двойник. К дому Реннира Доловаца мы подъехали с тыла, спешились в сыром, пропахшем крысами и кошками дворе. В целом, мы не особо скрывались: дом был оцеплен Алыми вполне официально. С внешней стороны пара ребят из ремесленного квартала уже приклепала над вдохом большой кусок сверкающей латуни, на которой синей краской вывели: «ОТВРАТНЫЙ ЭЛЬФ ЗДЕСЬ! Вход — пять медяков!» Медяк составлял прокорм бедняцкой семьи на пару дней и я об этом прекрасно знал. Так что желающих взглянуть на пойманного «эльфа» с утра было немного: у входа в томительном ожидании выстроилось пять человек и один хогг. Еще была большая группа безденежных зевак, которые, рассредоточившись перед оцеплением Алых, просто пялились на третий этаж. Среди бездельников я разглядел рыжуху Эвлетт, она меня, впрочем, не узнала — я напялил шлем и немного поколдовал с гримом еще в Варлойне. В числе зевак были и другие шпионы моего гаера. Их задача — помогать Алым Крыльям опознать Хвата, или попытаться это сделать, а если он начнет убегать по улице — схватить (или попытаться это сделать).

Дом был оцеплен Алыми — всего на операцию я выделил восемьдесят человек. Часть сидела в комнатах всех этажей тише мышей, часть несла дежурство на лестнице. Тридцать человек — снаружи, явное кольцо оцепления. Еще три десятка — на соседних улицах, изображают прохожих — это кольцо не явное. Жильцов я выселил на время с полагающейся компенсацией. Дом и улица, таким образом, были превращены в одну большую крысоловку.

Я огляделся, нащупал в кармане свисток. Тревожно метались огоньки светильников. Роспись потолка изображала какую-то чешуйчатую длиннорылую тварь с удивленно выпученными гляделками. Видимо, художник-практикант рисовал бесплатно, для опыта, или просто был сумасшедшим. В полумраке прихожей всплыл голос Шутейника:

— А если…

— И думать забудь!

Алый с лязгом захлопнул заднюю дверь.

— Ну а теперь пойдем, братец, пойдем. Настало время сажать тебя за решетку.

— Это как же так? — Шутейник взглянул на меня в упор и, клянусь, зрачки его расплылись по всей радужке. Здесь, в полутьме, яснее ясного было — он не человек. — Меня… почти честного хогга… Превратить в распоследнего эльфа с отталкивающей репутацией! Ха-ха, жду не дождусь, даже руки трясутся.

Он брехал. Руки у него не тряслись. Он был собран и готов к бою.

Мы поднялись на третий этаж, в подготовленную, очищенную от мебели комнату с унылыми каменными стенами с осыпавшейся серой штукатуркой. Дальний ее, глухой, без окон конец перегораживала наскоро установленная бронзовая решетка, за которой не было мебели, только чернел на полу ворох прошлогодней соломы. У двери напротив друг друга восседали двое Алых. Рядом с клеткой у тусклого окошка находился гримировальный столик с зеркалом и песочными часами. Там уже были разложены принадлежности для превращения хогга в эльфа, включая косматый и грязный, обильно украшенный репейниками и разным приклеенным сором светлый парик с двумя приклеенными же муляжами острых эльфийский ушей. Шутейник быстро нанес грим, напялил хитро сделанные отрепья, надел парик. Гаер сноровисто занял место в клетке, на которую я навесил подпиленный замок — один рывок, и дужка оторвется.

Я распахнул окно, окинул взглядом улицу. Все-таки много народу, много…

— Ладушки-воробушки, мастер Волк! — крикнул Шутейник дурашливо. — У меня уже пальцы чешутся… Но чтоб кормили меня тут хорошо!

— Вот клянусь! Если Хват за три дня не явится — я тебя все-таки выпущу и еще денег отсыплю. Торбу, а то и две!

— А еще я вам дам по морде, сколько захочу! — Хогг двинул ладонью по прутьям решетки и потряс отбитой рукой. — За мои страдания!

— Я буду защищаться!

Желтые совиные глаза хогг скрыл под нависшими косматыми бровями.

— Начинаем, мастер Волк! А! Как в старые добрые времена!

Это он имел в виду, очевидно, наш недавний перформанс с получением мандата архканцлера.

Начали. Я спустился вниз, отпер двери. Первый клиент… Амара?

— Привет, Торнхелл!

Она вошла быстро, захлопнула дверь, одарила быстрым поцелуем. В полумраке глаза ее блестели. Всегдашняя мужская одежда сидит ладно, не особенно маскирует крутые бедра, и уж совсем не скрывает полную грудь. Вчера у нас была… бурная ночь. И кое-кто здорово оцарапал мне спину.

— Амара? Как ты меня узна…

— Торнхелл, тш-ш-ш… Женщина всегда узнает своего мужчину.

— Даже сквозь грим? Даже в маске?

— Да хоть мешок на себя напяль. Я покинула нашего двойника посреди нораторских улиц. Тебе нужна помощь. Поверь, я знаю. Я успела пересечься с брай. Вот, держи. — Она протянула мне нового ловца снов, и я без промедления повесил бусинку с криво намалеванным глазом на шею. — Твое предложение озвучено. Баклеры от брай, тех, что еще остались в Санкструме и находятся вблизи Норатора, соберутся, чтобы обговорить с тобой условия через неделю. Тш-ш-ш! Нам следует начать. Уже много времени!

Ловушка имени Шерлока Холмса — а именно так, через объявления он изредка ловил злодеев — гостеприимно распахнула двери…

Мы впускали через переднюю дверь, выпускали — через заднюю, таким образом, все, кто входил, оказывались под перекрестными взглядами моих людей. Если бы кто-то из посетителей оказался похож на Хвата, его бы приняли на заднем дворе и запихнули в карету — для дальнейших разбирательств.

Шутейник великолепно справлялся — сидел в углу, щерил зубы, отвратно ругался, плевал в посетителей, изредка орал непотребщину и бросался пучками соломы. То есть делал все так, как и полагалось умному профессиональному актеру, воплотившемуся в безумца. Зрители ахали, охали, одна дама попыталась упасть в обморок.

Я запускал по одному, настроившись на то, что мы проваландаемся до глубокой ночи и молясь, чтобы мы не тянули эту волынку всю неделю. Время тянулось медленно, нервы, сначала сжатые в тугой клубок, постепенно расслабились. Наконец я сообразил, что бегать вниз и сопровождать клиента наверх — верх глупости. Коробку для сбора денег перенесли в коридор и начали запускать потоком. Таким образом, один клиент входил в комнату, и несколько толпились в коридоре и на лестнице под бдительным надзором Алых.

Амара и я заводили клиента к Шутейнику, я переворачивал песочные часы (три минуты на просмотр, продлевать нельзя!) и с помощью хитро установленного зеркала рассматривал лицо клиента, обернувшись к нему спиной.

Я уже было начал терять веру в себя и в свои способности, когда явилась некая бабуленция. Она явно была привлекательной в свои молодые годы, тут я не стал бы отрицать, да что там, у нее даже сейчас седовласые волосы заплетены изящно, и походка, хоть и несколько сбивчивая, не лишена грациозности, видно, как вышагивает под ворохом платьев… И щечки гладенькие, прямо и не примешь сразу за старуху. И все-таки — согбенна, кашляет. И как только в этом мире она сумела так сохраниться… Если только она не была… Не была… Да, не была другой расы, черт возьми! За ней нетерпеливо переминался высокий, на полголовы выше меня, горбоносый костлявый тип в сером плаще. Дальше в очереди нетерпеливо подпрыгивал румяный колобок — явно купеческий сынуля, явившийся за острыми эмоциями. А на краю лестничного пролета стоял еще один несвежий тип, обросший зеленоватой, будто вынутой из топи бородой.