Воздаяние Судьбы
Шрифт:
Кентавры начали снижаться, кругами заходя к дубраве, мощно растущей на холме. Внизу протекала река и густо клубились прибрежные кусты — всё дышало силой и вожделением. Голова кружилась от быстрого полёта, а в глубине души всё тот же голос: не может быть, не может быть…
К Любови уже шла Наталья — красиво шла, сильно, свободно.
— На-ка, выпей. — сказала она, подавая чашу с вином. Помолодела она так, что в этой статной женщине невозможно было узнать дебелую биологичку с вечно ноющими интонациями в голосе — неудачницу по жизни.
— Я боюсь. — отчего-то струсила литераторша.
— Брось, Осипова! — расхохоталась
Она раскраснелась вся от волнения, большая грудь так и выпирала из тесноватого платья.
— Я знаю, чего я хочу. — сказала Наталья, и глаза её вдруг стали огромными. — я не вернусь обратно.
— Как не вернёшься? — испугалась Осипова. — А как же семья?
— А так и не вернусь. — со злостью пьяно ответила коллега. — Надоели все! Муж-пьяница пропойный, дети-лодыри, квартира эта — сто лет без ремонта и без денег! Свекровь-зараза! Работа эта поганая! Вероника эта занудная! Чего мне там терять?!
Она развернулась и пошла прочь, пышно колыхая тугим задом.
— Эх, молодость моя пропавшая! — буйно крикнула женщина и обняла за шею своего пятнистого кентавра, целуя его и называя разными ласковыми словами.
— Но как так можно — взять и не вернуться? — перепугалась Осипова.
— Отчего ж нельзя? — заметил зеленоглазый. — Сегодня можно до рассвету, но это будет безвозвратно.
— Но это же всего ведь на одну ночь? — допытывалась она. — Всего одна ночь в году, а остальное время вы будете корявыми лешими и кикиморами в болоте?
— Ну и что? Одна такая ночь стоит целой жизни.
На холме уже ждало угощение — самые разнообразные плоды, вино в высоких кувшинах с ручками, чаши. Вокруг этого усаживались женщины со своими избранниками — одни мужчины превращались обратно в людей, только лишь с конскими копытами, другие так и оставались кентаврами. Из дубовой рощи выходили новые участники пиршества — они встречались с прибывшими, радовались, целовались, братались через чашу. Все в дубовых, берёзовых и других венках — это были жители деревьев, дриады, и лесные жеребцы — сатиры. Снова полилось рекой вино, снова запелись песни, а сверху светила огромная луна, словно приобщаясь к дикому веселью.
Осипова ела и пила со всеми, смеялась, танцевала, веселилась, но в глубине души всё так же зудел боязливый голосок: как так можно — взять всё и бросить? страшно…
Зеленоглазый ничего не говорил — пил со всеми, хрустел яблоками, словно конь, и улыбался. Потом вся компания с шумом унеслась к реке, оглашая криками окрестности, и Люба тоже с ними.
Вода была прохладна и нежна, а воздух, словно чудное вино из первых лоз. Глубокой, тёмной зеленью томились берега, сиял песок речной, просвечивая, словно россыпь самоцветов сквозь прозрачность глубины. Играла рыба, одурело квакали лягушки, пел невидимка-соловей. Ветер приносил потоки яблоневых лепестков, и те, как крупный жемчуг, приставали к телу. Венок из дубовых листьев издавал пьянящий, терпкий аромат, а чаша не опустевала.
Любовь, любовь, ты сон, обман, ты вечный призрак, летящий по ветру и вечно ускользающий из рук. Зовёшь и манишь, обещаешь и растворяешься, едва оставив слабый аромат в душе… Ты огонёк в ночи, ты блуждающий обман, ты сладость и горечь, ты туман над зеркалом воды, ты отражение далёких звёзд, ты пряный запах увядания, ты вечность и ты миг.
— Останься со
мной, Люба. — просил Зеленоглазый.— Я не могу. — виновато ответила она. — У меня семья, работа.
— А отчего Наталья остаётся?
— Она сошла с ума.
"Сойти бы мне с ума.." — подумалось тоскливо.
С востока наступала светлой полосой заря — занималось утро. Бледнело небо, угасали звёзды и сивые туманные клубы неумолимо восходили от реки, затягивая пеленой песчаную косу, пышные ивовые кущи, камыш прибрежный, травное раздолье. Вода притихла и лишь сонным языком лизала берег.
"Последнее безумство, последний поцелуй, последний взгляд в зелёные глаза…"
Она повернулась, чтобы на прощанье обнять его… и оказалась в кабинете директрисы, за столом с чайником и пустыми стаканами. Напротив храпели мужики — физрук Евгений, завхоз Сан Саныч, в венках из зелёного плюща. Свесив голову на грудь, кивал во сне Вадим Иванович.
Справа и слева стулья пустовали — ни Наталья, ни Стэлла не вернулись.
Любовь Богдановна сидела за столом, опершись на руки, и смотрела в пустоту, а на щеке её прилип завядший яблоневый белый лепесток.
Глава 24. Изольда Белокурая
В первый момент завуч Кренделькова не поверила своим глазам, а в следующий миг рассердилась и спросила:
— Вавила, опять твои проделки?!
Она оказалась вне кабинета директора и вообще где-то далеко от дома — в лесу, сидя на большом сером валуне. Перед её глазами простиралась панорама — широкий речной берег, а далее блестящая под лунным светом чёрная река. Самой луны видно не было — она пряталась за низко висящими ветвями старых громадных деревьев. Мимо валуна шла утоптанная тропинка и утекала в тёмный лесной проём, за которым лишь угадывалась такая же дикая среда. А на тёплом валуне сидел, уставясь на завуча большими круглыми глазами здоровенный чёрный кот с белой манишкой и белыми чулками на всех лапах. Этого кота она помнила хорошо, как и всю его братию — это был Вавила. И оттого она рассердилась, что эта колдовская банда снова навела в их школе свои безобразия, а теперь вдобавок утащила и саму Изольду в свои владения.
— Ну что ты, Изольда! — удивлённо ответил кот. — Я тебя не ждал. Это чья-то шутка.
— Вы же обещали с ведьмой, что больше не вернётесь! — продолжала завуч во гневе. — А у нас такой бардак по вашей милости весь год!
— Право, не знаю, о чём ты. — обронил кот и почесался задней лапой, как вполне нормальный, совсем не колдовской кот.
— Тогда зачем я здесь?
— Не в этом дело. — отвечал Вавила. — Вопрос в том, что делать с тобой дальше. Не думаешь же ты, что я буду всю ночь — такую ночь! — сидеть здесь с тобой на камне и препираться по поводу бардака в твоей убогой школе!
— Н-да? — иронически произнесла Изольда. — Какие же планы я тебе порушила, ухажёр несчастный?
— Ну, хватит! — рассердился кот, отчего шерсть на его спине встала дыбом. — Не хочешь — убирайся! Вон дорога!
И он махнул лапой вправо — в сторону тропы, выходящей из-за большого остроконечного валуна.
— Сегодня ночь преображений, а я тут с тобой теряю время! Не думаешь ли ты, что вся вселенная вращается вокруг твоих забот?! Ну, пошутил кто-то — попала ты ко мне, так всё же не случайно!