Воздух Друмира

Старшина стал оправдываться: - ну так только о клане и думал, это ж сколько золота для нужд клана, золотишко дорожает, ну мы и подумали, что оно то ну точно не помешает.

– Подумали они, трудоголики гномские. Да ты до кирки дорвался и гори оно все ясным огнем.

– Все - часть золота продать и возместить казну, и смотри , чтоб продал по самой выгодной цене, хотя что я гному то о выгоде говорю. Свободны.

Мы развернулись и строевым направились к дверям.

В спину донеслось: - Север, зайди к особисту, в твоем деле появились подвижки.

Выйдя и закрыв за собой дверь, старшина прислонился к стене.

– Уфф, вроде не кричал, а до сих пор ноги подгибаются.

– Строг он у вас..

– А то, как начинает песочить, так батя с ремнем вспоминается, а ремень то офицерский, тяжелый,- гном непроизвольно потер пятую точку.

– Побегу я, а то с тобой я все дела подзапустил.

– Ага, со мной, а сам то - аж искры из глаз летели и пар из ноздрей, прям конь боевой. Сам оторвался по полной, а меня крайним делаешь.

– А ты прям мальчик нецелованный, в сторонке стоял? Цветочки рассматривал? А кто стишки рассказывал во все горло, типа - руби еще? То то.

– Это не стишки - это от угнетенных рабочих масс, - реп называется, ну или как то похоже.

– не реп, а рэп, и не угнетенных, а самое что от бездельников, делать им неча, вот и прыгают и рэп свой рассказывают. По мне так лучше гномских военных маршей ничего не придумали.

Мы попрепирались еще немного, а потом разбежались по своим делам.

Сан Саныч поскакал по каким то своим старшинским делам, а я направился к особисту.

Поскребся в дверь.

– заходи, Север.

Блин, ходячий рентген, и как он узнал, что это я?

– Сообщили, что ты направляешься ко мне.

Блин, он еще и мысли читает.

– Да успокойся, не читаю я мысли, у тебя все налице написано. у вас, гномов, мимика хорошая, улыбнулся молчи-молчи.

Как же, притвора, не читает он, а у самого улыбка добрая, добрая.

Стало как то неуютно.

– Да ладно тебе, проходи, присаживайся.

Я плюхнулся в кресло. Кресло подо мной жалобно и протестующе застонало. Не рассчитано видать под наши гномьи седалища.

– Значит так, пока ты тут показывал чудеса производительности труда, к тебе опять приходили. Твоя жена , следуя инструкциям, дверь не открыла. Они подолбились, но у тебя дверь железная, так что ни с чем и ушли.

Наши их срисовали, довели до машины и пробили их и их авто. И вот что, интересная вещь какая, сами то они ничего не стоят, так мелочь, ну привод там за мелкую хулиганку, ничего более, шпана шпаной. А вот машинка то - интересная. Принадлежит совладельцу одного мелкого банка. Банчок тот мутноват - средства не привлекает, кредиты не дает, с населением не работает. Со стороны закона чист аки хрусталь. Но вот заковыка, он входит в консолидацию банков, а общее правление находится за океаном. Интересно, да?

Я аж взвыл: - шахта маленькая, мы с Сан Санычем почти впритык работали, можно сказать, задницами толкались, кому такое интересно.

– Ты выход видел? У нас все кладовые и подсобки самородками забиты. Если сейчас это золото выбросить в продажу, вся денежная система в кластере рухнет. К тому ж старшина доложил, что попадается мифрил. Ты посмотри, сколько заработал в этой ну очень маленькой шахте.

Я залез в интерфейс и слово 'обалдел' стало очень слабым синонимом моего состояния.

– Рот закрой и слушай дальше, - для тех кто собирается сюда уйти, да еще с прицелом в вечность - это манна небесная. за такое убьют не задумываясь.

– Да какая вечность, какой уход сюда, это же - ИГРА!

Особист внимательно посмотрел на меня: - а ты что, про срыв ничего не знаешь?

– Какой срыв, что ты мне мозги пудришь?

Особист помолчал и начал рассказывать про эффект срыва, про то как безнадеги сюда уходят и живут здесь полной жизнью, про мир этот. Многое рассказал.

– Но мы ушли с главной темы. Вряд ли просто так от тебя и твоей семьи отстанут. Ну семью то мы спрячем, оформим на другие документы, а по их документам, похожая женщина с детьми выедет за границу, а там попетляв по странам исчезнет. Вот только с тобой...

– А что со мной?

– Парализованного просто так не спрячешь, да и капсула у тебя казенная, тоже поводок. Тебе один выход - сюда.

– А жена, дети, как они?

– А как они сейчас, отец и муж лежит бревном, гадит под себя и жрет по трубочкам внутривенно. Постоянное напоминание о том, что близкий человек медленно умирает, а они не могут ничем помочь. Ты подумал какая это пытка для близких тебе людей. Да, денег ты заработал, им на всю жизнь, если не шиковать, хватит, да только видел ли ты глаза жены, когда она считает, что ты ее не видишь?

Наши с ней говорили, а у самих сердце щемило, даже от денег за охрану отказались, но мы настояли на оплате. Ты пойми, для твоей жены и детей лучше знать, что ты жив, пусть далеко, но жив и здоров... Да и почему далеко? Купит твоя капсулу, и будете с ней здесь встречаться.

– Жестоко ты со мной.

– А что ты думал, сопельки тебе утирать, жалеть тебя калеку? Ты сейчас на себя посмотри - здоровый, красивый, ну для гномов конечно.

Я встал: - я подумаю.

– Думай, только быстрей. Всю жизнь вокруг тебя крутиться никто не будет - сам за себя постоять сможешь, если сюда уйдешь.

– Хорошо, сегодня же с женой посоветуюсь, - я встал и вышел от особиста.

Я стоял и думал. Как, как это возможно? Да, я чувствую себя живым, дышу, ощущаю запахи.

Но ведь это игра! Или уже не игра? Живой, и в тоже время не смогу видеть в реале детей, жену.

Но ведь сказали что они могут сюда приходить! А там... ничего впереди, обуза, кандалы на семье.

Ведь я уже подумывал о самоубийстве, а тут... жизнь предлагают... но как же жена...

И я вышел в реал с намерением поставить наконец точку в этом предложении моей жизни, написанном судьбой.

Когда я очнулся в этой жизни, в комнате было тихо. Я посигналил тревожкой. Сразу прибежала жена и вопросительно глянула на меня.

Я набрал на клавиатуре: позвони профессору, попроси, если сможет, приехать.

Жена позвонила, и буквально через два часа в комнату зашел Звенигородский.

Я набрал: проф, лечится моя болезнь? Только честно.

– Нет, - прямо ответил проф.

– Сколько мне осталось?

– Года два, если повезет.

– Мои знают?