Воздушные рабочие войны
Шрифт:
— Товарищ полковник государственной безопасности в бункере, — неодобрительно от такой фамильярности отозвался технарь, — у коменданта базы сеанс связи с Москвой.
Ага, значит, Волков уже докладывает Сталину, что они прибыли.
— Пойдем, Лен, — он дружески приобнял Ленку за плечи, — повидаетесь, успеете. Сама понимаешь, там ждать не будут. Волкова кивнула, с благодарностью посмотрев на парня блестящими влагой в темноте глазами. Прошли те времена, когда Лена от таких объятий могла и взбрыкнуть. И даже стоящий неподалеку Литвинов уже не стрелял грозно глазами на Стаина. Между ними давно все было решено,
— Здравствуйте, товарищ подполковник, — с улыбкой поздоровался он, — с новым званием Вас.
— И тебя товарищ лейтенант госбезопасности, — улыбнулся в ответ Сашка. — Ты опять за встречающего?
— Мое дежурство, — развел руками Кикин, — пойдемте, покажу вам, ваши апартаменты.
— Раньше ты таких слов не знал, — усмехнулся Сашка.
— Раньше я был простой сержант госбезопасности. А теперь командир роты внутренней охраны, — важно поднял палец вверх Кикин. — Тут с нашими учеными и не такого нахватешься.
— Не связывайся с ними, — серьезно кивнул Сашка, — они хорошему не научат, — и не сдержавшись расхохотался.
— И не говорите, товарищ подполковник госбезопасности, — смеясь согласился Кикин, — вы надолго к нам? Мне на довольствие вас ставить, — пояснил он свое любопытство.
— Не знаю, не от меня зависит. Сутки точно пробудем, — днем Ганин должен был связаться с партизанами, действующими в районе Минска и договориться, когда они смогут принять вертолеты с диверсионной группой.
— Ну, вот и пришли, — сообщил лейтенант, когда они свернули в один из коридоров, — комнаты сами выбирайте, тут почти все свободные, там дальше, — он махнул рукой вглубь коридора ваши бойцы. Майор с ними остался, сказал с бойцам будет.
— Товарищ подполковник, я к своим, — тут же отозвался Тихонов.
— Давай, Леша. Как разместитесь, доложи, — махнул рукой Сашка.
— Обязательно, — и Тихонов тут же рванул в указанном лейтенантом направлении.
Едва разместились с Никифоровым в комнате, и скинули комбинезоны, оставшись в галифе и нательных рубахах, как из коридора раздался заполошный визг. Сашка с Петром тут же выскочили наружу и увидели, как Ленка висит на шее у отца, заполошно болтая разутыми ногами, на одной из которых развевается размотавшаяся портянка:
— Папка! Папочка! Как же я соскучилась! — причитала девушка, а полковник красный от смущения растерянно поглядывал на улыбающихся девушек и парней и прижимал дочь к груди, поглаживая дрожащей ладонью ее по голове.
— Сержант Волкова, почему не по уставу одеты?! — нашел выход из ситуации Владимир Викторович.
— Виновата, товарищ полковник госбезопасности! — радостно согласилась Ленка, отцепляясь от отцовской груди, — Зануда, ты папка! — она показала ему язык и скрылась у себя в комнате, крикнув на ходу: — Я сейчас!
А Волков уже повернулся к Сашке.
— Ну, привет, Александр, — он, прищурившись, оглядел парня, — скоро меня в званиях догонишь, — с ревностью констатировал полковник.
— Здравствуйте, Владимир Викторович, — Сашка пожал протянутую ему руку, — звания не самое главное. К нему бы еще знания и опыт.
— Это дело наживное, да и в порядке у тебя все с этим, — усмехнулся Волков, — повоевать уже успели? — он кивнул на комнату дочери.
— Успели, —
согласился Сашка.— Эх, не хотел я, чтоб она в армию шла. Упрямая девка, все по-своему сделает! Так это вы в радиоэфире воевали?
— Мы, наверное. Если Вы про Ленинград.
— Про него. Я еще подумал, что без тебя не обошлось там, но своим ушам не поверил, решил, что глупости это, рано вам еще было.
— Нас не спрашивали, — пожал плечами Сашка, — да и ничего особенного там не было.
— За ничего особенного лично Сталин Знамя не вручает, — покачал головой Волков.
— Так получилось.
— А у тебя всегда так получается, — усмехнулся полковник, — теперь вон командир корпуса, орденоносец, герой. От девушек отбоя нет, пади?
— Скажете тоже, Владимир Викторович! — возмутился Сашка, поглядывая на Настю, которая после Тамбова, будто чувствуя что-то, все расспрашивала парня с подозрением, чем он там занимался. А тут еще и Волков подлил воды.
— Ну-ну, — покивал головой полковник, — дочь-то отпустишь, с отцом поговорить?
— Отпущу, конечно, — удивленно уставился на Волкова Сашка. Будто он мог отказать им в такой просьбе!
— Тогда пойдем, сержант Волкова, — Владимир Викторович сграбастал рукой себе под мышку, показавшуюся при полном параде из комнаты Ленку, которая только и успела радостно пискнуть. И они ушли, о чем-то тихонько переговариваясь и не замечая ничего вокруг. А Сашка махнул рукой своим:
— Всем отдыхать. Неизвестно когда вылетать придется. Ловите момент. А сам, зайдя в комнату, надел гимнастерку, затянулся ремнем и бросил Никифорову: — Петь, ты тут за старшего побудь. Будет Ганин спрашивать, скажи, через час буду. А Волков знает, где меня искать.
— К своим пойдешь? — понимающе кивнул Никифоров.
— Сашка, ничего не отвечая, вышел из комнаты. Почему-то навалилась такая тоска, что хотелось выть и никого не видеть и не слышать. Ковчег давил горькой памятью, погружая душу в беспросветное и темное, с которым не было ни малейшего желания бороться.
[i] Наум Исаакович Эйтингон (6 декабря 1899, Шклов, Могилёвская губерния — 3 мая 1981, Москва) — советский разведчик, генерал-майор государственной безопасности.
Организатор политических убийств, один из разработчиков операции по ликвидации Льва Троцкого. Организатор партизанского движения в тылу врага во время Великой Отечественной войны, с 1945 года был заместителем начальника отдела «С» НКВД (позже НКГБ) СССР, отвечавшим за сбор и обобщение разведданных по созданию советского ядерного оружия.
XIV
И снова ночь и снова внизу проплывает темнота леса. Вот промелькнула и исчезла под брюхом блестящая лента Березины. Сашка покосился на Настю. Девушка, закусив нижнюю губу, напряженно смотрела на экран радара. Немцам над лесом, да еще и ночью взяться неоткуда, но чем черт не шутит. Ее лицо в зеленоватом свете приборов выглядело неестественно бледным и безумно, просто фантастически красивым. Стаину до кома в горле захотелось обнять Настю и впиться в такие манящие родные, любимые губы. Он едва заметно улыбнулся. Вот удивится Ганин, маячивший за спиной и вглядывающийся в непроглядную тьму внизу, когда летчики ни с того ни сего начнут целоваться. А ведь так хочется!