Вожак младшей стаи

На бурление жизни здесь можно смотреть часами. На взлёты и посадки, следующие одна за другой, на суету тягачей, тянущих тележки с грузами, на неспешность техников, выполняющих свои таинственные ритуалы под капотами или за крышками лючков.

— Восьмой — на пятую, — проходит сообщение по громкой связи. С тех пор, как в авиации перешли с двигателей внутреннего сгорания на бесколлекторники, аэродромы избавились от обычного для них рёва и грохота. А восьмой — это кот в полосатом жилете, несущийся со всех лап к выезду с пятой стоянки.

Жалко отсюда уходить, но желудок уведомляет о необходимости перекусить. Ноги разворачивают тело в сторону города и несут в сторону кафе дяди Фомы. С той стороны прямо от Сити на окружную дорогу выруливает автобус. «Нифонтовка — Плавневый Куст — Верхняя Эолка», — начертано на его борту крупными буквами. Точно! Дорогу же вымостили и пустили по ней рейсовый транспорт. На остановке у своротки в салон вошёл целый прайд мегакотов, и машина покатила дальше в сторону Клыков.

Глава 33 Коты и приматы

В кафе сейчас не слишком людно. Зато за столиком сидят старые знакомые — Панас — одноклассник из Плёткино и Миха, с которым учился в Ремнёво. Повинуясь приглашающему жесту устроился рядом с ними и, обменявшись приветствиями, заказал себе завтрак — это всего один жест из кивалуса в сторону румяного хлопца Федота, стоящего за стойкой.

— Не, ну скажи ему, Нах-Нах! У нас в Ремнёво прикладную математику делают круче, чем та, которую слизывают со старых земных образцов, — горячится Миха.

— А я не вижу разницы, — Панас показывает на две лежащие на столе мобилки: старенькую, ещё довоенную, и новую — раза в полтора крупнее — местного производства.

— То-то и оно, что внешне разницы нет, зато программа занимает почти вдвое меньше памяти. Между прочим, мы её полгода вылизывали, пока избавились ото всех глюков. А теперь работаем над автоматом по выращиванию монокристаллов сложной формы из блэдиа.

— А это ещё зачем? — Панас недоуменно поднял брови.

— Химические реакторы из них делают. Это когда внутри агрессивная среда при высокой температуре и давлении. Собственно, с корпусными частями проблем немного, а вот с трубками, фланцами и вентилями дело продвигается медленно. Сложные формы при маленьких размерах. А уж как конфигурировать поля — чистая головоломка.

— Так Батон всё-таки наладил подготовку программистов? — словно проснулся Федька.

— Конечно, — кивнул Миха. — Так называемый двенадцатый класс — прикладные математики. Человек по десять готовит каждый год.

— А этот блэдиа — что за такой за материал?

— С виду — вроде как драгоценный камень. Исключительно редкий. Собственно, его таковым и считали. Но Ярн научился эти кристаллы выращивать. Потом дело дошло и до придания изделиям из них нужных форм ещё на этапе формирования, потому что обработке они поддаются очень плохо. Но блэдиа — не одна рецептура, а целый класс материалов с упорядоченными межмолекулярными связями. Главное их достоинство — специфические оптические свойства. На их применении и основаны наши успехи в области создания лазеров.

Сейчас начинаем работы ещё с одним классом сплавов. Делла их нарекла по-сказочному — мифрилами. В детстве хотела сделать себе настоящий эльфийский меч, ну и наткнулась в процессе свободного поиска на весьма интересный принцип формирования сплавов с заранее заданными свойствами. То есть она их не сплавляет, а тоже выращивает. Потом применила их в своих аккумуляторах. Сейчас в лабораториях работают над способом придания им односторонней проводимости, пытаются совладать с магнитной проницаемостью… в том смысле, чтобы управлять ею в процессе работы. И, заодно, обуздать токи Фуко.

— Погоди, Миха! — взмолился Панас. — Я же не академик, чтобы всё это оценить. Так, в силу общей эрудиции допираю до некоторых моментов. Это у вас, программистов, задачи на любой вкус, а у меня картопля да морква, да прополка с подкормкой. Да ещё мегакоты тусуются по соседству, собираются в свой театр.

— Какой театр? — не понял Федька.

— В котловинке, что между нами и Шевченками, сходятся кучей и устраивают всякое сказительство с представлением в лицах. А я всё это пишу и потом делаю художественный перевод на русский.

— Постой! Ну-ка скажи толком, что это за такое за сказительство?

— Ну не знаю… барды, менестрели, скальды или калики перехожие. Трубадурство у них, короче, развито со страшной силой. В общем, поскольку письменности у хвостатых не было, то культура сложилась устная. Вернее — подмигивательно-пантомимическая. И разносят её коты старшего поколения, переходя из прайда в прайд. А неподалеку от Ново-Плесецка им нужно собираться большой толпой, потому что их тут живёт много. Вот и вся недолга.

И, знаете, есть в этих преданиях немало такого, что сохранилось издавна. Скажем, история катастрофы в Высоцке отмечена не менее, чем в двух повествованиях. Да, «Про Кусаку Безухого» и «Как Лямзик остался без хвоста».

«Страна искателей, страна учёных! — мелькнула у Федьки неожиданная мысль. — А у меня Нинка рожает…»

— Слушай, а хомо в эту котловину приходят? — поинтересовался он.

— С соседних ферм частенько ребятня заглядывает. И из города приходит несколько взрослых. Кстати! Последняя новинка как раз про Ремнёво была. О том, как дерево «Бригадир» спорило с наставником Батоном о… — Панас на секунду задумался, потом «полистал» свою мобилку, видимо справляясь с какой-то записью. — … дизассемблеризации для перехода на алгоритмический способ представления кода, — произнёс он торжественно.

— Случайно не Хром рассказывал? — встрепенулся Миха.

— Мой переводчик перевёл его имя, как «Припадающий», — отозвался Панас. — Но, да, прихрамывал этот кот.

— Так я его знаю, этого Припадающего. Наши парни его как раз Хромом и нарекли. Приходил в школу. Месяца два дрых на лекциях — мы как раз с трансляторами разбирались. Ещё Хлястик с ним был. Но Хлястик, вообще-то, голова. Только усидчивости ему не хватило. А этому усидчивость нафиг не нужна — он вообще лежал, словно тюфяк.