Вождь

Через несколько минут женщина достигла большого иллюминатора в холле, неподалеку от столовой. Когда-то она смотрела в этот иллюминатор, охваченная неприятным предчувствием, а потом сзади появился гладиатор Палендия, и еще позже на этом месте капитан предлагал проводить ее до каюты.

В окно она разглядела четыре туннеля, ведущие на корабли варваров. На «Аларию» были направлены мощные прожектора. В пространстве плыли обломки, куски обшивки, мусор. Она увидела разнесенные выстрелами спасательные капсулы. Некоторые из них взрывами унесло в космос, как безжизненные астероиды. Несомненно, варвары были наготове, выслеживая такие аппараты и безжалостно уничтожая их ракетами. Должно быть, большинство пассажиров бежали с «Аларии» в капсулах в первые же часы после атаки. Интересно, подумала она, многим ли удалось бежать — там ведь была такая давка. Она вспомнила толпу у дверей секции девятнадцать. Она не знала, как пользоваться капсулами, да и боялась оказаться в таком утлом суденышке в обширном море космоса, в заточении стальных стен, вдали от постоянных трасс и хорошо изученных планет.

Вероятно, не стоит идти прямо в столовую, решила она. Может быть, враги специально подкарауливают там пассажиров?

Она решила проникнуть туда через верхний балкон большого зала — там имелся проход на балкон столовой. Оттуда можно было осмотреть столовую сверху и убедиться, есть ли там кто-нибудь.

В этот момент в коридоре позади нее раздался женский смех. Она в страхе огляделась, ища укрытия, но холл был совершенно пуст.

Голоса уже слышались совсем близко, и тут она нырнула за выступ рамы иллюминатора. Несомненно, стоило варварам быть повнимательнее — и ее обнаружили бы в два счета, но, как решила судебный исполнитель, поскольку о ее присутствии не знают, то не будут и искать.

— Иди же! — повелительно крикнула женщина.

— Да, госпожа, — испуганно ответила другая.

— Очень тяжело, госпожа, — жалобно произнесла третья.

— Живее! — прикрикнула первая. В ее голосе слышались властные и раздраженные нотки.

— Да, госпожа, — два голоса дрожали от напряжения.

Судебный исполнитель услышала звон цепей и прижалась к выступу рамы.

Мимо нее прошли две женщины, которые тащили шелковую простыню, наполненную всевозможными вещами — несомненно, это была добыча из пассажирских кают. Женщины едва справлялись со своей ношей. На их щиколотках судебный исполнитель с ужасом заметила кандалы и цепи. Но еще сильнее поразил ее вид двух других женщин, которые, по-видимому, присматривали за первыми — это было заметно по их властным манерам и хлыстам в руках. Смех этой пары она и слышала только что. Обе надзирательницы показались ей самыми великолепными женщинами, которых она когда-либо видела. Обе были одеты в очень короткие и сильно открытые туники. На их руках и шеях блестели драгоценности — вероятно, захваченные у пассажирок. На запястье одной из надзирательниц сверкал алмазный браслет, за который можно было купить целый город. На шее другой судебный исполнитель внезапно разглядела собственное ожерелье — то самое, которое она надевала к ужину у капитана. Но под ожерельем, бусами и прочими беспорядочно навешанными украшениями она заметила ошейники, плотно охватывающие горло и запирающиеся сзади. На ошейнике у каждой из надзирательниц висел кружок с названием варварского корабля, к которому были приписаны женщины, и номер секции, которую они должны были обслуживать и убирать. Обе женщины были красивы и держались очень свободно. Их внешность контрастировала с внешностью несчастных, замученных пленниц, за которыми они присматривали и к которым относились с величайшим презрением. Одна из надзирательниц держала в руке ножку жареного цыпленка.

— Пожалуйста, госпожа, позвольте нам отдохнуть хоть немного! — умоляла одна из носильщиц. Вполне возможно, что драгоценности, некогда принадлежавшие ей, сейчас лежали в мешке вместе с прочим добром, заставляя женщину и ее спутницу выбиваться из сил. Возможно, она даже видела свои вещи.

— Ну ладно, — сказала одна из увешанных драгоценностями женщин. Это была корабельная рабыня — варвары не могли обойтись без рабынь даже на военных кораблях.

Женщины в цепях благодарно опустили ношу на пол. Судебный исполнитель в страхе плотно вжалась спиной в стену.

— На колени! — приказала одна из надзирательниц. — Руки на бедра, чтобы мы видели их.

Пленницы немедленно повиновались.

— Держите колени вместе, — сказала другая надзирательница. — Вы не перед мужчинами.

Пленницы вздрогнули, вновь вызвав бурное веселье своих надзирательниц. Одна из них обгладывала ножку цыпленка, с удовольствием жуя мясо.

— Госпожа, а разве нас не будут кормить? — робко спросила одна из пленниц.

— Не смей смотреть на нас! — прикрикнула надзирательница. — Опусти голову!

— Да, госпожа, — ответила рабыня, поспешно опуская голову.

— Вы еще не закончили работу, — объяснила надзирательница.

— Да, госпожа.

Внезапно другая со смехом щелкнула хлыстом. Обе пленницы жалобно вскрикнули.

— Встать! Берите ношу!

— Но госпожа… — запротестовала одна из пленниц, ибо им удалось отдохнуть не более минуты.

Обе тут же закричали под ударами хлыста.

— Прошу вас, не надо, госпожа!

— От рабынь требуется немедленное послушание, — заявила надзирательница.

— Да, госпожа, — с плачем ответили рабыни, поспешно вставая и подбирая концы простыни.

— Ну, живее, твари! — коротко прикрикнула надзирательница.

Пленницы поволокли свою тяжкую ношу. Надзирательница, насытившись, отшвырнула кость и вытерла руки о бедра. Судебный исполнитель услышала, как вновь просвистел хлыст.

— Быстрее, твари!

— Да, да, госпожа…

Когда женщины скрылись в коридоре, судебный исполнитель выползла из своего убежища и схватила обглоданную кость, с наслаждением срывая с нее остатки мяса. Она дочиста обсосала и кость, и свои пальцы, на которых оставалось немного жира. Но это только раздразнило ее голод. В отчаянии она опустилась на колени рядом с иллюминатором, вспоминая, от скольких блюд в своей жизни она отказалась, отсылая их на кухню и хлестко распекая поваров. Теперь она была бы рада даже возможности есть из миски, сидя на полу, за стулом хозяина. В ее горле першило. Никогда еще она не была такой голодной, никогда так сильно не хотела пить.

Остались ли на корабле свободные пассажиры и члены экипажа? Она не знала. Смогут ли имперские крейсера отбить корабль? Это казалось маловероятным. Она вспомнила равнодушные и уверенные лица надзирательниц, нагло вышагивающих по коридору вслед за пленницами, несущими столько добычи, сколько едва те могли поднять.

Она еще раз представила себе двух женщин с хлыстами — холеных, ухоженных и самых чувственных из тех, кого она видела. Несомненно, они следили за собой, сидели на диете, делали физические упражнения. Все это позволялось рабыням и животным.

Что же ей делать? Она боялась сдаваться. Она даже не знала, позволят ли ей сделать это — ее просто могут расстрелять при первом появлении, размазать парой выстрелов по стене коридора.

Может быть, стоит сдаться корабельным рабыням? Но она боялась жестокости и презрения, с которыми бы они встретили ее.

Она представила себя обнаженной, в цепях. Она помнила, что надзирательницы любят пускать в дело свои хлысты.

Но разве мужчины не защитят ее, если она объяснит, что желает угодить им, как бы только они ни пожелали — буквально любым способом? Может, они сочтут ее тело аппетитным, а лицо красивым, не говоря уже о чувственности и женственности, предрасположенности к любви и услужению?

Но имела ли она право даже думать об этом — она, судебный исполнитель? Такие мысли могли прийти в голову только рабыне. Неужели в глубине души она всегда была рабыней?

Она снова вспомнила, что, видимо, в живых оставляли не всех пленников — такой вывод она сделала по замечанию одного из варваров, услышанному через дверь каюты. Сочтут ли они ее подходящей для услужения или продажи на невольничьем рынке? Она не знала и боялась. Но ей страшно хотелось есть и пить. Она была перепугана.

Внезапно она вскрикнула, ибо за стеклом иллюминатора в космосе неспешно проплывало на спине изуродованное тело капитана корабля.

Она побежала от этого открытого места к аварийному трапу и достигла тяжелой двери с окном, закрытым армированным стеклом — отсюда она могла подняться на балкон большого зала, а потом выйти в столовую.

Некоторое время она стояла в узком коридоре, забившись в угол, как зверь в свою нору. Вдруг неподалеку послышались шаги, и она в мгновение ока оказалась перед дверью, ведущей на балкон.

Она боялась открыть ее, но шаги слышались уже совсем рядом. Она слегка приоткрыла дверь и вползла по ковру на балкон, спрятавшись между креслами. Шаги затихли вдалеке. На ковре под креслом она нашла кусочек конфеты и с жадностью запихала его в рот. Больше ничего не было. Снизу послышались голоса. Она подползла к краю балкона, чтобы взглянуть вниз, на сцену. На сцене и в самом зале шло нечто вроде заседания штаба или координационного совета. Здесь стояло несколько столов с приборами, люди всматривались в мониторы. За столом в центре сцены, склонившись на картой, окруженный людьми, сидел Ортог, принц Дризриакский. Как изменился он — не изможденный, уставший узник, а энергичный, властный, умный, безжалостный и страшный военачальник. При виде его судебный исполнитель задрожала, еще сильнее почувствовав себя женщиной. Мужчины приходили и уходили, принося доклады и получая приказы. Слева, в нескольких футах от сцены, лежали трупы двух мужчин. У них не было ног — видимо, их отрубили, а тела оттащили в сторону, оставив истекать кровью. На трупах виднелись следы пыток. Судебный исполнитель узнала двух помощников капитана. На полу справа, крепко скованные по рукам и ногам, стояли на коленях три обнаженные блондинки. Как только на них взглядывал кто-нибудь из варваров, они в ужасе отшатывались. Судебный исполнитель поняла, что эти женщины уже научились бояться.