Вожделенная награда

Никос чувствовал, как в груди разгорается огонь от того, как идеально совпадали изгибы их губ, как она постанывала, словно не в силах противостоять ему. Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Одной рукой он схватил ее за волосы, заставляя откинуть голову, другой провел по шее к совершенной груди. Он скользнул пальцами по коже над кромкой платья, сжал ее груди сквозь тонкую ткань, изучая их форму, потирая большими пальцами твердые соски, пока она не застонала.

Ему было мало этого. Он потянул подол ее платья вверх, чувствуя шелковистую кожу бедер и влажный жар между ними. Он закинул одну ее длинную ногу себе на бедро, чтобы она почувствовала его возбуждение сквозь брюки и тонкий шелк ее трусиков. Она застонала и отчаянно качнула бедрами. Ее голова запрокинулась, глаза были закрыты, словно ее сжигал такой же огонь, какой бушевал в нем. Он снова впился поцелуем в ее губы, двигая бедрами, сводя их обоих с ума. Его язык танцевал по ее шее, ладонь скользнула ей между ног, и она вскрикнула. Было ли это его имя? Не все ли равно.

Она была Барбери, враг, и он брал ее только из мести. Он не знал, чего ей надо от него, но точно знал, что сделает ее своей.

Никос отодвинул ее трусики в сторону и скользнул пальцами во влажный жар. Она всхлипнула, и он закружил пальцами вокруг входа, дразня ее, пока она не начала двигаться в такт его движениям. Он с трудом подавил желание швырнуть ее на пол и войти в нее так глубоко, чтобы забыть собственное имя.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Ее глаза распахнулись, огромные, карие, полные дикой страсти. Все ее тело напряглось, она закусила губу, чтобы не закричать. Ее щеки пылали, и он ощутил колоссальное удовлетворение и желание.

— Кончи для меня, — хрипло прошептал он, покрывая поцелуями ее лицо, — немедленно.

«Это ошибка!» — в отчаянии подумала Тристанна, но было поздно. Ее тело, доведенное до предела его ловкими пальцами, словно взорвалось по его команде. Чтобы прийти в себя, ей понадобилось несколько долгих мгновений. Он смотрел на нее темными глазами хищника, и она не знала, что ей делать, что она могла сделать теперь, когда его рука все еще прижималась к ее промежности, а его губы влажно блестели от поцелуев.

Он поднял бровь, и она содрогнулась. Ему было мало, конечно, ему было мало. Как она допустила это? Почему не попыталась предотвратить это, даже наоборот — поощрила его? Она не понимала, как ему удалось настолько завладеть ситуацией, и не была уверена, что когда-нибудь сможет понять. И в то же время часть ее отчаянно желала отбросить все предосторожности и без остатка отдаться ему.

— Что мы… — Она не смогла сдержать дрожь: слишком противоречивые чувства переполняли его, а чуть насмешливый взгляд все равно пронизывал ее насквозь. — Я не собиралась…

Ее руки упирались в его грудь, и она сжала кулаки, словно… Что? Словно хотела оттолкнуть его? После того, как с таким жаром отдала ему в руки свое тело? Что с ней такое? Ее тело было как чужое, полное ощущений, которых она не понимала; она едва не плакала, а он по-прежнему стоял слишком близко, чуть усмехаясь.

Никос наконец отпустил ее ногу. Вспыхнув, она заметила, что ее платье все еще задрано на талию, и поспешно одернула его.

— Возможно, я не так тебя понял. — Его голос был бархатным, но в глазах была сталь. Не отступая ни на шаг, он заправил прядь ее волос за ухо, и она задохнулась. — Мне показалось, ты хотела стать моей любовницей. Ты ведь сама так сказала. Разве ты не знаешь, что подразумевает положение любовницы?

— Знаю, — огрызнулась она.

— А мне кажется, не знаешь. — Он приподнял уголок губ. — Или твой опыт в подобных вещах отличается от моего. Я предпочитаю, чтобы мои партнеры…

— Я немного обескуражена скоростью, с которой вы согласились вступить в отношения со мной, — резко перебила она. — Не знаю, как это делается там, откуда вы родом, мистер Катракис…

— Никос, — мягко сказал он. — Я знаю, каковы твои губы на вкус. «Мистер Катракис» звучит нелепо в подобных обстоятельствах.

— …но мне бы хотелось чуть больше… — Она замолчала.

А чего еще она ожидала? Это было… деловое предложение. Весь ее опыт был почерпнут из романов — не слишком хорошее подспорье в сложившихся условиях.

— Цветов и конфет? — договорил он. — Лицемерия и фальши? Я думаю, ты не совсем понимаешь, что здесь происходит. Я устанавливаю правила, не ты. — Он чуть наклонил голову, не отпуская ее взгляда. — Скажи мне, Тристанна, любовницей скольких мужчин ты была за свою головокружительную карьеру?

— Что? — Ее охватил ужас, хотя от звука ее имени в его устах по телу прошла дрожь. — Ни одного!

Не надо было этого говорить.

— Что ж, понятно. — В его глазах блеснуло удовлетворение. — Почему же мне так повезло? Что толкнуло наследницу состояния Барбери в мою постель? Я не понимаю.

Тристанне вдруг стало холодно, может быть, от его тона, может быть, от того, как он смотрел на нее. «Помни, почему ты делаешь это, — сказала она себе, — помни, как высоки ставки».

— Тяжелые времена, — ответила она, небрежно пожав плечами.

Она отошла от него, заметив, что он не стал удерживать ее. Она не сказала, что ее брат вот-вот потеряет все, что он ненавидит Никоса и считает его своим главным врагом. Почему-то ей казалось, что так будет лучше.

— А ты, как тебе самому прекрасно известно, один из самых желанных мужчин, — выговорила она чуть погодя, и по сути это была правда.

— Не думаю, что ты имеешь хоть какое-то представление, что значит быть чьей-то любовницей, — сказал он у нее за спиной; его голос был мягок, но под этой мягкостью таилось что-то еще.

Тристанна не смогла посмотреть на него. Она не понимала, что это за вихрь эмоций, почему ее глаза вот-вот наполнятся слезами, но она скорее упадет замертво, чем покажет их. Все, что она знала точно, — она не могла поднять на него взгляд.

— Я схватываю на лету, — пробормотала девушка, просто чтобы что-то сказать.

Он издал какой-то звук, похожий на смешок.

— Тристанна, повернись ко мне.

Ей очень не хотелось делать это. Кто знает, что он прочтет по ее лицу? Но речь сейчас шла не о ней, а о том, чтобы защитить ее мать. Если бы она не сбежала в Ванкувер, когда отец отказался платить за ее обучение, если бы не оставила мать на милость Питера и Густава… Однако она всегда была сильнее матери, и ей представился шанс доказать это.

Она обернулась. Он выглядел так же опасно, как десять лет назад, и смотрел на нее так, словно знал о ней что-то, чего она сама не знала. Она подняла подбородок. Она справится.

— Утром яхта отплывает к острову Кефалония, моему дому. — В его бархатном голосе звучала грубоватая ласка, а глаза задорно блеснули. — Если ты хочешь быть моей любовницей, ты будешь на борту.

Глава 4

Никос сидел за маленьким столиком на одной из палуб. На нем лежали газеты на трех языках и стояла чашка крепкого кофе. Золотой солнечный свет омывал его точеное лицо. На нем были бежевые брюки и светлая рубашка, рельефно облегавшая мускулы; он был бос.