Возлюбленная колдуна

Она высунула язык изо рта, ловя и пробуя снег на вкус. Коннор шумно вдохнул воздух.

Густые черные ресницы опустились — он посмотрел на ее губы. Лаура знала, о чем он думает. Он хотел поцеловать ее. И он поцелует ее, если его не остановить. Она должна остановить его, думала Лаура, глядя, как его губы приближаются к ней. О Боже, да, она должна остановить его!

— Лаура! — прошептал он, прикасаясь к ней губами. — Моя прекрасная Лаура!

Его дыхание согревало ее окоченевшую щеку. Он целовал ее, медленно прижимаясь своими губами к ее губам. «Нужно остановить его! Нельзя позволять ему такие вольности!» Но когда Лаура попыталась оттолкнуть его, ее пальцы ухватились за его широкие плечи, пытаясь крепче прижиматься к нему.

Он был как лето, пришедшее в мир вечной зимы. Он был как все улыбки, какие она видела в жизни, смех, который она когда-либо слышала, все надежды и все мечты. И она хотела его тепла, его улыбки, его смеха.

Вдруг из его груди вырвалось рычание. Кончик его язычка проник в щель между ее губами. Лаура вспомнила восхитительный вкус его языка, проникающего ей в рот и сражающегося с ее языком. Она знала, что хочет снова почувствовать это, и сильнее, гораздо сильнее, чем прежде.

Она раскрыла рот, уступая натиску его скользкого языка. У него был вкус корицы, кофе и тех пряностей, которые всегда заставят ее вспоминать о Конноре, только о Конноре.

Руками она обхватила его за шею, чтобы быть ближе к нему. Но как бы крепко она ни прижималась к нему, этого было недостаточно, явно недостаточно. Их разделяла плотная одежда.

В ее мозгу вспыхнули видения из запретного сна. Каждая клеточка тела хранила воспоминания о том, как его Кожа скользила по ее коже, как его плоть прикасается к ней, стремясь к таинственному месту, спрятанному глубоко внутри нее.

Она извивалась под ним, пытаясь подобраться ближе к его телу. Неожиданно она почувствовала, как он застыл, услышала болезненный стон. Затем Коннор поднялся, освобождая ее.

Он смотрел на нее, выдыхая на ее губы теплые облачка пара. Лаура устремила взгляд в невероятную синеву его глаз, желая его поцелуя и недоумевая, почему он остановился.

Он проглотил комок в горле.

— Ты простудишься, если будешь лежать.

«Слишком поздно», — подумала Лаура, когда реальность ледяной водой проникла ей в жилы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть неотразимой красоты его лица. Нужно прекратить эти глупости! Нельзя путать сны с реальностью. Господи, помоги ей, она должна уберечь себя от гибельного увлечения этим викингом.

Лаура чувствовала, как Коннор отстраняется от нее. Ей с трудом удалось удержаться от того, чтобы потянуться к нему. Если она не справится со своими причудливыми фантазиями… Лаура содрогнулась, подумав о последствиях. Однако она не знала толком, была ли это дрожь страха или дрожь предчувствий.

Она встала, не замечая его руки, которую Коннор протянул, чтобы помочь ей.

— Ты должен прекратить это.

— Что именно?

— Такое неприличное поведение, — объяснила она, стряхивая снег с пальто. — Джентльмен никогда не застанет леди врасплох, как ты.

Он взял ее рукой за подбородок и заставил взглянуть на него. На его губах и в его глазах играла теплая, нежная улыбка, говорившая обо всем, что Лаура желала и боялась услышать.

— А что, я сейчас застал тебя врасплох?

— Да! — Она оттолкнула его руку. — Как еще это назвать?

— Мне казалось, что я просто-напросто поцеловал тебя.

— Это и называется застать врасплох. —Лаура вдохнула полную грудь холодного воздуха. — Джентльмен никогда не позволит себе поцеловать леди с таким… с таким пылом.

Он засмеялся, и в его глазах зажегся озорной огонек.

— Пожалуйста, покажи мне, как джентльмен должен целовать леди.

— Он не станет ее целовать!

— Никогда?

— Только если они помолвлены. — Лаура откинула с глаз сломанное страусовое перо. — И то только в щеку.

Коннор нахмурился.

— Ты уверена?

— Конечно, уверена.

Уголки его губ поднялись вверх.

— Даже если леди захочет, чтобы ее поцеловали?

Лаура со свистом выпустила воздух между зубами.

— Если ты на мгновение подумал, что я жду от тебя поцелуя, то ты очень сильно ошибался!

— Может быть, кто-то другой только что обнимал меня руками за шею?

Лаура повернулась и зашагала к дому. Она не позволит этому человеку унижать себя и дальше!

— Подожди! — Коннор схватил ее за руку и заставил остановиться.

Лаура застыла под его прикосновением.

— Будь любезен, убери руку!

— Ты злишься на меня? — спросил он, не отпуская ее. — Или злишься на себя, потому что тебе нравилось целовать меня?

— Мне не нравилось целовать тебя!

— А я думаю, что нравилось, — он схватил ее за плечи и не выпускал, когда она попыталась вырваться. — Я думаю, что впервые в жизни ты не справилась со своими чувствами, и это испугало тебя до полусмерти.

Она закрыла глаза.

— Может быть, хватит?

— Лаура, разве ты не понимаешь? Ты не можешь запирать свои чувства внутри себя.

— Женщина высокого происхождения не станет выставлять свои чувства напоказ, как прачка.

— В вашем веке женщина высокого происхождения должна хоронить все свои чувства в мрачной могиле в глубине себя — так что ли?

Она смотрела на него, пытаясь сохранить достоинство и не замечать сломанного пера, лезущего в глаза.

— Человек высокого происхождения, разумеется, не станет выставлять все свои чувства напоказ.

— И, видно, ему не подобает злиться?

— Конечно, злоба— это низменное чувство.

— А смеяться от души тоже неприлично? «Твой смех никогда не должен становиться вульгарным, —звенели в ее ушах слова матери. — Он всегда должен быть сдержанным».

—И уж наверняка чудовищное неприличие — чувствовать что-либо, отдаленно напоминающее желание.

Лаура вздернула подбородок, и черное перо запрыгало перед ее глазами.

— Ты становишься очень вульгарным.

— Неужели? — Коннор еще крепче схватил ее и привлек к себе. — И это тоже вульгарно? — спросил он, перед тем, как прижаться к ней губами.

Этот поцелуй был совсем не похож на два других, уже полученных ей от Коннора. Он поцеловал ее с грубой страстью, которая вырвалась из него и поразила ее, как молния. Он прижимался к ней губами, как будто хотел впитать ее в себя, съесть, поглотить.