Возлюбленный Луи

Людовик наблюдал действия человека, который пусть и не носил титул премьер-министра Франции, но все же исполнял его обязанности, и радовался, что управление делами в надежных руках. Король мог с чистой совестью посвящать все свободное время, которого у него благодаря Флери было много, охоте и азартным играм.

Простой народ под жарким августовским солнцем ждал снаружи известий из королевской спальни. Мысль о том, что скоро он станет отцом, заставляла Людовика ликовать, но новизна ощущений вызывала смятение.

Он забыл свою досаду на королеву. Бедная Мария, ее сбила с пути интриганка де Пре. Ему не стоит винить жену: ведь она приехала ко двору наивной, ничего не подозревающей о существовании таких женщин. Дорогая Мария! Скоро она даст ему и Франции наследника.

Мария лежала на кровати, и, хотя ее мучили родовые боли, она была безумно счастлива. Вот-вот она докажет, что способна исполнить свой долг перед королем и Францией. Людовик стал относиться к ней по-другому. Он с большим удовольствием говорил о ребенке, который вот-вот должен появиться.

Король называл ребенка «он».

«Пусть мой ребенок будет дофином», – молила Мария.

Она знала, что ее отец, и мать, и все, кто любит ее, сейчас думают о ней. Мария верила, что если она родит дофина, то к ней вернется та радость, которую она испытала, приехав во Францию.

– Дофина, – шептала она, пока женщины утирали пот с ее лба. – Дай мне дофина.

Весь Париж праздновал. В воздух взлетали фейерверки; в храмах возносили благодарственные молитвы. Из церквей люди устремлялись в «Комеди Франсез» и в оперу, так как по такому случаю актеры давали традиционные бесплатные представления.

Парижане готовы были веселиться по любому поводу; но если бы ребенок был дофином, то их веселье вообще было бы беспредельным.

– Ну ладно, – говорили философски настроенные жители, – они еще очень молоды. У них впереди куча времени. По крайней мере, королева доказала, что она не бесплодна.

Народ толпился вокруг королевского дворца и звал своего короля. Когда Людовик вышел на балкон, у него на руках было два младенца, и толпа заревела.

Две девочки! Это почти так же хорошо, как и один дофин. Ничего, со временем появится и дофин.

– Да здравствует король! – кричала толпа. – Да здравствуют близняшки!

Крик подхватил весь Париж. Людовик, прохаживаясь по залу с двумя младенцами на руках, улыбнулся своей жене.

– Думаю, – сказал он ей, – что народ доволен появлением мадам Луизы-Елизаветы и мадам Анны-Генриетты. Ты слышишь рев толпы, Мария? Они хотят еще раз взглянуть на мадам Первую и мадам Вторую.

– Ты… доволен? – тревожно спросила Мария.

Людовик осторожно положил одну девочку на руки Марии, а вторую нежно потрепал за щечку.

– Эти маленькие создания, – сказал он, – я не променяю ни на кого… даже на дофина.

Кроме того, – король любовно посмотрел на жену и улыбнулся, – следующий будет дофином.

Мария в изнеможении закрыла глаза и уснула, спокойная и счастливая. Ей снилось, что она рядом с любящим мужем, в окружении детей.

Герцог де Бурбон всячески старался вернуть расположение двора. Его наказали очень жестоко. Жить в провинции без мадам де Пре было невыносимо. Но на этом пытки не кончались. Ему запретили охотиться, а герцог не представлял себе жизни без охоты.

Оставленный всеми Бурбон готов был на унижения, лишь бы вернуть себе хоть часть королевских милостей. Флери и Людовик именно этого и добивались: им было приятно видеть падение некогда высокомерного герцога.

Бурбон умолял придворных использовать свое влияние, чтобы король отменил запрет на охоту. А наедине с самим собой в Шантильи он проклинал судьбу и строил планы, как вернуть прошлое благоденствие.

В конце концов он добился своего через женитьбу на Шарлотте Гессе-Рейнфелс. Этот брак был нужен королю и Флери. Герцога де Бурбона призвали вернуться ко двору.

У мадам де Пре оказалось больше достоинства, чем у ее любовника.

В своем дворце в Нормандии она собрала остряков, писателей и тех придворных, которых она смогла перетянуть из Версаля. Мадам де Пре создавала салон, чтобы ее уважали и даже побаивались при дворе.

Презирая слабость своего любовника и понимая, что он ее предал, мадам завела себе нового любовника – молодого и чрезвычайно обаятельного господина из провинции. Мадам де Пре выглядела веселой и бодрой духом, однако все ее мысли крутились вокруг королевского двора. Она очень хотела бы снова стать первой дамой при дворе. Она не уставала организовывать приемы и писала письма своему другу, повесе герцогу де Ришелье, который в это время находился в посольстве в Вене.

Стараясь привлечь к себе внимание, мадам де Пре строила из себя прорицательницу и предсказывала собственную смерть. Но ей никто не поверил, потому что мадам была необычайно красива, полна жизни и ей было всего-навсего двадцать семь лет.

– Тем не менее, конец мой близок, – заявляла она. – Я чувствую это, я знаю.

Мадам де Пре продолжала свою веселую жизнь, писала стихи и письма и давала прием за приемом, один шикарнее другого. Любовник был от нее без ума.

Незадолго до предсказанного дня собственной смерти мадам де Пре стала замечать скептические взгляды своих друзей и решила дать самый грандиозный прием из всех, что она когда-либо давала. Она читала гостям свои самые последние стихи и говорила, что этот банкет прощальный.

Ее любовник умолял ее не шутить с такими серьезными вещами, но в ответ она сняла с пальца кольцо с бриллиантом и отдала ему.

– Оно стоит целое состояние, – сказала мадам де Пре. – Это тебе в память обо мне. У меня есть для тебя и другие подарки, друг мой. Драгоценности, картины, статуи. Они не понадобятся мне там, куда я отправляюсь.

Гости шутили над ней.

– Хватит уже говорить о смерти, – говорили они. – Вы еще дадите немало таких грандиозных приемов.

Ее любовник попытался вернуть ей кольцо, но мадам де Пре не приняла его. Двумя днями позже она передала ему еще целую коллекцию редких вещиц.

– Теперь, – сказала она, – я хочу, чтобы ты ушел. Хочу побыть одна.

Он всегда слушался ее, послушался и в этот раз. Она улыбнулась ему, и он попрощался:

– До свидания, моя дорогая!

А мадам де Пре сказала:

– Прощайте.

На следующий день, который она объявила своим последним днем на земле, мадам закрылась в комнате и пустилась в воспоминания. Она думала о той славе, которая была у нее когда-то. Теперь ее уже никогда не вернуть.