Возлюбленный враг

— Я не смог найти настоящей ванны, но это вполне сойдет. Ну-ка, встань. Джинни отхлебнула еще глоток бренди, прежде чем повиноваться.

— Ощущение замечательное, — сказала она.

— Да, только больше тебе нельзя пить, пока не поешь, — сказал он, забирая у нее фляжку и начиная раздевать со спокойной отстраненностью. — Вставай в таз. — Она подчинилась беспрекословно и замерла, слегка покачиваясь, пока Алекс обтирал ее прохладной водой из кувшина. — Нет, ты определенно похудела, — сказал он, проводя губкой по ребрам, приподнимая ее грудь ладонью свободной руки.

— Я сама могу это сделать, — пробормотала Джинни, хотя в ее состоянии полного изнеможения ощущение того, что тебе не нужно командовать, было просто замечательным.

— Ты слишком устала, чтобы сделать это как следует, — спокойно ответил Алекс, проводя губкой между ее бедер. — Три дня ты не снимала одежды и не выходила из комнаты. Ты крайне нуждаешься в мыле и воде.

Джинни слабо засмеялась, но не стала возражать. Ее глаза вновь и вновь обращались к матрацу, который, казалось, становился все притягательнее с каждым взглядом. Раздался стук в дверь, и Алекс, накинув ей на плечи полотенце, направился туда. Она услышала, как Пейшенс сказала что-то неуверенным голосом, и Алекс ответил более мягко, чем разговаривал с ней раньше. Он вернулся в комнату, неся в руках дымящуюся миску и кусок ржаного хлеба.

— Я слишком устала, Алекс, — запротестовала Джинни, зная, что еда для нее.

— Тебе нужно немного поесть, — ответил он. — Завтра мы должны будем выступить. Поход будет очень тяжелым, и ты должна быстро восстановить силы.

Он покрошил хлеб в наваристый бульон и терпеливо подбадривал ее с каждой ложкой, перемежая еду глотками бренди. Наконец он позволил ей лечь, и матрац оказался как раз таким мягким и пышным, как она и мечтала. Она утонула в нем и заснула еще до того, как Алекс укрыл ее покрывалом.

Он тихонько вышел из комнаты, хотя вряд ли Джинни разбудило бы даже землетрясение, и направился на галерею, где остальные ужинали.

— Вы ужинали, кузен Алекс? — осторожно спросила Пейшенс. До этого никто не оказывал ему знаков внимания, не говоря уже о дружеском отношении, за исключением Джоан.

— Еще нет, Пейшенс, — ответил он с теплой улыбкой, преобразившей его обычно непроницаемое лицо солдата. — Я хочу сначала переговорить с Джоан, потом поужинаю с моими офицерами. — Джонатан Маршалл фыркнул при этих словах. — К полудню завтрашнего дня мы уедем отсюда, Джонатан, — бесстрастно произнес Алекс. — Больше вы меня не увидите, могу вас заверить.

— А госпожа Кортни? — требовательно спросила тетя Марта. — Ты оставишь ее помогать Джоан?

— И не подумаю! — воскликнул Алекс. — Не ее дело взваливать на себя заботы Грэнтемов. Это вы должны поддержать Джоан, и у вас это выйдет получше, если вы не будете столько времени жаловаться! — С этими словами он прошел в комнатку, где оставались его маленький племянник с матерью.

— Алекс, тебе не следовало говорить это Марте. У нее ведь воспаление суставов, и она почти все время мучается. Джинни сказала, что приготовит для нее компрессы.

— Джинни спит, и я постараюсь, чтобы так и было вплоть до нашего завтрашнего отъезда, — заявил Алекс решительно. — Она почему-то считает своим долгом помогать страждущим, где бы их ни встретила, и я, похоже, никак не могу отучить ее от этого.

Джоан слегка улыбнулась.

— Ты не приподнимешь маленького Джо? Я хочу дать ему еще этого настоя. Уверена, что именно он спас его. Джинни давала его ему каждые два часа.

Алекс сел на матрац и приподнял худенькое тельце, шепотом успокаивая малыша, когда Джо захныкал.

— Ты справишься одна, Джоан? — прямо спросил Алекс.

— Теперь да. Если бы ты не приехал, не знаю, что произошло бы. Джо умер бы, я уверена, а я… — Она пожала плечами. — Я была на грани… не имея больше ни сил, ни надежды. Сейчас я снова окрепла, и мы проживем, пусть не в полном довольстве, но без особых лишений. — Она помолчала какое-то мгновение. — Я только надеюсь, что, когда твои братья узнают о твоей помощи, они не осудят меня слишком жестоко за то, что я приняла ее.

— Они не всегда были лишены здравого смысла.

— Да, — согласилась Джоан, — но их враждебность выходит за рамки разумного. Я молюсь, чтобы вы не встретились друг с другом, иначе пролившаяся кровь ляжет темным пятном на герб семьи Грэнтемов.

— Если это будет зависеть от меня, то братской крови не прольется, — тихо сказал Алекс, и Джоан почувствовала огромное облегчение, хотя и не знала отчего. Может, оттого, что Алекс распоряжался не только своей судьбой; его власть распространялась значительно дальше, так что и доверить ему можно было гораздо больше.

— А Джинни? — Эта мысль естественно вытекала из предыдущей. — Ее будущее с тобой?

— Я бы хотел этого, — ответил он. — Но будущее — всего лишь химера, моя дорогая Джоан. Когда эта война наконец закончится, если мы еще будем живы и я останусь целым и невредимым, а не каким-то обрубком войны, тогда и посмотрим.

Глава 17

— Джинни, мы должны ехать немедленно! — Алекс мерял шагами галерею, звеня шпорами, держа руку на эфесе шпаги и пытаясь обуздать растущее нетерпение.

— Еще минутку, — ответила Джинни через плечо. — Не могли бы вы немного пошевелить запястьем, мадам? Знаю, что это больно, но хочу проверить движение сустава. — Тетя Марта, тяжело вздыхая и пыхтя, повиновалась и издала жалобный стон.

— Я приготовлю компресс, чтобы уменьшить воспаление. — Джинни выпрямилась. — Пейшенс, если вы пройдете со мной на кухню, я покажу, как это делается, чтобы вы сумели приготовить свежий настой, когда я уеду.

Алекс тихо выругался и вышел из галереи, направившись во внешний двор, где под сгущающимися тучами собрались офицеры полка.

— Мы вынуждены подождать, — отрывисто произнес он сквозь сжатые зубы, — пока госпожа Кортни не приготовит тете Марте лекарство от артрита. — Офицеры благоразумно молчали, стараясь сохранить непроницаемое выражение на лицах. Алекс взглянул на небо. — Скоро начнется настоящий потоп, — пробормотал он. Спустя пять минут он рявкнул: — Дикон, приведи ее!

Ясно, что это приказ: терпение генерала иссякло. Дикон бегом бросился в дом.

— Джинни? — крикнул он в холле. Ответом было только эхо, и он взлетел вверх по сломанной лестнице, остановился, услышал голоса и без всяких церемоний ворвался в галерею. — Прошу… прошу прощения, — с трудом выговорил он при виде негодующих лиц. — Но Джинни, ты должна сейчас же идти. Генерал вот-вот взорвется.