Возмездие в рассрочку

— Никто не приходил? — спросил он.

— Нет, дорогой, никто, — удивленно ответила Энни.

— Ты уверена?

— Конечно, дорогой. Кто сюда придет? Только молочник да другие торговцы. Мистеру Брауну еще рано, срок выплаты страховки только на будущей неделе.

— Тогда хорошо, — сказал мистер Мабл и стал разворачивать принесенный с собой сверток. Дети с интересом подняли было взгляд от учебников, но быстро сникли. В свертке была всего-навсего бутылка виски. Мабл, однако, смотрел на нее с вожделением.

— Не хочешь чаю, дорогой? — спросила Энни.

Мистер Мабл смотрел на бутылку и напряженно о чем-то думал. Смотрел и думал…

— Ладно, — буркнул он наконец.

Он сел к столу и принялся за еду. А миссис Мабл радостно приступила к своим обязанностям хозяйки: налила ему чаю, добавила кипятка из стоящего на плите чайника — словом, всячески старалась, чтобы мужу было приятно и удобно. Но тот, едва начав есть, вдруг вскочил и торопливо вышел из комнаты. Энни, обиженная и недоумевающая, прислушивалась, как он ходит туда-сюда в гостиной — второй раз за нынешний день, да и, пожалуй, за много месяцев. Потом она, почти механически, пошла следом за ним. И увидела, что он, стоя в полутьме, смотрит в окно, в сад, где капает тихий дождь. Услышав ее шаги за спиной, он сердито обернулся:

— Что ты ходишь за мной?

— Просто так, дорогой. Ты хочешь чего-нибудь, дорогой?

— Ничего, дорогая. А ты хочешь чего-нибудь, дорогая? — передразнил он ее. — Я, например, хочу такую жену, у которой в голове есть хоть немного мозгов. Вот и все.

И, не попросив прощения, пробежал мимо жены обратно в столовую. Энни, вернувшись, нашла его за столом. Оттолкнув от себя тарелку с заботливо приготовленным ужином, он с тоской смотрел на бутылку виски, которая, словно какое-то домашнее божество, красовалась на середине стола. Он просто глаз не мог от нее оторвать. Когда Энни вошла, он не взглянул на нее и ничего не сказал. На несколько минут в столовой воцарилась тишина, ее нарушал только скрип пера Винни. Иногда дети о чем-то шептались друг с другом. Энни раздумывала, не пора ли забрать со стола поднос и приняться за мытье посуды. Что-то удерживало ее от этого… Тем временем взгляд Мабла соскользнул с тарелки и уперся в скатерть. Видимо, у него нашлась новая тема для размышлений. Вдруг он беспокойно заерзал в кресле, потом поднял глаза на жену.

— А что, миссис… как ее? — не приходила сегодня? — спросил он. — Знаешь, кого я имею в виду… Прачку.

— Нет, дорогой, не приходила. Она бывает каждый второй понедельник. Так что придет через несколько дней.

— В общем, больше пускай совсем не приходит. Я думаю, ты постираешь сама… если не хватит на прачечную.

— На прачечную, конечно, не хватит. Сейчас они берут очень дорого.

— Значит, сама стирай.

— Я не хочу. Почему я должна стирать, Уилл? Это же ужасно тяжелая работа!

— От тяжелой работы еще никто не умирал. Я не желаю, чтобы чужая женщина околачивалась в доме, развешивала белье во дворе. Вот и все.

— Но…

— Хватит! Делай, что я говорю, и не спорь! — И мистер Мабл вновь устремил тоскливый взгляд на бутылку.

Бедняжка Энни готова была заплакать. Такой хороший день — и вот, Уилл все испортил… Чтобы остальные не слышали, как она всхлипывает, Энни схватила поднос и пошла на кухню.

А Мабл все не мог оторвать глаз от бутылки. Он понимал: если сейчас же не выпьет, то… Один Бог знает, что будет. Хотя в течение дня он уже опрокинул три-четыре стаканчика… Или пять-шесть?.. Но сейчас он чувствовал огромную, неимоверную усталость. И тяжесть в голове. Точь-в-точь как вчера, в это самое время… Нет, он не хочет вспоминать о вчерашнем!.. Вот только руки… и тело… до сих пор ломит от лопаты… А какой ливень был ночью! Как только он не простудился?.. Чистое шотландское виски… Этикетка на бутылке совсем простая, но напиток в ней — замечательный. Господи, до чего же замечательный!.. Жажда стала вдруг такой острой, такой невыносимой, что он вскочил с кресла, кинулся к буфету и достал из ящика штопор. Потом быстро, ловко вытащил пробку… ни одна крошка не упала вовнутрь. Нашел стакан и поставил его рядом с бутылкой. Содовой со вчерашнего вечера не осталось. А, не очень-то она и нужна… Вообще ничего не нужно!.. Кроме того облегчения, которое даст желтая жидкость. Мабл любовно поглаживал бутылку, стоящую на столе… Внезапно он заметил устремленные на него глаза. Дети, радуясь возможности ненадолго отвлечься от постылых уроков, следили за каждым его движением. Поняв, что пить под этими взглядами он все равно не сможет, Мабл рассвирепел. Грохнув бутылкой по столу, он закричал:

— Какого дьявола вы здесь торчите?.. Почему все еще не в постели?

Дети молчали, понимая: опять приближается гроза. Надеяться, что придет какой-нибудь неожиданный гость, что повторится вчерашнее чудо, увы, не приходилось. Может, если сидеть тихо-тихо, с головой погрузившись в уроки, то отец забудет про них?.. Они опустили глаза в тетради. Мабл видел лишь, как, следуя за движением рук, слегка шевелятся их макушки.

— Эй! — крикнул он. — Нечего притворяться! Книги убрать — и марш в постель! Немедленно!..

В иной, менее напряженной обстановке они бы запротестовали: еще не время ложиться спать. Всего-то вон семь часов с минутами, у них в запасе по крайней мере еще целый час. Но сейчас они чувствовали: лучше помалкивать, не то будет хуже. Закрыв учебники, они стали молча укладывать сумки.

— Сейчас же спать! Сейчас же!.. — бесновался мистер Мабл. — И не смей на меня так смотреть! — проревел он, встретив взгляд сына. Он был вне себя от ярости. Сводимый с ума мучительной жаждой, он нетерпеливо стучал донышком бутылки по столу. Джон отвел глаза, но угрюмое выражение у него на лице не изменилось. Это взбесило отца еще сильнее. Подскочив к сыну, он размахнулся и дал ему такую оплеуху, что тот чуть не упал.

Дети ушли торопливо и молча; но выражение на лице Джона не только не сменилось испугом, но стало словно бы торжествующим. Уж коли его гонят спать, то он хотя бы постарается досадить папочке. Джон давно понял, что ненавидит отца, особенно когда тот вот так распускается… А в последнее время подобное происходит все чаще.

Джон и Винни ушли. Мистер Мабл облегченно вздохнул. Пододвинув кресло к огню, он подтащил ближе и столик для бутылки и стакана. Теперь, когда виски стало таким доступным, он решил потянуть время, чтобы насладиться выпивкой не спеша и со вкусом. Налив небольшую порцию, медленно выцедил ее. И сразу почувствовал себя лучше: спокойнее, увереннее. Снова наполнив стакан, он поставил его рядом. Потом устроился поудобнее и устремил взгляд в огонь, следя за прихотливой и безмятежной игрой пламени. Вот о таком времяпрепровождении он мечтал и вчера вечером… пока не явился этот чертов юнец и не испортил ему отдых… Если разобраться, сегодня даже лучше: ведь вчера виски было всего на три, с натяжкой на четыре порции. А сейчас бутылка полна, виски хватит на весь вечер, экономить не надо. И, слава Богу, недели три не нужно себя ограничивать ни в чем… Собственно, почему три недели? Гораздо дольше — если удастся разменять пятифунтовые банкноты. Удастся ли?.. Конечно удастся. Однофунтовые — стопроцентно надежны; наверное, пятифунтовые тоже. Никаких поводов для подозрений они не дают, даже если бы кто-то и ухитрился проследить их путь от Мидленда к нему, Маблу. Но если он будет осторожен и станет разменивать их в местах, где его не знают, то кто сможет заметить это?.. И вообще, какое все это имеет значение! Разве для того совершил он вчера… то, что совершил, чтобы выплатить несчастный долг в тридцать фунтов?.. Как говорит пословица: если тебе суждено быть повешенным, лучше быть повешенным не за ягненка, а за барана… Стоп-стоп-стоп! Кто тут говорит про повешение?

Миссис Мабл вернулась из кухни в столовую как раз в тот момент, когда муж жадно схватил стоящий на маленьком столике стакан с виски и большими глотками выпил его. Она поняла, что к ее дорогому Уиллу нынче вечером не подступиться. Видно, сегодня не удастся поболтать о том, какой добрый юноша Джим Мидленд и как много он для них сделал. А она целый вечер ждала этого разговора… Миссис Мабл чувствовала себя обделенной…

Глава 3

И все же из-за пятифунтовых банкнот мистер Мабл переживал еще долго. Такой уж чудной был у него характер. Когда он чувствовал себя крысой, загнанной в угол, то и вел себя подобно этой крысе: боролся отчаянно, всем рискуя… Но теперь, когда худшее было позади, он думал только о том, как замести следы.

Собственно, и за мелкие, однофунтовые банкноты ему пришлось заплатить немалую цену. Сердце его, которое билось так бешено в ту ненастную ночь, и теперь, спустя столько дней, иногда принималось яростно колотиться. А мозг неустанно, днем и ночью, перебирал возможные последствия того, что он сделал. Иногда откуда-то вдруг возникало убеждение, что отель, где Мидленд снял номер, непременно начнет бить тревогу и полиция, может быть, уже направляется к дому Маблов… Или что в банке, где служит Мабл, кто-то заинтересовался, откуда у него неожиданно появились деньги, и собирается задать ему несколько неприятных вопросов… Подобные мысли и вызывали у Мабла отчаянное сердцебиение, которое успокаивалось лишь вечером, когда он удобно устраивался в кресле со стаканом виски в руке. Порой он и ночью просыпался в холодном липком поту и долго лежал, слушая, как гулко пульсирует в висках кровь; в воображении его проплывали ужасные воспоминания. Он ворочался в постели, никак не находя удобную позу, и что-то тихо бормотал под нос, не видя выхода ни в том, что было ему известно, ни в том, чего он еще не знал. Если сон слишком долго не приходил, перед мысленным взором его вставали ужасные воспоминания: выпученные глаза, глядящие на него, искаженное мальчишеское лицо с пеной на губах… Это было самое худшее…

Постепенно его перестало успокаивать даже одиночество у камина, в столовой дома на Малькольм-роуд, в компании с верной подругой — бутылкой виски под рукой и мыслью, что и сегодня никто не бродил, ища чего-то в саду. Виски теперь лишь усиливало его напряжение. Ему требовалось все больше времени, чтобы отвлечься мыслями от того, что может произойти. Скоро он понял: самые мучительные минуты приходятся на ту стадию, когда спиртное еще, так сказать, взнуздывает, а не притупляет сознание. Эти минуты так страшили его, что, случалось, он не пил целый вечер, хотя жаждал виски всем существом. В такие вечера ему было необходимо общение с женой и детьми. Слушая подробный рассказ Энни о маленьких событиях минувшего дня — о том, как она разговаривала с учеником пекаря, который теперь работал у мясника, как она прошла из конца в конец всю Рай-лейн, чтобы купить остатки на распродаже, и что ей сказал страховой агент, мистер Браун, — Мабл какое-то время чувствовал себя так, будто с ним ничего не случилось. Просто приснился какой-то кошмарный сон… Ведь если то, чего он не может забыть, было правдой, разве мог бы он как ни в чем не бывало мирно сидеть сейчас у камина?.. Когда Энни произносила свои бесконечные непритязательные монологи, он мог ограничиваться редкими односложными репликами и думать о чем-нибудь совсем постороннем… Ведь то, что недавно произошло в этой неуютной, заставленной старой мебелью комнате и что жуткой, леденящей кровь тайной прячется там, в саду, просто-напросто горячечный, странный, не имеющий ничего общего с реальностью сон… Убаюканный болтовней Энни и сбивчивыми рассказами Джона и Винни о школьных буднях, он в самом деле был близок к тому, чтобы поверить: ничего не было, он что-то увидел во сне, но вот проснулся и теперь все в порядке… Энни в такие вечера была на седьмом небе от счастья: ее дорогой Уилл с нею, он ее слушает… Но потом наступала ночь, с нею — расплата за час или два покоя. На грани бодрствования и сна он опять убеждался, что происшедшее — очень даже реально, и ночь проходила в бессонных метаниях, в бесплодной борьбе с лихорадочно набегающими, терзающими сердце и ум образами.