Возмездие

Савинков слушал очень внимательно и даже чуть кивал головой, соглашаясь с Пилсудским, но внутренне усмехался, ибо видел, куда тот клонит.

Проехали город Седльце. Полковник Медзинский извинился, что перебивает разговор, и спросил у Пилсудского, когда он хочет остановиться в местечке Лукув — сейчас или на обратном пути? Пилсудский ответил, что сейчас, и обратился к Савинкову:

— Вот очень кстати, что вы здесь, мне в Лукуве нужно проверить полученную мной жалобу от ваших русских…

Савинков уже догадывался, что сейчас произойдет.

— Да, все очень кстати… — сказал он с чуть заметной, но вполне понятной для Пилсудского иронией.

— То, что пишут мне в этой жалобе, невероятно. Ну я понимаю, когда русские жили в лагерях в качестве пленных, тогда было не до роскоши, плен есть плен. Но и тогда, как вы помните, мы всячески помогали вашим людям. Но теперь? Ведь каждый может получить работу по специальности и жить не хуже поляков. Наконец, они свободны уехать к себе на родину.

— Все не так просто, как кажется, — сказал Савинков. — Живут эти русские, как и раньше, в тех же не приспособленных для жизни бараках. А что касается работы, то ее имеют далеко не все поляки. О русских и говорить нечего.

Машины остановились возле забора из колючей проволоки, за которым виднелись полузасыпанные снегом деревянные бараки. Опережая Пилсудского, туда, к баракам, побежали офицеры свиты, а Пилсудский и Савинков, сопровождаемые полковником Медзинским, остановились у ворот, от которых осталось только два кирпичных столба.

— Видите, даже колючая проволока не снята, — сказал Савинков.

— Но ворота настежь, — возразил Пилсудский.

Потом они осмотрели барак, в котором жили те, кто прислал жалобу. Помещение не имело дневного света. Подвешенная в середине барака керосинокалильная лампа еле была видна сквозь густой дым, валивший из нескольких чугунных печек. У стен — нары в два этажа, на которых ютились люди; худые, в лохмотьях, грязные, они окружили Пилсудского, свита мгновенно образовала вокруг него живое кольцо. К счастью для Савинкова, обитатели барака, очевидно, не узнавали его…

— Да, мы писали жалобу! — кричал по-русски высокий и худой, как скелет, мужчина лет сорока. — Я сам офицер и, когда был в плену, понимал, что особых претензий предъявлять не имею права. Тогда мы могли возмущаться только нашими прекрасными соотечественниками из савинковского эвакуационного комитета вроде генерала Перемыкина, разворовавшего деньги, которые предназначались нам. Но теперь мы не пленные. И мы не хотим возвращаться в красную Россию. Но мы не хотим и умереть тут от голода и мороза, как бездомные собаки!..

Пилсудский с удивительным терпением выслушал все, что прокричали ему возмущенные обитатели барака, а затем, потребовав тишины, сказал:

— Господа, польское правительство не знало о таком бедственном вашем положении. Я благодарю приславших жалобу и дам распоряжение об оказании вам всяческой помощи… — Пилсудский обернулся к Савинкову и тихо спросил: — Вы не хотите им что-нибудь сказать?

Это предложение было похоже на провокацию, и Савинков резко ответил:

— Нет!

Они молча вернулись к машинам и потом, так же не проронив ни слова, ехали до перекрестка шоссе, где их ждало пограничное начальство. И только здесь Пилсудский нарушил молчание:

— Я сейчас буду инспектировать самую опасную границу Польши. И я хотел бы уже до конца воспользоваться тем, что вы здесь, пан Савинков, и просить вас встретиться с нашими людьми, которые помогают вам на границе. Вы сами знаете, как важно для дела вовремя сказать людям доброе слово.

— Может, их лучше освободить от всех хлопот в связи с нами? — сухо спросил Савинков.

Пилсудский только внимательно посмотрел на него и ничего не ответил.

Все было заранее продумано поляками. Савинков вместе с полковником Медзинским, который должен был сопровождать его к самой границе, пересел в другой автомобиль, и там оказался уже давно ждавший их капитан Секунда.

— Разве ваш район здесь? — удивился Савинков.

— Наш район везде, господин Савинков, — обворожительно улыбнулся красивый капитан.

Они съехали на плохо накатанную, лежащую в кустах дорогу, и капитан Секунда объявил почему-то вполголоса, что они находятся уже в пограничной зоне. Савинков вдруг подумал, что об этой поездке к границе с Россией он сможет потом красиво написать и рассказывать. Он стал запоминать пейзаж и обдумывать те мысли, которые якобы приходили ему в голову, когда он приближался к заветной границе. Секунда давал пояснения, как организуется переброска людей Савинкова через границу и обратно. Получалось, что польские пограничные власти окружают этих людей самоотверженной заботой и предотвращают все грозящие им опасности.

К обеду они приехали на кулацкий хутор — точно такой же, как тот, на вильненском направлении. Предупрежденный о приезде важных гостей хозяин хутора уже ждал их с обедом. Тотчас сюда приехали начальники трех ближайших пограничных стражниц. Каждый прежде всего подходил к телефону и сообщал своим людям, где он находится. Сопровождающие их солдаты занимали посты вокруг дома и потом весь обед маячили перед окнами. Весь этот спектакль был поставлен специально для Савинкова. Но это было только начало.

После обеда Савинков, Медзинский и Секунда направились к самой границе. Идти было нелегко, то и дело они проваливались в снег по колено. День по-зимнему быстро клонился к вечеру, стало ветрено и морозно. Обычная русская зима окружала Савинкова со всех сторон, и трудно ему было поверить, что они все ближе подходят к раскаленной линии границы, за которой лежала плененная большевиками Россия.

Они вышли из кустов на поляну, за которой четкой стеной стоял пограничный лес. Здесь они должны были дождаться начальника стражницы, который поведет их к торчавшей над лесом смотровой вышке. Но начальника что-то не было видно. Капитан Секунда сказал, что пойдет выяснить, в чем дело. И как только он исчез в лесу, где-то справа и очень близко началась горячая перестрелка.

Полковник Медзинский первый прилег за холмиком. Савинков не замедлил лечь рядом. Стрельба начала перемещаться вдоль границы влево. Несколько пуль просвистели над головами лежавших. Наконец перестрелка стихла, и вскоре прибежал, согнувшись, капитан.

— Русские держат границу под огнем, — доложил он полковнику.

Стали обсуждать, стоит ли подниматься на вышку. Капитан Секунда был против, хотя говорил, что русские никогда не стреляют по ясно видимым служащим пограничной стражи. Но Савинков-то в штатском.