Возмездие
Шрифт:
— Ну, а стреляю я не хуже вашего брата, — добавила она.
Поезд медленно тронулся. Капитан Секунда элегантно отдал честь. Уплыло назад мрачное здание вокзала, и поезд окунулся в солнечный мир теплого февральского дня. Саша Зайченок, тревожно-счастливая, смотрела в окно и тихо повторяла:
— Как хорошо-то, как хорошо… — Но вдруг лицо ее затуманилось, она перекрестила грудь и сказала строго: — Радоваться буду, когда до Лени доберусь…
С этой минуты ее точно подменили. Она почти не разговаривала с Зекуновым, чемоданчик свой положила себе на колени и настороженно смотрела на пассажиров. Они
— Люблю вот такую мягкую зиму, — оглядываясь назад, сказал Зекунов.
— Не застилай мне глаза… — угрюмо отозвалась Саша.
«Будь ты неладна», — думал Зекунов, шагая за своей далеко убежавшей тенью.
У развилки дороги их встретил командир польского пограничного поста, или, как называют у них, постерунка. В его доме они поужинали, и потом он повел их к границе. Поляка распирало любопытство — что это за люди? «Только за очень большие деньги можно пойти на такое дело», — думал он, с уважением и любопытством посматривая на Сашу.
В лесу возле оврага командир постерунка остановился.
— Дверь настежь, желаю удачи, — сказал он и, махнув им рукой, пошел назад, быстро растаяв в темноте.
Они дождались, пока его шаги стихли вдали, и стали прислушиваться к тишине пограничного леса. Ни звука, ни шороха в темной безветренной зимней ночи.
— Пошли, — шепнул Зекунов и стал спускаться в овраг.
Идти было нетрудно — за теплые дни снег улежался, а к ночи подмерз.
Зекунов уже сделал шагов десять по откосу, но шагов Саши позади не услышал. Осмотрелся и увидел, что она спускалась в овраг совсем в другом месте. Зекунов нагнал ее и схватил за руку.
— Прекратите дурацкую игру! Идите за мной! Спрячьте оружие! — шепотом приказал он.
Теперь Саша послушно шла позади в двух-трех шагах. Но браунинг продолжала держать в руке. Когда они остановились отдохнуть на дне оврага, Зекунов снова попросил ее спрятать оружие, но она будто не слышала его слов. И вдруг спросила:
— А кто помогает нам на той стороне?
— Наш человек из советского пограничного начальства. Можете не бояться, там мы как дома.
— Я не боюсь, — ответила Саша. — Я только не хочу оказаться курицей, у которой запросто откручивают голову.
— Будете махать оружием, скорей на беду напоретесь, — сказал Зекунов.
Саша промолчала.
Поднявшись из оврага, они вышли на хорошо знакомое Зекунову место возле пограничного столба. И как только они остановились возле разлапистой ели, от соседнего дерева отделилась темная фигура, и Зекунов узнал голос Крикмана:
— Здравствуйте! С благополучным переходом! Пошли…
Когда они выбрались из леса, уже начинало светать. Саша засунула пистолет в карман и держала его там в руке. В другой руке у нее был чемоданчик. Крикман предложил ей понести чемодан, но она сурово сказала:
— Сама справлюсь, не больная…
— Извините, — усмехнулся Крикман и быстро пошел вперед.
Он был рад, что дождался наконец Зекунова, — уже шестую ночь подряд дежурил он у пограничного столба. А теперь он мог хотя бы на недельку оставить холодную корчму и отоспаться на своей минской квартире. Он шел мягким танцующим шагом и насвистывал веселенькую мелодию «ойры»…Вдруг наперерез им из кустов выехал пограничник-кавалерист. Увидев идущих, он остановил коня и быстро изготовил карабин.
Крикман не верил своим глазам. С начальником погранотряда существует железная договоренность, и вдруг в день перехода здесь появился пограничник. Что такое? Что случилось?
— Стой! Руки вверх! — крикнул пограничник и приподнял карабин.
— Поднимите руки, — тихо сказал Крикман, а сам пошел к пограничнику, который тут же остановил его, наведя на него карабин.
Зекунов больше всего боялся за Сашу. Он слышал, как она щелкнула в кармане предохранителем браунинга и стала озираться по сторонам, словно выбирая, в какую сторону бежать. Зекунов сказал ей тихо:
— Не наделайте глупостей. Все сейчас уладится.
В это время Крикман вступил в переговоры с пограничником:
— У тебя что, глаз нет? Зажги фонарь! Перед тобой командир! — кричал Крикман так, что его голос эхом отдавался в лесу.
Яркий луч фонарика полоснул по фигуре Крикмана, потом по его спутникам.
— А штатские что тут делают? — спросил пограничник.
— Что надо, то и делают, не твоего ума дело, — продолжал орать Крикман. Он злился не на пограничника, который действовал совершенно правильно, а на командование, по оплошности которого произошла эта встреча.
— Почему это не моего ума? — обиделся пограничник. — Мы за все в ответе! А ну-ка, давай туда, по дороге, посмотрим, что ты за командир. И вы, вы тоже! — он осветил фонариком стоявших рядом Зекунова и Сашу.
Они пошли. Пограничник ехал за ними шагах в пяти, поторапливал:
— Шагай веселей! Не оглядываться!
Саша шла, плотно прижавшись плечом к Зекунову.
А когда впереди замигали огни, она зашептала, обдавая лицо Зекунова горячим дыханием:
— Давайте бежим! Вы направо, я налево!
— Нас перестреляют, как зайцев! Все уладится, — тихо ответил Зекунов.
В это время перед идущими точно из-под земли выросли два пеших пограничника. Конный с ними тихо переговорил, и они приказали Зекунову и Саше сесть на землю спиной к спине, а сами стали перед ними. Конный повел Крикмана на заставу…
Прошло минут сорок. Оказывается, очень трудно сидеть вот так, спина к спине, — каждый не хочет облокачиваться на другого, и оба сидят, утомительно выпрямясь. Разговаривать пограничники не давали. Стоило Саше произнести слово, пограничник, который стоял перед ней, говорил:
— Молчать, а то лицом в снег положу.
Между тем багровое солнце уже начало всплывать над горизонтом и все вокруг стало вдруг успокаивающе близким и понятным. Только что Саша на взгорке видела человека с распахнутыми руками, он даже головой покачивал, а сейчас видит, что вовсе это не человек, а просто сломанное дерево. Крикман вернулся на пролетке вместе с начальником погранотряда Волгиным, который поблагодарил пограничников за хорошую службу и приказал им следовать дальше по своему маршруту.