Возмездие

Пудин медленно, с остановками, с чтением афиш на всех тумбах и объявлений на стенах, обходил свои три Смоленских переулка и снова подходил к Тамаре. Выпивал лимонаду и говорил ей разные лирические слова. А в другой «подход» он говорил ей разные лирические слова и одновременно рассказывал, какой он в общем-то легкомысленный и непостоянный тип — он все-таки хотел хоть немного подготовить Тамару к неизбежному концу их романа.

Все это не мешало Васе внимательно наблюдать вокруг, и однажды, во второй половине дня, от него не ускользнуло появление в 3-м Смоленском переулке, где жил Зекунов, рослого мужчины лет тридцати пяти с бородкой, как у Николая Второго. Спустя час он уже был убежден, что этот тип с бородкой, так же как и он, ведет наблюдение за домом Зекунова. Пудин позвонил Федорову, чтобы узнать, не прислали ли ему незнакомого напарника или заместителя. Выяснилось, что никого не посылали. Но теперь Федоров прислал служебного фотографа Костю Зайцева.

С ним была довольно модная девица, а сам он разыгрывал роль подвыпившего совслужащего с портфелем. Поравнявшись с тем подозрительным, Костя, размахивая перед ним портфелем, стал жаловаться ему на свою строптивую спутницу. Аркадий Иванов — это был он — грязно выругался.

— При даме так выражаться… — пристыдил его Зайцев и побрел со своей девицей дальше.

Спустя час фотографию типа с бородкой уже рассматривали Артузов и Пузицкий.

— Какое странное лицо, — сказал Пузицкий. — Абсолютно не логическое. И интеллигентное и нагло-тупое. Верно?

— Ясно одно — это не Павловский, — ответил Артузов. — Но это почти наверняка человек, который послан Павловским проверить Зекунова. Направьте в помощь Пудину еще двух сотрудников.

Иванов вел наблюдение своим особым способом — возле дома Зекунова он находился не больше пяти минут, а потом на час-два исчезал, чтобы затем снова появиться, причем обязательно неожиданно и каждый раз с другой стороны. Чтобы установить, куда он уходит, Пудин прикрепил к нему Леонида Гуревича — расторопного паренька, который пришел к ним недавно по путевке комсомола, — ему еще не нужно было маскироваться под гражданского. Леонид с этим первым своим самостоятельным делом справился отлично — он, что называется, повис на плечах у Аркадия Иванова, как тень ходил за ним, ездил вместе с ним на трамваях и только раз упустил его, когда Иванов вдруг нанял такси, а у Леонида на такой вид транспорта не было денег. Но это произошло, когда уже было установлено, что, как бы бородач ни петлял по Москве, он все равно вернется туда, на 3-й Смоленский.

Затем Леня, следуя за Ивановым, увидел, что он заходил в дом номер четыре на Малой Бронной и вскоре вышел оттуда без кепки и в другой рубашке. Так была установлена база бородача, и за ней было организовано особое наблюдение…

Вечером Иванов решил сделать первую проверку Зекунова и зашел к нему под видом человека, который по адресной справке ищет своего родственника по фамилии Зекунов. Ему, мол, дали адреса трех Зекуновых, и этот адрес — первый, по которому он пошел.

Зекунов знал, что его дом находится под двойным наблюдением, и был уверен, что чекисты в обиду его не дадут. Но он боялся за жену и ребенка.

Впустив Иванова в комнату, Зекунов сразу понял, кто это. Иванов сказал, что постоянно живет в уездном городе Дорогобуже, и стал расспрашивать про жизнь в Москве: что, да как, да почем стоит. Справившись с первым волнением, Зекунов охотно отвечал на вопросы дорогобужца. И когда Иванов спросил, легко ли в Москве получить работу и кем, к примеру, работает он сам, Зекунов сказал ему чистую правду: служит в военизированной железнодорожной охране и что туда легко можно устроиться… Потом Иванов начал прощупывать настроение Зекунова — какому он, так сказать, богу молится?

— Живем как в сказке — чем дальше, тем страшнее. А надеяться вроде больше и не на что… — начал Зекунов и умолк, с опозданием сообразив, что он совсем не должен перед каждым открывать свои настроения.

Ошибка эта, к счастью, не сработала — очевидно, Иванов просто не мог себе представить нормального человека, настроенного как-нибудь иначе.

Иванов пробыл у Зекунова почти час и ушел, ничего подозрительного не обнаружив. На Бронную, где его ждал Павловский, он вернулся в хорошем настроении — на радостях, что проверка сошла хорошо, зашел по дороге в пивную и довольно крепко там угостился.

Павловский услышал запах водки. Иванов не успел и слова сказать, как был сбит с ног свинцовым кулаком полковника.

— Ты что, хочешь, чтобы я из тебя дух выпустил? — шепотом спрашивал Павловский, наклонясь над своим подгулявшим соратником. — Я тебе святое дело доверил! Я тебе свою жизнь вручил, а ты ведешь себя как последняя сволочь. Ты где был?

— У Зекунова… — Иванов тяжело поднялся на колени и встал, мгновенно протрезвев. — У Зекунова был. Все в порядке там, можно идти. Оттого на радостях и выпил малость. А с непривычки, гляди, раскачало… — Иванов потрогал нижнюю челюсть, подвигал ее, усмехнулся. — Лихо приложил, даже ум сразу отняло…

— Скажи спасибо, что дух из тебя не выпустил…

— Спасибо…

Как ни в чем не бывало Иванов начал рассказывать о том, как все было там, у Зекунова…

На другой день утром они порознь вышли из дому с условием ровно в час быть обоим в 3-м Смоленском переулке у дома Зекунова. Вот когда только Павловский был опознан чекистами и взят под наблюдение. Пока Артузов и Пузицкий обдумывали, где, когда и как брать Павловского, события развивались своим чередом…

Павловский вошел в комнату Зекунова без стука. Аккуратно прикрыв дверь, он улыбнулся сидевшему за столом Зекунову и негромко произнес явочный пароль. Зекунов ответил условной фразой и пригласил гостя к столу. Из-за занавески показалось удивленное лицо жены.

— Кто это? Представьте меня, — приказал Павловский.

Но жена Зекунова в это время кормила ребенка и выйти не могла. А тут еще ребенок захлебнулся в диком плаче.

— Ну, как живем? Что делаем? — спросил Павловский.

— Как мне вас понимать-то? — спросил Зекунов. — Ревизия? Любопытство? Или еще как?

— И так и эдак, а главное — говорить правду.

Зекунов довольно долго молчал, ожидая, когда ребенок затихнет, но не дождался и сказал:

— Если вы спрашиваете о моих лично делах по нашему союзу, то прямо скажу: до появления Шешени я ничего не делал. Ваши в Варшаве дали мне липовую явку, хорошо еще, что не завалился на ней.

Зекунов говорил правду. Он действительно получил явочный адрес, по которому нужного человека не оказалось, а к его появлению там отнеслись весьма подозрительно. Но после этого он устроился на работу, решил с этими опасными делами покончить и на вторую явку не пошел. Но про то он не был обязан рассказывать.

— Какой был адрес? — спросил Павловский.

— Якиманка, четырнадцать.

Павловский отметил что-то в своей записной книжке.

— Проверю. Если там дезертир — расстреляю…

Зекунов укоризненно посмотрел на Павловского и глазами показал на занавеску, за которой вопил ребенок.

— С такой трубой тут ничего не услышишь, — улыбнулся Павловский. — А впрочем, это неплохая звукомаскировка… — Ему, как это ни странно, нравилось, что он застает савинковского человека не затравленного погоней и сыском, а прочно и спокойно живущего в семье.

— Ну, а как дела у Шешени? — спросил он.

— Леонид Данилович для меня начальник, и в его дела я не посвящен. Но скажу: такую работу, как у него, я бы себе не желал.