Возмездие
Шрифт:
Едва зайдя в закуток, Ирина Петровна прижалась к груди Млынского.
— А мне кому жаловаться, Иван? Я тоже не хочу уезжать…
— Это вопрос решенный, Ирина. В отряд уже назначен новый хирург. Майор Инаури.
— Этого ты мог и не говорить. Женщина?
— Не знаю, — улыбнулся Млынский.
— Никуда не поеду! — Она отстранилась, сказала серьезно: — Ваня, не хочу уезжать…
Лагерь отряда… В землянке штаба…
— Командир чехословацкого
— Командир советского партизанского отряда старший лейтенант танковых войск Нечипоренко! — лихо щелкнул каблуками второй, в кожанке и папахе с красной звездочкой, и поправил маузер в деревянной кобуре…
— Ну здравствуйте, хозяева Рудных гор! — Млынский поочередно обнял Гонуляка и Нечипоренко. — Спасибо за гостеприимство…
— Хорошим людям у нас всегда рады, — улыбнулся Гонуляк.
— Дождались наконец… — Нечипоренко вдруг отвернулся и вытер ладонью глаза.
— Ну что ж, просвещайте, товарищи. — Млынский сел за стол, развернул планшет.
— Выполняя ваше предварительное задание, — начал первым Нечипоренко, — мы тут полазили по горам и кое-что обнаружили. Подземный завод в городе Фридштадт. Выпускает танки. В городке Тропау, тоже под землей, расположен завод по выпуску корпусов и других агрегатов для ракет Фау…
— Отлично. — Млынский наносил данные на планшет.
— И у нас имеется кое-что, — сказал Гонуляк. — В городе Корцен — это недалеко от границы с Чехословакией — делают двигатели для ракет. Там у нас есть знакомые…
— Неплохо для начала… — сказал Млынский и добавил, не оборачиваясь: — Гасан… — И осекся.
С полминуты молчали все. Наконец Млынский, вздохнув, продолжил:
— Виктор Сергеевич, надо прощупать подходы к этим объектам, установить прочные связи с разведчиками, выведенными в Остраву и Прагу. Да и в Берлине пора закрепляться основательнее, вы как думаете?
— Я думаю, — сказал из-за спины полковника Ерофеев, ставя на стол большой казан, над которым вкусно дымился парок, — надо подкрепиться зайчатиной, а потом и с Берлином разберемся…
Вольф в своем кабинете внимательно изучает какие-то документы. Звучит тихая музыка. Неслышно входит Крюгер.
— Краков на проводе, группенфюрер.
— Занге?.. Хайль Гитлер! Как идет эвакуация?.. Все ликвидировать, всех… Тебе что, мало шлепков за последнюю партию продукции? Пришли мне материалы обо всех, кто посещал особую зону «Величка»… И копии их удостоверений. — Вольф кладет трубку, устало вытирает глаза. —
Крюгер, доставьте мне личные дела всех членов комиссий, которые проверяли особую зону «Величка» и лагерь «Дора».— Слушаюсь.
— И смените пластинку. Вы что, оглохли?
Пластинка давно шипела. Крюгер подошел к окну, отодвинул портьеру н сменил на проигрывателе пластинку. Все нарастая, зазвучала вагнеровская увертюра к «Тангейзеру»…
В вагоне берлинского метро битком. Среди усталой публики, серой и молчаливой, за специальной перегородкой — несколько простых украинских женщин в платочках, с нашивками «Ост» на стареньких пальто. Но глаза и лица у них веселей, чем у немцев.
У самых дверей — инженер Кюнль. Он явно нервничает. Смотрит в стекло, где отражаются пассажиры, не наблюдает ли кто за ним. Поезд замедляет ход. Кюнль поправляет шляпу, надвигает ее на глаза…
Толпа выносит Кюнля из метро на улицу. И здесь он замечает Карасева в форме майора вермахта, стоящего около газетного киоска. Встретившись взглядом с Кюнлем, Карасев поворачивается и идет не спеша по улице. Переходит на другую сторону. Оборачивается: за Кюнлем, кажется, нет наблюдения.
Карасев подходит к остановке трамвая. Кюнль останавливается. Кроме них здесь только пожилая женщина с ребенком.
Подходит трамвай. Пропустив Кюнля вперед, Карасев прыгает на подножку, когда трамвай уже трогается.
Карасев и Кюнль стоят рядом на пустой площадке трамвая. Оба смотрят на убегающие назад рельсы.
— Простите, что потревожил вас, но есть несколько неотложных вопросов… Какие еще заводы кроме заводов Льежа производят жидкий кислород? Запомнили? Это несложно. И второе: из каких лагерей по преимуществу направляют рабочую силу в «Дору»?
— Это очень трудно, но я постараюсь, — вяло отзывается Кюнль.
— Счастливо…
Осень. Небольшое кафе на берегу озера в предместье Берлина. Пустынно. Неподалеку останавливается машина Карасева.
За никелированной стойкой дремлет толстуха, на секунду приоткрывает глаза, равнодушно смотрит на Карасева.
Он сел у окна. Из подсобного помещения вышла Гелена.
— Пиво и монетку для автомата.
Гелена порылась в кармашке фартука, бросила на стол монетку и направилась к стойке.
Карасев пошел к телефону.
Вернувшись, сказал подошедшей Гелене:
— У вас никогда не болели зубы, фрейлейн Гелена?
— Нет, слава богу. Пожалуйста: все тридцать два целехоньки, один к одному…