Возможны варианты... Книга 1

Но ощущение тревоги невозможно изложить ни в шифровке, ни в частном письме. Такого рода информация полезна только в эмоционально окрашенном, живом разговоре. Вопрос: как добиться такого рода разговора — неторопливого и обстоятельного — с руководителями ГРУ или СВР, перегруженных выше всяких возможных человеческих пределов?

Коллеги разошлись, зная, что будет делать каждый в ближайшие два–три часа.

(Прим.: пример конструктивного сотрудничества конкуррующх фирм ГРУ и СВР. Формально не отдав ничего инфрмационно ценного, оба резидента получили необходимое для своих служб)

19.10.2005 г. 19:48 (время местное). Берлин. Резидентура СВР.

Шульц зашел в кабинет с уже готовым решением и попросил секретчика принести литерное дело «Затея — 2». Около часа работал с ним, затем достал из сейфа трубку мобильного телефона, потыкал пальцем в клавиатуру, убедился, что вызов прошел, и отключился.

Открыл блокнот для записи телеграмм и написал: «Центр. Ванину. При открытии книжной выставки в городе Франкфурте, событий интересующих нас, не отмечено. Подробный отчет отправляю диппочтой. Шмелев».

Затем еще полчаса корпел, закрывая текст телеграммы своим шифром, вызвал связиста — отправляйте в обычном порядке.

Теперь надо было готовиться к вояжу в Москву, его вызовут для личного доклада — Франкфурт назван «городом». «Ванин» — начальник Департамента стран Западной Европы, генерал Ершов, которому адресовалась шифровка, сам с ним обговаривал экстренные способы связи. Его шифровка попадет на стол Ершова еще сегодня, минуя столоначальников и направленцев. Правда, он нарушил правила скрытности, но вряд ли кто обратит внимание на одну из множества шифровок шефу Европейского департамента, в нынешнем бардаке это вряд ли. А уж то, что кто–то, кого еще не отловили и не подвесили за гениталии, специально отслеживает его переписку — это было уж слишком не справедливо. Хотя уровень предательства превысил все допустимые нормы.

Времена, когда предателей вычисляли или их сдавали перевербованные хозяева и лет на пять давали тему для разговоров, миновали. К этому явлению даже как–то привыкли и — нет худа без добра — оперативные службы стали еще осторожнее: еще тщательней продумывали детали операций, а уж что касается реализации информации, резидентуры и оперативные подразделения являли просто чудеса эквилибристики и такую изворотливость, что руководство только поощрительно разводило руками — высший, запредельный пилотаж. Тенденцией последнего времени вообще стало доводить до потребителя только аналитические материалы, суть компиляцию текстов открытых источников.

Вербовка высокопоставленного чиновника для западных разведок из главной цели давно превратилась в неотъемлемую скуку бытия и серые будни разведслужб Запада, впрочем, Востока и Юга тоже.

Охота как благородный спорт приказала долго жить и превратилась в упорядоченный обход капканов, около которых охотников терпеливо поджидали толпы желающих расписаться за вербовочные обязательства. Зачем, ради чего? Надежда! Укроют, защитят, бабки? Эх, темнота — предатель, он и в Англии — душепродавец. А грех — до седьмого колена. Практика везде едина — временная ценность «изделия N 2» невелика.

Другой вопрос: насколько искренне эти кадры отдавались? Малая часть, видимо, с санкции руководства.

Ветераны контрразведки, анализируя ситуацию только по прессе, выражали уверенность, что, действительно, наказания без вины не бывает, и показывали математику. Если «наобум лазаря» расстрелять десяток высших чиновников, то погрешность такого внесудебного преследования составит: за дело и вполне заслуженно — пятеро, бессрочная каторга — остальным. Но это негуманно. Погрешность ноль процентов. Сроки заключения пять — восемь лет для ста сорока одного фигуранта при расчете на десять тысяч голов, от года до двух лет пребывания в должности — любого чиновника. Остальных — «в расход», применительно к УК РСФСР. Многие из стариков знакомы с основами матанализа!

Бытие определяется знанием, знание определяет степень доверия к власть предержащим: информация, ведущая так или иначе к агентуре или оперативным

(Прим.: в нынешние «черные времена» вербуют слева–на право и снизу вверх. Клиенту, вербовщик просто показывают выписки со счетов, где–нибудь на «Крокодиловых островах» и протягивают авторучку. Вербовку тут же закрепляют интервью на камеру и привет! Полнятся ряды сексотов!!Какая уж тут квалификация?)

методикам, не выходила дальше границ департаментов. И по конторе ходили мрачные слухи, что–де в фирме приживается–таки система МВД.

В милиции опера отчитывались килограммами вербовочных расписок. А деньги, положенные на оперативные расходы, тратились на реально ценных людей, другая часть, и не малая, тоже находила нужное и весьма полезное применение. Впрочем, эти деньги помогли выжить тем ребятам, кто сумел сохранить идеалы, ну пусть и в весьма усеченном виде.

В разведке знали цену государственным деньгам, и еще со времен Примакова серьезно и пристально изучали банки, площадки купли–продажи акций, недвижимости и нотариальные конторы. Информация копилась впрок и ждала своего часа.

Система, созданная Примаковым, исключала возможность бесследного изъятия информации, что, к сожалению, не относилось к ее носителям. Тяжелая травма или гибель активного разведчика, работающего на остром направлении, не была редкостью. Но разведка быстро отучила особо отвязанных.

Пара скандальных утечек на Запад; милые сердцу ветеранов автокатастрофы; а то просто оборзевшие бандиты с ножами, топорами или бейсбольными битами. Много есть предметов, которыми человеку делают больно. Богатый и неординарный набор инструментов решительно ускорял переезд из высоких кабинетов в мир иной. Чиновники оставляли безутешную родню не только без кормильцев и благодетелей, но и без невесть куда подевавшихся трудовых сбережений.

Особо предусмотрительные оставляли записки: мол, ухожу непонятым и оболганными, брал такой–то, ищите там–то.

И не верьте, родные мои!

А никто и не верил.

Принятые меры жестко напомнили о необходимости учитывать национальные ухватки не только молодого отечественного бизнеса и аппетиты чиновников, но и особенности национального менталитета, характеризующегося как превышение пределов допустимой обороны, или око за око, а также по зубам.

Заболевание одной импортной болезнью третьего или четвертого наследного принца известной семейки поставила точку, и хорошие манеры худо–бедно прижились.

Это был период укоренения новой клички Примакова — Профессор, в высоком смысле — Семейный Учитель.

Злые языки перемещение Евгения Максимовича в МИД связывали как раз с его чрезвычайно продуктивной педагогической деятельностью. Так ли это — достоверно не известно. Профессор же вошел в историю своей непоказной скромностью и доброй улыбкой школьного учителя. Институтская кличка «Примус» стала забываться.

Разведка рассматривала эти операции как многоуровневые и сподобилась поднаполнить свои отощавшие закрома, используя инсайдерскую информацию, в аккурат по акциям безобразников, — что было отмечено награждением почетными грамотами, ценными подарками и даже премиями, правда, с оговоркой, что служим не за деньги. В службе и так остались только альтруисты — недовольных было немного.