Возмутительно красивый пилот

Я ахнула.

– Бог мой, Картер! Вы не могли этого знать.

– Как бы там ни было. Сегодня вы спросили значение для меня этой песни. «Люси в небесах с алмазами». Я пою эту песню моей мертвой девушке всякий раз, когда взлетаю. И после этого вы думаете, что это вы ненормальная?

– Мне очень жаль. Это ужасно – то, через что вам пришлось пройти.

– Спасибо. Но я рассказал это не для того, чтобы вы меня пожалели. Ваша очередь, Дерзкая. Готов поспорить, что вы почувствуете себя лучше, когда поделитесь тем, что беспокоит вас. К тому же я узнаю, почему моя красавица дошла до того, чтобы путешествовать по незнакомой стране с таким типом, как я.

– Вы не станете смотреть на меня по-другому, после того как я все расскажу вам?

Даже несмотря на то, что нам осталось провести вместе менее двенадцати часов, эта мысль расстраивала меня.

– Ни за что.

– Так, – я сделала глубокий вдох и начала с самого начала: – Мой дедушка, Рузерфорд Спаркс, был очень богатым человеком. При этом он был властным, эксцентричным расистом и гомофобом. И еще шовинистом. К счастью для него, у него было два сына и не было дочерей. Но первый сын умер в возрасте четырех лет. Вторым сыном был мой отец, Рузерфорд Спаркс Третий. Рузерфордом Спарксом Младшим был старший брат моего отца, умерший до его рождения. Мой отец умер пять лет назад от инфаркта. Таким образом, мой дед похоронил обоих своих сыновей, которые были названы Рузерфордами в его честь. И хотя мне было всего девятнадцать, когда умер мой отец, дед стал требовать, чтобы я родила ребенка. Он начал давить на меня уже на похоронах моего отца, требуя, чтобы я родила как можно скорее – мальчика, разумеется, – чтобы он был уверен, что его драгоценное имя продолжит жить. Я не хотела заводить детей, поэтому продолжала игнорировать его, хотя он и содержал меня, начиная с моего рождения. Не стану утомлять вас подробностями, но два года назад мой дед умер. Он оставил трастовый фонд, который оплачивает все мои расходы. Но когда я достигну зрелого возраста в двадцать пять лет, финансирование прекратится. Существует другой трастовый фонд, на много миллионов долларов, который тоже был завещан мне. Однако дед поставил одно условие. Чтобы я получила доступ к деньгам, я должна родить сына до своего двадцать шестого дня рождения. И этот ребенок должен быть назван Рузерфордом Спарксом.

– И все это дерьмо законно?

– Очевидно. Мои адвокаты занимались этим. Ограничения, налагаемые на трастовые фонды, – это обычное дело. И суд может отклонить их лишь в том случае, когда они незаконны или противоречат общественной морали.

– А разве, заставляя вас рожать ребенка против вашего желания, он не противоречит общественной морали?

– Очевидно, нет.

– Итак, вы размышляете над тем, родить ли вам ребенка, и поэтому отправились в путешествие?

– На самом деле это делает меня победительницей соревнования за звание самой ненормальной девицы. Я нашла небольшую лазейку в завещании деда. Я должна родить мальчика, но я не обязана оставлять его у себя. Большинство нормальных людей решит, что если вы сознательно рожаете ребенка, то захотите оставить его. Но я не готова возиться с ребенком. В то же время существует множество гомосексуальных пар, которые хотят иметь детей, но не могут. Так что через девять дней у меня назначена встреча с официально женатой гомосексуальной парой из Германии. Я буду оплодотворена спермой обоих мужчин, которая будет генетически модифицирована, чтобы я наверняка родила мальчика. После его рождения маленький Рузерфорд Спаркс будет принадлежать им. За границей существует меньше ограничений на генетическую модификацию эмбрионов. Поэтому я буду делать все это за пределами Штатов.

Картер покачал головой и улыбнулся.

– Вот дерьмо. Не думал, что скажу это, но это чертово дерьмо. Хотя и не знаю, кто выиграет соревнование.

Странно, но как бы я ни была отвратительна себе за то, что собиралась сделать, когда я рассказала обо всем Картеру, я почувствовала, как с меня свалился тяжелый груз. Он, похоже, совсем не осуждал меня. Он просто смотрел на воду.

– О чем вы сейчас думаете?

Он рассмеялся.

– Если я скажу вам, возможно, выиграю соревнование.

– Все равно скажите.

– Я представлял вас беременной и думал о том, как сексуально вы будете выглядеть с большим животом и набухшими сиськами.

– Это в вашем стиле.

Мы оба рассмеялись. И после нашего разговора Картер, казалось, почувствовал себя лучше.

– Хорошо. Есть еще что-нибудь, что я должен знать о вас, Спаркс?

– Я поведала вам один секрет. Вы поведали мне один секрет. Мы квиты, капитан.

– Я хочу знать больше.

– Что именно вы хотите знать?

– Вы уверены, что дома вас не ждет бойфренд?

– Уверена.

– У вас было много бойфрендов?

– Нет, ничего серьезного.

– Вы никогда не влюблялись?

Я посмотрела на воду. Старая знакомая боль сдавила мне сердце. Я уже во второй раз за этот день подумала об Эмилио. После некоторого молчания я ответила:

– Однажды.

– И что случилось?

Я уже много лет не бередила эту рану. Мне было трудно говорить об этом. Но при этом мне хотелось рассказать Картеру все о себе. И я не понимала почему.

– Эмилио был работником на нашем ранчо, когда я была тинейджером. Мы стали проводить много времени вместе, особенно когда моих родителей не было дома. Мы ездили верхом, говорили обо всем том, о чем говорят тинейджеры, – о наших надеждах и мечтах. Мне так нравилось его общество, потому что мы не говорили о деньгах и об аристократическом образе жизни, который мне навязывали с самого рождения. С Эмилио я была просто Кендалл, а не богатая девушка, от которой ждут очень многого, что угнетало меня. Наши разговоры и поездки верхом… это были мои самые лучшие в жизни воспоминания. Когда я была с ним, я чувствовала себя самой собой. Я чувствовала себя свободной.

– По выражению вашего лица я могу сделать вывод, что все закончилось не слишком хорошо.

Покачав головой, я продолжила:

– Эмилио был нелегальным эмигрантом. Он и его семья бежали из Мексики. И однажды я узнала, что он помогает заботиться о больной женщине, бывшей другом его семьи. Она тоже была нелегальной эмигранткой. Он никогда не просил меня о помощи. Мне пришлось умолять его позволить мне помогать.

– И что вы сделали?

– Она была средних лет. Ее звали Ванда, и они страдала от поликистоза почки. Ей требовался постоянный гемодиализ, чтобы оставаться живой. Но она слабела с каждым днем. На нашем ранчо был старый домик для гостей. И я перевезла ее туда, практически обеспечивая ее едой и крышей над головой. И я старалась заботиться о ней как можно лучше. Но единственное, что было нужно ей, – это новая почка. Один из членов ее семьи согласился стать донором, но они не могли оплатить операцию.

– С вашей стороны было очень благородно заботиться о ней.

– Ну, я чувствовала, что впервые в жизни у меня появилась цель. Не говоря уже о том, что я влюбилась в Эмилио и готова была в тот момент сделать для него все что угодно.

Когда я замолчала, Картер положил ладонь мне на щеку.

– И что случилось, Кендалл?

– Однажды родители вернулись домой рано и застали меня в гостевом домике с Эмилио и Вандой. Я умоляла отца не выгонять их. Мои эмоции подвели меня, и я по глупости выпалила, что люблю Эмилио. И отец пригрозил, что сдаст их полиции и их депортируют.

Картер поежился.

– И он сделал это?

– Когда он узнал о болезни Ванды, то немного остыл. Но он категорически запретил мне общаться с Эмилио. И заключил со мной сделку. Он сказал, что оплатит операцию Ванды при условии, что ни Эмилио, ни Ванда больше не ступят ногой на наше ранчо и я больше никогда не увижусь с ним.

Картер шумно выдохнул.

– Думаю, я знаю, чем все закончилось.

– Да. Совесть не позволила мне допустить, чтобы Ванда лишилась шанса на жизнь из-за моего эгоистичного желания быть рядом с этим мальчиком. Мы с Эмилио согласились, что такова воля судьбы. Мой отец все организовал, Ванду прооперировали, и я больше никогда не видела Эмилио.

– Вы правильно поступили, Кендалл.

– Я пыталась разыскать его после этого, но из-за того, что он был нелегальным эмигрантом, ни он, ни его семья нигде официально не числились. Я нашла один адрес, по которому они проживали, но когда через несколько месяцев после операции я поехала туда, там уже никто не жил. – Я посмотрела на небо. – И на этом история заканчивается.

– Мне жаль, Кендалл. Спасибо, что поделились со мной.

– Все это очень повлияло на мою жизнь. Я стала бояться быть откровенной с людьми из опасения, что мне сделают больно или я причиню боль кому-то. В последующие годы я научилась подавлять свои чувства.