Возраст – преимущество

Анну привезли партизаны, как и говорили ранее, на машине, принадлежащей гаражу комиссариата. Мне даже дурно стало, когда увидел, как она вылезает из легковой машины, а вокруг стоят солдаты вермахта. К этому времени квартира была готова, как и документы для Ани, липа, конечно, но других сейчас не сделать. Анну нарядили в простую одежду, внимания она не привлекала, пока, да я ее и не напоказ вызвал.

– У тебя один выстрел, – смотрел я на свою любимую и ужасно хотелось обнять ее, прижаться, поцеловать, – справишься?

– Я постараюсь, – немного грустно ответила девушка.

– Винтовка будет незнакомой, скорее всего, парни достанут немецкую.

– Неважно, расстояние двести метров, прицел мне не нужен, ведь никто не знает, как его выставили, – встрепенулась Анна, – я все сделаю, как надо.

– Я выведу его на тебя, охрана, конечно, прикроет его, но я нарочно сажаю тебя так высоко.

Может, самому все сделать? Ну, а что, не смогу выстрелить, что ли? Блин, а кто его вытащит под выстрел-то?

– Я поняла, от машины к зданию пойдет?

– Точно, – кивнул я.

– Юрка, у нас все готово, – в дверях появилась голова молодого парня, лет двадцати пяти. Это ребята из отряда, боевики, закончили приготовления и торопят.

– Все, иду. – Парень скрылся за дверью, а я, обернувшись, быстро поцеловал девушку. – Запомни, что бы ты ни увидела, бегом отсюда, поняла? Володя покажет тебе, как уйти, все подготовлено, только бегом.

– Я увижу тебя еще? – просто пригвоздив меня взглядом, произнесла Анна.

– Конечно, но ты должна уйти, понимаешь?

– А ты?

– Да ничего со мной не будет, не взяли до сих пор, и сегодня не возьмут, пободаемся еще, не наступил еще наш час.

Я не был уверен в успехе, более того, я не был уверен даже в том, что смогу вытащить Бербока, как придумал. Но применю все свои актерские навыки, надеюсь, они у меня есть, чтобы повлиять на него.

Возвращаясь с окраины Ровно, собрались вместе с группой бойцов, которые были переодеты в форму вермахта. На машине, в полной боевой экипировке, мы подъехали прямо к зданию комиссариата, и я устремился в здание. Пропуск у меня серьезный, не кабинетный, конечно, но в само здание войду. На пропускном пункте группа немецких солдат во главе с лейтенантом.

– Господин лейтенант, срочное сообщение для оберста Бербока! – закричал я с порога.

Меня, естественно, тормознули, худой лейтенант заинтересованным взглядом смерил меня сверху-вниз и потребовал документы. Распахивая куртку, я невольно, почти не специально, дал всем присутствующим рассмотреть мой железный крест на шее, я так его и носил на ленте, формы-то у меня нет. Лейтенант, конечно, увидел его, но не проявил удивления.

– Унтер-офицер Осипчук? Что-то я о вас ранее не слышал, – задумчиво, довольно показушно, рассуждал лейтенант, рассматривая мои документы.

– Я служу не в комендатуре, чтобы быть у всех на виду, – съёрничал я.

– Какую информацию мне нужно передать господину оберсту?

– Это я должен ее передать, у вас ее нет, – вновь холодно и жестко ответил я. – Сообщите господину оберсту, что я внизу, если он прикажет передать все через вас, так и будет.

– Оберст Бербок занят, жди! – фыркнул лейтенант и направился в кабинет, примыкающий к проходной. Дежурка тут у них, что ли?

Усевшись на стул, вдоль стены стоял целый ряд, штук десять таких, я осмотрелся. Солдаты караула находились в расслабленных позах, но начеку. Время сейчас играет против нас, парни на улице не имеют таких серьезных документов, как я, поэтому сильно рискуют.

Спустя четверть часа я уже начинал волноваться, когда началась какая-то легкая суета среди караульных, а на лестнице послышался перестук каблуков, кто-то явно спускался сверху по шикарной лестнице, здание-то непростое, дореволюционной постройки, с остатками былой роскоши.

Мама дорогая! Мне аж дурно стало. Не от того, что узнал появившегося на площадке у лестницы, а от того, что был, блин, без оружия. Ради этой сволочи можно и наплевать на свое инкогнито и сдохнуть, предварительно выпустив несколько пуль в голову. Альфред Розенберг собственной персоной, сука, и сделать ничего не могу.

– Вот, господин рейхсминистр, один из наших воспитанников, обученный и отлично служащий нашему Великому рейху! – неожиданно представил меня Бербок, спускавшийся позади Розенберга.

Ну почему, почему у меня нет гранаты или хотя бы ножа…

– Русский? – довольно спокойно, чего я не ожидал, спросил рейхсминистр.

– Украинец, уроженец западных областей, вошедших в состав СССР после раздела Польши.

– Хорошо, – он пожевал губами и добавил: – Тебе нравится служить рейху?

– Так точно, господин рейхсминистр! – четко, но все же с волнением в голосе ответил я.

– Твоя семья жива? – вдруг перешел на русский язык Розенберг.

Черт, хреново.

– Я не знаю, что с ними произошло, господин рейхсминистр, мы потерялись еще до большой войны, – пытаясь имитировать западноукраинский говор, ответил я. Поймает или нет?

– Выговор у тебя больше польский, я бы сказал, – чуть прищурив один глаз, произнес Розенберг.

– А у вас прибалтийский, – брякнул я.

– Хм, вас отлично подготовили, рядовой…

– Никак нет, господин рейхсминистр, унтер-офицер! – сказал я и чуть задрал подбородок, все, как учили.

– Смотри-ка. – И обернувшись к полковнику Бербоку, удивленно продолжил на немецком: – Разве в группах «Киндер» повышают в звании?

– Осипчук проявил мужество и доблесть, вытащив старшего офицера из-под обстрела. Будучи раненым, смог не только уйти сам, но и фактически спас майора Дюррера, – важно ответил Бербок. – По ходатайству самого майора мною было решено наградить рядового и повысить его в звании.

– Это отлично, – даже лицом просветлел Розенберг, – отличная школа, все бы так были преданы, мы уже выиграли бы эту войну. Молодец, унтер-офицер, желаю всего хорошего!

Он направился к выходу, Бербок его провожал, а я, в свою очередь, быстро принял нужное решение и поспешил к выходу, обгоняя начальство. Распахнув двери перед идущими следом рейхсминистром и его помощником, а также полковником Бербоком, я дал им пройти и стрельнул глазами в сторону наших парней. Машина была на прежнем месте, и водитель смотрел сейчас прямо на меня, между нами было всего десятка три шагов, поэтому я четко видел его глаза. Указывая глазами на машину Розенберга, я медленно закрыл и снова открыл глаза, водитель, в свою очередь, повторил мой жест, значит, сообразил.