Возрождение Тёмной

Их лица засияли, и они даже начали тихо обмениваться шутками, однако Чживэй не улыбнулась. Ведь она знала, что ее предложение не было жестом человечности, это был чистый эгоизм. Возможно, одно доброе дело отщепнет кусочек боли?

Чживэй прислушалась к себе: нет, легче не стало. Боль была на месте. Презрение к себе было на месте. И даже Тот, чье имя она избегала упоминать даже в голове, был на месте.

– Почему просто не уничтожить всех темных? Если мы настолько отвратительны? – обратилась она к друзьям. Ее давно беспокоил этот вопрос.

– Это невозможно, – ответил Юйлун. – Темные продолжат рождаться. Как и Светлые. В этом есть гармония мира.

– Добрая и злая сила существуют, чтобы сохранять баланс, и простые люди могли жить в безопасности, – добавила Джия.

– Почему Небесный Император просто не отменил весь наш род…

– Цзиньлун сильно провинился, – нахмурился Юйлун. – И теперь мы расплачиваемся за его грехи.

– Слишком дорогая цена за злодеяния одного человека, – ответила Чживэй и вернулась на свою лежанку.

Сон долго не шел. Тело так сильно уставало, однако мозг, казалось, только в бараке начинал оживать. И он боялся засыпать, потому что завтра все повторится. Она проснется пленной рабыней, она проснется в бараке – и безнадежность будет терзать душу.

Черви. Кругом были черви. Чживэй проснулась и поняла, что лежит в земле. Ее похоронили заживо! Она начала отчаянно кричать и сопротивляться, однако воздух закончился очень быстро. В рот упал длинный земляной червь, и она закашлялась.

Чживэй открыла глаза. Сердце бешено колотилось.

«Чжао Юхэ означает земля, – пронеслось у нее в голове. – Ею питаются черви».

От одного только имени убийцы ее бросило в дрожь, и Чживэй поднялась с лежака.

Нет, она не будет думать о Враге. Чживэй видела его лишь снизу вверх, и теперь ей казалось, что он два метра ростом. Он казался ей могучим, почти бессмертным. Его энергия сияла ярче солнца. Враг внушал ей животный страх, и поэтому Чживэй не хотела думать о нем. Лучше она будет кормить собой Персики бессмертия, чем столкнется с ним еще хоть раз.

– Какие персики на вкус?

Чживэй обернулась к Джии. Они сидели в бараке, и уже наступил вечер. Прошел день с кошмара о червях? Или несколько дней? Порой Чживэй терялась во времени. Сколько она здесь? Неделю? Две? Месяц?

– Бархатистые и сладкие, – ответила Чживэй.

– Ты пробовала?!

Помимо Джии и Юйлуна вокруг нее собрались еще темные. Чживэй стала местной сказочницей, она рассказывала истории о вкусе персиков, вишни и даже мяса. Она рассказывала о дворцах и принцах – и собирала благодарных слушателей. Ее аудитория делилась на тех, кто еще помнил жизнь за этими стенами, и тех, кто никогда не покидал их.

Последняя категория была опаснее всего. Для них эти стены были синонимом всей жизни, и единственной мечтой было услужить надзирателю, получить чуть более высший статус в местной пародии на общество. Они не мечтали о свободе. Нет, они мечтали мучить своих за то, что их мучили другие. Мечтали о силе.

– Прекратить разговоры, – раздался зычный голос Десятого.

Десятый – служка надзирателей. В их бараке он был самый главный и слушаться его нужно было безоговорочно, иначе неприятности не заставят себя ждать, поэтому все тут же разошлись по лежакам.

– Завтра солнцестояние, – радостно шепнул Юйлун.

Его радость отдалась тревожным чувством, однако Чживэй подавила его. Вдруг он прав? Вдруг завтра случится нечто, что приведет к освобождению?

Однако наутро Чживэй ждали только неприятности. Десятый, которого пугала необычная активность вокруг Чживэй, донес на нее. В качестве наказания ее посадили в яму с водой.

Наказание Чживэй восприняла стойко. Все чувства онемели, и онемевшее тело казалось правильным. Достали ее только к вечеру и отвели в барак.

На следующий день она работать не могла. Ее била лихорадка, и вместе с ней мучили видения из прошлой жизни Чживэй: сестра с братом приходили к ней с близнецами, как они играли часами, бесконечные разговоры с сестрой, тренировки с братом. И каждый раз такая сцена заканчивалась вопросом: «Ты ведь спасешь нас?»

Чживэй заставила себя вернуться в сознание, чтобы избавиться от невыносимых воспоминаний. Однако, как только она пришла в себя, то поняла, что лежит не одна. Юйлун лежал рядом.

И не шевелился.

Чживэй потянулась к нему, коснулась и поняла, что он уже остыл. Тогда она безвольно упала на свою лежанку.

Очередная потеря.

И у Чживэй не было сил на нее. Поэтому она отвернулась к стене и лежала, уставившись в стену, пока тревожные сны опять не поглотили ее.

– Его больше нет, – Джия вернулась с работ.

– Что случилось? – Чживэй задала вопрос нехотя, она не хотела думать о смерти Юйлуна.

– Наступило солнцестояние, ничего не изменилось, и он сдался. И просто умер. Такое здесь происходит постоянно, – горестно сказала Джия. – Надежда убивает.

Чживэй безучастно разглядывала Джию.

– И в чем его история?

– История?

– Да, история. Темный, работал в трудовом лагере, умер – и больше никто о нем не вспомнит?

– Мы будем помнить, – голос Джии звучал неуверенно.

Чживэй внезапно разозлилась.

– Неужели? Тогда почему ты не плачешь? Джия отвела глаза.

– Он не первый, не второй… и даже не десятый. Поэтому я ненавижу надежду. Я ненавижу, когда друзья начинают верить в спасение. Его не будет. Никогда. Это вся наша жизнь. Можно мечтать по вечерам, но утром ты выходишь на работу.

– И о чем мечтаешь ты? – с досадой спросила Чживэй. Что-то злило ее, но она пока не понимала, что.

– О том, что выращиваю персики, – смущенно ответила Джия.

Чживэй вопросительно посмотрела на нее.

– Но это мои персики, в моем саду.

Чживэй раздраженно выдохнула: даже мечты были такие мелкие, такие жалкие. И в какой-то из дней Джия уйдет, как и Юйлун, и от них не останется ничего. И Чживэй сгниет здесь, и встретится где-то там со своей семьей.

И ее Враг не вспомнит о ней. Он уже ее забыл. Чжао Юхэ будет жить сыто и богато и никогда не вспомнит о семье Лю.