Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12

Сейчас мне оставалось лишь смириться и пытаться спасти свою семью и своего нерожденного ребенка. Николас Мокану больше не заслуживает, чтобы я убивалась по нему и искала его. Я обязана жить ради моих детей и обязана уберечь их от него. Ни о чем другом я думать ПОКА не могла. Именно это отупение не давало мне погрузиться в пучину Ада — началась война с Нейтралами, и моя семья, мой старший сын пойдет против моего мужа. Кровавая бойня уже началась, и вопрос времени, когда она настигнет ворот города Грехов.

В Асфентусе нас встретили Рино и Влад. По их глазам я уже поняла, что они все знают, и мне стало стыдно. Отвратительно и омерзительно стыдно, потому что в который чертовый раз я вот так ищу убежища у своего отца, убегая от монстра, за которого вышла замуж. Поцеловала отца и пожала руки носферату. Оба проявили максимальную деликатность, не высказывая ни своих мнений, ни жалости. Да, вот так. Полное равнодушие, пусть и наигранное. Не смейте выражать свое сочувствие или говорить о понимании. Ничего вы не понимаете и не поймете никогда. Я сама не понимаю… но, наверное, я впервые хочу понять и все-таки постараться разлюбить. Выкорчевать эту болезнь из своего сердца и тела. Избавиться от зависимости, выдрать ее из себя с мясом. Если бы я могла ампутировать себе сердце, я бы так и сделала. Несмотря на онемение всех чувств, я знала, что это временно и что наркоз отойдет рано или поздно, чтобы я сорвала горло от криков агонии, от той боли, которая захлестнет с головой.

Отец лишь тихо спросил:

— Когда родится ребенок?

— Скоро. Чуть больше пары месяцев, — глухо ответила я, глядя ему в глаза.

— Здесь ты в безопасности, милая. Пока в безопасности. Рино ведет переговоры с контрабандистами, возможно, нам удастся в случае серьезных проблем пересечь границу и укрыться в Арказаре.

Мы и понятия не имели, что уже на следующий день Асфентус будет окружен и взят в осаду, а я не смогу даже выйти на улицу, потому что нейтралы назначат награду за мою голову и развесят мой портрет на каждом углу.

Голодные, в основном, нищие оборванцы, населяющие город, сдали бы меня и за меньшую сумму. Когда Рино принес листовку и положил на стол, все обернулись ко мне, и я знала почему — это означало, что Ник уже вошел в город или находится за его стенами. Но тогда мы еще надеялись, что находимся в безопасности.

— Я рад, что ты приехала. Это был правильный выбор, моя девочка. Отдохни с дороги — вечером у нас собрание. Я хочу, чтоб ты на нем присутствовала и знала, что нас ждет в случае прихода нейтралов.

Усмехнулась уголком рта.

— Я и так знаю, пап. Смерть нас ждет.

— Ну это мы еще посмотрим. Для начала пусть нас найдут. Мы рассыпались по городу и укрываемся в самых разных местах. Сэм, Рино, Габ и Изгой собирают отряды воинов. Мы будем драться.

— Чем? — устало спросила я.

— Хрустальными мечами, мама. Рино нашел лазейку и поставщика. Через неделю мы будем вооружены до зубов. Сюда направляется обоз.

Увидела Сэма и громко выдохнула от облегчения, он рывком обнял меня и прижал к себе, гладя мои волосы, целуя в макушку, вдыхая мой запах, как и его отец. От ассоциации где-то дрогнула застывшая в наркотическом сне тварь-боль.

— Мама, как же я ждал тебя. Наконец-то ты здесь. Я и Ками, Ярик, мы дико испугались. Зорич, я твой должник.

— Сочтемся, — ухмыльнулся ищейка, расстегивая ворот рубашки и прикладываясь к бокалу с ледяным виски.

— Мы держим под контролем все входы и выходы из города. Каждую лазейку. Едва они сунутся сюда, мы будем об этом знать.

Сэм говорил быстро и отрывисто — так не похоже на моего спокойного и хладнокровного мальчика. Но этот азарт и всплеск адреналина мне был знаком, этот лихорадочный блеск в глазах и трепещущие ноздри. Живое напоминание о том, кого я так хотела возненавидеть и вышвырнуть из своего сердца.

И вдруг он замер, застыла его рука, перебирающая мои волосы. И я знала почему — мой старший сын услышал сердцебиение и почувствовал еще одну жизнь во мне. Доли секунд на осознание, и мой внутренний страх, что это отдалит его от меня. Сейчас, когда все знали вину Ника и его омерзительный выбор… я носила ребенка от предателя, от того, кто рвал в клочья нашу жизнь без капли сожаления. И стыд… какой-то неестественный стыд, что мой сын знает, насколько близко я опять впустила его отца в свою жизнь. Он ведь уже такой взрослый…

Сэм опять прижался лицом к моим волосам, и я с облегчением выдохнула. Он принял малышку. Мой взрослый мальчик с невероятно огромным сердцем, в котором всегда было место для его брата и сестры, так много места, что мне иногда казалось, что он не оставил себе самому ни капли.

"Она не виновата, — голос врывается в мои мысли, — она ни в чем не виновата. Она прежде всего твоя и моя кровь, а не его".

И снова ни грамма боли. Точнее, она где-то есть. Вдалеке. Под слоем стекловаты. Как будто я приняла сильное обезболивающее и чувствую лишь отголоски. Рядом с Сэмом все чувства окончательно притупились, и я вдруг вздрогнула от понимания… вспомнила, как когда-то он приходил ко мне в комнату по ночам и ложился рядом со мной, дрожащей в истерической агонии и задыхающейся от слез. Становилось легче, и я засыпала, а он так и лежал до утра рядом, охраняя мой сон. Я обхватила руками его бледное, слегка заросшее щетиной лицо. Какой же он уже большой. Самый настоящий мужчина. Уже не мальчик. Но все равно мой ребенок и таким останется навечно. Внимательно глядя ему в глаза, прошептала.

— Это ты, да? Ты не даешь ей поглотить меня? Отпусти… нельзя так долго. Твои силы…

Уголки его губ дрогнули, и он провел ладонью по моим волосам.

— Мне хватит сил на нас обоих, мама.

— Когда в город войдут нейтралы, твоя сила понадобится тебе одному.

— Меня не спасет никакая сила, если я буду знать, что ты с ума сходишь от боли, если буду знать, что ты плачешь. Я не могу больше видеть твои слезы, понимаешь? Не могу. Это невыносимо.

— Слез не будет, — попыталась солгать, но не вышло, и в ярко-синих глазах вспыхнуло пламя ненависти.

— Будут. Боль сожрет тебя, едва я позволю ей прорваться сквозь мой блок, мама. Он обглодает тебя до костей снова, но в этот раз я ему не позволю.

И я знала, что он прав. Обглодает и, возможно, так сильно, что я уже перестану быть сама собой.

— Пока я могу — буду держать.

И он держал, я чувствовала это онеменение еще несколько дней. Оно спасало меня от полного отчаяния и давало возможность жить и дышать.

Молча слушать, как отец с братом строят стратегические планы, и даже пытаться участвовать в их дискуссиях. В первый же вечер в особняк, принадлежащий Рино, приехала Кристина с Габриэлем, Зариной и Велесом. Впервые вся наша семья была в сборе. Почти вся. Я смотрела на них, сидящих за столом, на смеющихся детей, на взрослого Велеса и Сэма, рассматривающих карту города, и чувствовала, как вдалеке остро режет лезвием — а ведь ОН мог быть здесь вместе с нами. Мог быть частью этой войны, а не по ту сторону баррикад. Мог вот так же, как Габриэль Кристину, обнимать меня за плечи, или как мой отец с Анной.

А потом вдруг что-то прорвало эту стекловату, пробилось даже через силу моего сына и ослепило острой вспышкой, полоснув по глазам и по нервам… И я вдруг осознала, что здесь сейчас происходит. Господи, да все они строят планы как убить тебя, Ник. Понимаешь? Я сижу в этой проклятой зале и слушаю, как они расправятся с тобой, когда ты войдешь в город, в какую ловушку будут заманивать нейтралов и как будут вырезать им сердца. Они называют тебя Вершитель, чтоб не произносить твое имя, а я… я ощущаю, как боль вгрызается в мою плоть все сильнее и сильнее, пока меня не пронизало ею насквозь, и она не прорвалась наружу.