Возрождение
Шрифт:
Сашка задумался. Он честно вспоминал всех людей из поселка. Нет. Никого из них он не представлял – «как прежде». Они были смелые. Честные. Хорошие. Странно… вроде он о них не думал – а ведь, оказывается, думал. Именно так и думал. Сам не понимая, не осознавая. Нет среди них таких…
А вдруг – пока нет? Пока можно и нужно держаться друг за друга? А потом… А язва Ленка тихо прочла:
…И те найдутся, которыеЗемлю очистят от мертвых.Ею снова начнут торговать.Все низкое вызовут к жизни —Объявят «высоким» опять.Забудут старые клятвы.Могилы бойцов осквернят… [12] —12
Летчик
и голос у нее сорвался вдруг. Сашка тоже встревожился – от слов, от того, что за ними вставало. Он взялся за пояс, за кобуру пистолета, словно нужно было драться. Но… как? С кем?
– Ну а делать-то что? – спросил он сердито.
Ленка, все еще не поднимая глаз, примаргивая, оживилась:
– Так вот и я про что! Вот… блин… что-то в глаз… Нужно сделать так, чтобы дети там, в поселке, росли настоящими людьми. Стали лучше своих родителей. Хорошими были, не только когда плохо вокруг, а вообще… хорошими. И по-настоящему хорошими. Не добренькими, не беспомощными…
– Лен, – Сашка хмурился, – ну я ж говорю – не можем мы…
– Да я не про то! Нужна особая организация для детей. Не как ваша, не такая… военная и не с такими требованиями жесткими. И для всех, кто пожелает. И такая организация раньше была! Я про нее все знаю! Нам просто надо ее возродить – создать у нас пионерский отряд!
– Какой пионерский отряд?! – ошалело вытаращился Сашка. – Ты о чем?!
– То есть… а… – Глаза Ленки стали заинтересованными. – А. Поняла. Ты не знаешь, кто такие пионеры?
– Ну… так раньше называли военных инженеров, – вспомнил Сашка лекции по военному делу. И встревожился: – У меня по инженерке не очень. Ты же сама знаешь – я штурмовик в основном…
Теперь уже вытаращилась Половцева – и поманила Сашку за собой:
– Пошли. Пошли-пошли.
И Сашка заспешил за ней, серьезно заинтересованный…
Кабинет-то у Ленки, если честно, был – комнатка три на три, большую часть которой занимали аппаратура и книги. Именно в книги и зарылась Половцева, пока Сашка рассматривал новые рисунки на стенах – плод какого-то детского конкурса. В уме у него зазвучала сама собой песенка про «солнечный круг – небо вокруг…», тематике рисунков она соответствовала как нельзя лучше.
– Нашла, – объявила Ленка, держа в руках толстую коричневую книгу большого формата. – Держи.
Сашка удивленно глянул на Половцеву, взял книгу. Она была довольно увесистой. На обложке еще можно было различить вытертую полностью надпись, остались одни контуры букв, когда-то, видимо, золотых: «СОВЕТЫ ПИОНЕРВОЖАТОМУ».
Сашка пролистнул томик. Внутри книга оказалась неожиданно яркой, цветной, со множеством рисунков, схем и таблиц. Ленка гордо кивнула:
– На. Читай. Прочти хотя бы то, что успеешь до завтра. А завтра после утреннего построения поговорим…
Глава 9
Нет места для успешных
К тебе взывают сестры и жены,
толпа обезумевших матерей,
и дети,
бродя в городах сожженных,
взывают к тебе:
«Скорей, скорей!»
Они обугленные ручонки
тянут к тебе во тьме, в ночи…
Во имя счастливейшего ребенка
латы готовим, острим мечи…
К тому моменту, когда начало «светать», то есть когда небо из непроглядно-черного и вяло шевелящегося стало рыже-коричневым и активно движущимся – отряд прошел почти восемьдесят километров. Майор Локтионов, десяток дружинников и трое кадетов, в том числе – Шевчук, шли всю ночь и определенно успевали. Они даже успели отдохнуть полчаса после того, как вышли на место, хотя на легких нартах с ними были «Утес» и 82-миллиметровый миномет. Правда, личный груз каждого – двухлитровая фляга с водой, пачка пеммикана, спальник. Весь остальной вес составляли боеприпасы и снаряжение.
Банда попалась в ловушку на повороте старой дороги. Ветра не давали тут особо залеживаться снегу, хорошая машина могла пройти по дороге даже сейчас, но около Цыг-бойни в любом случае приходилось сбрасывать скорость почти до нуля, а видимость полностью ограничивали кусты по сторонам, забитые снегом и превращенные почти в стены.
Цыг-бойней это место называли потому, что сразу после того, как сбежала в полном составе вся областная власть, местные жители привезли
сюда и, убив, покидали в большой овраг больше восьмисот человек – наркоторговцев с их семьями. Впрочем, по традиции в этих семьях наркотой торговали все, так что подобное разделение было условностью. Миновать его по нынешним погодам не мог ни единый караван, в котором имелась хотя бы одна машина. А в банде их было минимум две. И не меньше полусотни стволов. В двухсоткилометровой округе банда была последней, если не считать еще одну – возглавляемую бывшим крупным правозащитником по кличке Адамыч. Ему не столь давно удалось ускользнуть от витязей буквально в последний момент. Правда, он лишился при бегстве почти всех подельников и сейчас РА не особо занимал.«Засада на повороте» была классикой огневого мешка, и то, что в банде имелось не меньше тридцати стволов, давало повод Локтионову считать, что у него – подавляющее превосходство. Но он все-таки подстраховался. Из троих кадетов он оставил при себе вестовым Артема, а Денису и Сашке отдал приказ прикрывать с тыла с разных направлений позицию установленного в снежном окопе в полусотне метров от дороги миномета. На всякий случай. Витязи многое делали «на всякий случай», даже не понимая, почему, – если бы их кто-то спросил напрямую, они бы не смогли объяснить. Но это работало. Всегда.
Сашка, конечно, обиделся. Но выполнять приказы для него уже давно стало частью натуры, и он, замаскировав лыжи на общей стоянке, отошел от минометной ячейки туда, где начиналось бесконечное заснеженное поле, а слева шел неглубокий овраг, даже скорей промоина, сейчас почти заровненная снегом. Там он устроился между кустов и стал практически не виден.
Он всматривался, слушал и внюхивался, держа наготове автомат, – небрежно, как держат оружие только те, кто в нем абсолютно уверен. Многие друзья Сашки предпочитали к автоматам большие 70-патронные «барабаны», но Сашка не собирался изменять тройным «бутербродам» обычных 30-зарядок. Горловинами вверх, с прокладками из плотного пенопласта, все, как положено… Потом – шума машин он не слышал, снеговая стена на кустах мешала – коротко хлопнул миномет. И через пару секунд разорвалась мина.
Бой начался…
Бандиты сломались почти мгновенно. Ответный огонь был шумным, но неприцельным, и его почти заглушали разноголосые, полные дикого, утробного, подавляющего ужаса вопли: «Витьки!» У банды были мощный снегоход, с закрытой кабиной, с установленным в ней «ДШК», и «ГАЗ-66», у которого в кузове стояло по бортам четыре «ручника» «РПК». Но в грузовик попала вторая, предпоследняя из выпущенных мин, а массированный, выверенный огонь, почти в упор открытый по колонне, кого свалил сразу, кого согнал в предательски глубокий снег на противоположную обочину, по которому можно было разве что ползти. Фактически бой на этом кончился. При всей своей показной крутости бандиты смертельно боялись витязей, как всегда и везде боится пустодушный убийца того, за кем – нечто большее, чем собственное «я». Боялись до столбняка. Много раз в разговорах между собой они снова и снова повторяли, убеждая себя, что «витьки» – они как мы, только понтов много», что по-другому не бывает, что никто не живет иначе… и сами почти уверились во всем этом, в том, что РА – просто еще одна людоедствующая банда.
Тем страшнее было внезапное, потрясающее, как удар тока, прозрение. Оно пришло ко всем бандитам сразу, независимо друг от друга, по непонятным им самим причинам. Пришло из снов – пришел судья и палач в одном лице, и ничего ему не противопоставишь и не вымолишь прощенья. Отказавшихся от всего человеческого охватил такой же нечеловеческий, животный страх, затмивший разум полностью. Главарь – самый мощный, самый отважный хищник – около снегохода, из которого стреляли заполошно два пулемета, еще свирепо, истошно орал, размахивая «береттой», пока не заткнулся один пулемет, и стрелявший из него, не выдержав неотвратимого ужаса, вывалился в снег и по-звериному на четвереньках побежал в сторону, но почти сразу завалился в сугроб с развороченным затылком… а пулеметчик второго не сполз в люк, недоуменно скуля и кашляя на сиденье кровью. Тогда зверь метнулся за руль, не глядя на заднее сиденье, где скорчились обе его самки с тремя маленькими детенышами, – и его вышибло наружу ворвавшееся в кабину тяжелое тело. Он успел выстрелить, но мощный удар выбил пистолет в сторону, и в черном перчаточном кулаке, взлетевшем в небо, тускло, снежно сверкнула сталь. Бандит перехватил руку, сопя и рыча, стал ее отталкивать, сам пытаясь достать нож, – но вторая рука навалившегося сверху жуткого призрака врезалась в горло, за ворот бушлата, как стальной захват. Дышать стало нечем, и в разинутый рот бандита падали снежинки и капли пота медленно и неотвратимо убивающего его витязя.