Возрожденный

 - Как?

 Норах, уже готовый к взлету, помедлил, оглянулся через свободное плечо и пристально посмотрел на Ругдура. В светлых глазах промелькнуло понимание. В темных – твердая решимость. Это было краткое мгновение, но его оказалось достаточно для того, чтобы соединить две похожие души, пусть и чужие друг другу. Соединить, возможно, через этого необыкновенного мальчика, которого один любил, уже как сына, а другой держал на руках, чтобы спасти…

 Норах странно улыбнулся. Едва заметно, да, но Ругдур – заметил.

 - Тебе придется бежать очень быстро, воин, - негромко сказал свон. – Позаботься о том, чтобы сатир и Великая не отстали. Смотрите на меня: я укажу вам дорогу. – Он крепче обнял Сильфарина и с силой оттолкнулся от земли. – Бегите!

 Они бежали следом за разрезающим небо и саму ночь Норахом. На север. К Эвильскому хребту. И по звукам за их спинами поняли: там происходило что-то совершенно немыслимое. Оборотни столкнулись с отрядом крихтайнов, началась битва, но при этом и те, и другие не забыли о своих целях, а вернее, о своей общей цели – и продолжали гнаться за заветной добычей.

 Оборотней подстегивал страх перед Эйнлиэтом. Крихтайнов – приказ князя, конечно же. Только вот как Файлис узнал о горстке путников, покинувших Талавир этой ночью, находясь у врат Каллаона?

 Улдис начал задыхаться раньше всех. Он стонал, хватался за бока и стискивал зубы, то и дело морщась от нестерпимой боли, расплавляющей мышцы и разрывающей легкие. Ругдур обхватил сатира за плечи.

 - Терпи, приятель, терпи… Осталось немного…

 - Я не понимаю, как он собирается спасти нас… - выдавил Улдис.

 - Кто?

 - Норах.

 Сатиру ответила Сайибик:

 - Он хочет спрятать всех нас в Галь-та-Хуре, «Звезде на камнях».

 - Где?! – От изумления Улдис даже позабыл об усталости. – В Галь-та-Хур не пускают чужаков! Нораха сурово накажут.

 Никто ничего не сказал. Накажут? Да, накажут, потому что Закон Племени Белого Пера очень строг. Накажут. Если он приведет их в свой город.

 Если…

 - Утро… Улдис, Ругдур, утро… - Сайибик устало улыбалась. – И нет луны. И крихтайны отстали…

 - Утро, - тяжело дыша, повторил сатир.

 Ругдур ничего не смог сказать. Нет, не от слабости. Оттого, что сердце выскакивало из груди; оттого, что хотелось кричать – только уже торжествующе. Оттого, что он смог сдержать слово… И от возродившейся веры в то, что все будет хорошо. Почему? Неважно почему. Все будет хорошо. Вопреки всему.

 Перед ними возвышался величественный хребет Эвиля.

* * * *

Мы быстро отыскали секретный проход в скале и через семь дней уже были в Галь-та-Хуре – городе хрусталя, горных отрогов и пещер.

 Каррок наказал Нораха так, как того требовал Закон Племени: мой бедный друг долго еще лежал с израненной спиной, но о нем заботились родные – старенькая мать и шестилетний сын.

 А нас… Нас по Закону должны были держать в Галь-та-Хуре, как в тюрьме, до скончания дней, отпущенных каждому. Очень уж негостеприимный и скрытный народ – эти своны. Тогда я не понимал еще, из-за чего они ожесточились почти на весь мир. Но теперь я их ни в чем не виню…

 Когда Каррок вынес нам этот приговор, я впал в отчаяние. Я потерял Тенкиуна, не смог встретиться с Палнасом, и вот оказалось, что я должен был всю жизнь провести в Эвильских горах…

 Но меня спасла Абха. Она сама, Мудрейшая из всех живущих под небом, пришла в Племя Белого Пера, потому что, единственная из Великих и не-Великих, имела на это право, и поручилась за мою честность и верность Рунну. И убедила вождя отпустить меня и моих друзей. Но не раньше, чем через тринадцать лет. Она добилась своего, ведь она с самого начала хотела, чтобы я вырос. Там, куда не дотянется рука Эйнлиэта.

 Тринадцать лет… Как долго…

 Но все же неизмеримо меньше, чем вечность.

 Абха помогла мне. И то, что в Талавире казалось проклятием, в Галь-та-Хуре стало бесценным даром. Нельзя описать того, как я был благодарен ей.

 Я стал ждать, когда закончится срок…

 Но Мудрейшая принесла и печальные вести: в ту ночь, когда мы бежали из Талавира, бесследно пропал Палнас Каллаонский. Исчез, словно его и не было…

 Абха ушла. А Сайибик осталась. И… ах, как хорошо я помню то утро, когда она, узнав об исчезновении Палнаса, пришла приободрить меня… То был один из самых значимых эпизодов в моей жизни…

 - Сильфарин… - Сайибик почему-то сильно смутилась – покраснела, опустила взор, прижала руки к груди. – Я… понимаю, что мне очень далеко до Палнаса. Даже до Абхи. Но…

 Я подошел ближе и снизу вверх посмотрел ей в лицо. Я улыбался… и старался сделать это как можно теплее, искренне, по-детски. Ничего еще не понимая, я спросил:

 - Что такое, Сайибик?

 Она присела и ласково взяла мою голову в свои теплые ладони, взволнованно дыша. В прекрасных серых глазах стояли слезы. Как сейчас помню… Ее слова до сих пор звенят у меня в голове:

 - Если ты захочешь, сын Рунна, я стану твоим учителем…