Возвращаясь в рай

Глава 17.

Калеб.

Мэгги садится и прикусывает нижнюю губу. У нее в волосах застряли маленькие

деревянные опилки и глаза налились кровью.

– Не думаешь ли ты, что нам стоит обсудить план вместе?

– Нет, - упорно говорю я.

– Почему нет?

– Потому что ты не разумна.

– Прошу прощения, - говорит она, с каждым словом из ее волос выпадают опилки .

– Но вообще-то, я - та, которая спала прошлой ночью. А ты не спал. Я голосую за то, что я

разумна и за то, что бы обсудить этот план вместе.

Я стою и протягиваю ей руку.

– Ты никогда не была разумной. И прежде чем снова просить прощения, ты была той, кто

сбежал со мной посреди ночи, только с одним рюкзаком забитым вещами.

Она берет меня за руку и позволяет помочь ей подняться. Могу сказать, что она не

устойчива, так что я обнимаю ее за талию и поддерживаю, пока ее тело не

приспосабливается. Когда она встала ровно, я отпустил ее. Она сложила руки на груди и

задрала свой прямой аристократичный нос вверх. В замке было очень мало места, так что

наши тела касались друг друга.

– Это не было неразумным. Быть здесь, с тобой - сознательный риск.

– Сознательный?
– Спросил я, со скептицизмом в голосе.

– Просто забудь об этом.

Она подняла свой рюкзак и схватила меня за руку, для поддержки вылезая из замка. Было

еще рано, но несколько мам с детьми уже были в парке. Они неодобрительно

поглядывали на нас, словно нас поймали дурачившимися в стенах замка.

– Так что у тебя за план, который мне не понравится?

– Расскажу тебе его позже, - сказал я.

– Ты только оттягиваешь неизбежное.

– Я знаю. Я хорош в этом.

Могу сказать, что нога Мэгги не сгибается, она идет медленно и сначала ступает левой

ногой. Черт, хотел бы я забрать ее боль себе. Это отстойно - знать, что она всю жизнь

будет хромать. Злость на мою сестру, за то, что она сделала с Мэгги, проносится через

меня. Если бы не безответное решение моей сестры сесть за руль этой машины пьяной,

возможно она бы не повернула в сторону с такой силой, когда эта белка выпрыгнула

перед ней и Мэгги не попала бы под машину. Я могу играть в игру “что если” вечно, но это

не сможет изменить тот факт, что Мэгги единственная, у кого навсегда останутся

физические последствия с той ночи.

– Тебе нужно присесть?
– спрашиваю я, мысленно пиная себя, за то, что поставил ее в

такую ситуацию.

– Я в порядке. Прогулки обычно помогают облегчить спазмы.

Я беру у нее рюкзак и перекидываю его через плечо, рядом с моим. Я качаю головой,

наблюдая за ее борьбой. Она останавливается и кладет руку себе на бедро.

– Не смотри на меня так.

– Как так?

– Как будто ты винишь себя. Мы оба знаем, что… хорошо, вообще-то сейчас все в

“Перезагрузке” знают, что это все была не твоя вина, хотя ты и расплачиваешься за это

практически в течение почти двух лет.

В ее взгляде столько жалости, что мне становится не хорошо, где-то в моих кишках.

– Просто покажи мне место, где я смогу сходить в ванну и съесть что-нибудь на завтрак. Я

умираю с голоду. У меня есть около двухсот долларов, что бы израсходовать их, прежде

чем нам придется просить милостыню.

Ее слова, словно нож, пронзают меня насквозь.

– Ты не будешь просить милостыню. Никогда. Поняла это? У меня есть около двадцати

баксов. Затем, я что-нибудь придумаю.

Только лишь одна картина того, как она просит что-либо, возникшая в моей голове,

заставляя покрыться кожу мурашками.

– Я пошутила, говорит она, удивив меня насмешкой, - Я не из рода попрошаек.

– Прости, - говорю я.

Прости за то, что слишком остро отреагировал. Жаль, что я поставил ее в эту ситуацию.

Прости, за каждый хреновый случай.

Мы проходим пару кварталов, пока не добираемся до “У Пита” - маленькой закусочной, которая вероятно обречена быть с жиром, плесенью и запятнанной плиткой на потолке,

но у них есть ванна и гадкая дешевая еда, то что нам нужно.

После того, как мы сели в кабинку, Мэгги ушла в ванну. А я сижу, сложа руки, и думаю, как

я собираюсь рассказать ей новости о моем плане.

Я огляделся вокруг на два занятых стола. Парень в порванной фланелевой рубашке стоял,

попивая чашку кофе около стойки. Старик сидел один в другой будке, смотря в окно, в то

время как медленно, один за другим, по кусочкам ел хлеб. Интересно, он смотрит в окно,

ожидая кого-то… или смотреть в окно лучше, чем вспоминать, что он обедает сам с собой.

А, может быть, он вовсе и не смотрит в окно. Может, он мечтает о какой-то девушке,

которую любил и потерял. Я не хочу стать таким, как один из этих парней… одиноким и

жалким.

Когда Мэгги возвращается, ее хвостик исчез, она больше не выглядит так, словно спала на

деревянном полу. Она проскальзывает в кабинку, напротив меня. Я тянусь к ней через

стол, чтобы взять ее руки в свои.

Тот факт, что она добровольно ушла со мной прошлой ночью, просто с одним рюкзаком,

унижает меня.

– Мэгги…

У меня в горле комок, размером с грейпфрут. Я не хочу говорить этого, но черт возьми, я

должен сказать.

– Я отвожу тебя назад, - ее глаза расширились, и она открыла рот, чтобы сказать что-то в

знак протеста, я уверен, но я добавляю:- Ты знаешь, что происходит со мной каждый раз,

когда я вижу, как ты морщишься от боли?

Она оттягивает руки назад и складывает их на коленях.

– Я в порядке.

– Перестань притворяться. Я думал, мы больше не будем лгать друг другу.

Я смотрю, как она кусает нижнюю губу.

– Хорошо, я лгу. Но то, что я чувствую небольшой дискомфорт или боль не имеет

значения.

Она смотрит на меня и наклоняет голову. Я могу сказать, колесики вращаются, она

слишком много думает. Она колеблется сначала, но затем выпаливает.