Возвращенец. «Элита пушечного мяса»

Никифоров уже было рот открыл, сказать, что там люди горючее ждут, но передумал и согласился с Вовой. Действительно нехорошо. Сколько их таких осталось лежать вдоль дорог, а этого надо.

– А время мы наверстаем, - поддержал Вову Михальченко.
– Я за лопатой.

Речей никто не говорил, прощального салюта не было, остался только невысокий холм могилы, да частично обгоревшая доска с нацарапанными ножом буквами. Даты рождения никто не знал, а документы Степаныча сгорели вместе с гимнастеркой.

Насчет машину вести, это Вова в запале погорячился. Хоть и не часто надо руль на большие углы крутить, чаще достаточно только держать и чуть подруливать, но уже через несколько километров на бинтах стали проступать кровавые пятна, а боль в руках становилась нетерпимой. С трудом он дотянул до очередного затора, узкий, едва отремонтированный саперами мост был перегорожен сломавшимся грузовиком. Вокруг собралось какое-то начальство, размахивало руками и что-то орало, с такого расстояния не разобрать. Еще несколько суетилось у самой машины. Видимо, водители пытались реанимировать умерший в неудачном месте аппарат, но время шло, а грузовик продолжал стоять.

В конце концов, начальству все это надоело. Сзади к "студебеккеру" подъехал танк и двинул его вперед. Грузовик уперся, танк нажал, "студер" развернуло и он, сломав свежие, белые перила сполз с моста вниз. Глубина здесь была небольшая, и он уперся кузовом в дно, оставив передние колеса на настиле моста. Танк сдал назад и со второго захода окончательно расчистил дорогу. Встречный поток техники и пехоты хлынул на западный берег.

– Э-э, да ты совсем плох, в медсанбат тебя надо.

Дальше играть в героя уже не было сил.

– Надо, лейтенант, садись за руль.

Корпусной медсанбат располагался в нескольких домах в центре большого украинского села. К приезду в медсанбат Вова стонал уже не сдерживаясь. Принимала его суровая врачиха с командирским голосом.

– Пей.

Нос уловил знакомый запах. Выпив целую кружку разведенного спирта, Лопухов почувствовал себя несколько лучше, боль немного отступила. Выждав, пока "анестезия" подействует, врачиха в белом халате скомандовала двум медсестрам, одна из них была весьма симпатичной пышечкой.

– Держите.

Сестрички вцепились в руки повыше бинтов, а врачиха начала снимать повязку. Поначалу Вова не понял, почему держат две руки, когда повязку снимают только с одной. Так и не понимал, пока снимали верхние слои, когда же начали отдирать бинт от раны…

– Суки! Живодеры! Вы что творите?! А-а-а!

От последнего рывка он чуть не потерял сознание. И тут же пожалел о том, что не отключился, когда бинт начали снимать с другой руки. Ладони смазали какой-то вонючей мазью, стало немного легче, и опять забинтовали.

– С виду - здоровый, а визжит как девчонка. Видел бы ты, каких сюда танкистов привозят. Места живого нет, а терпят.

Врачиха вышла, дверь осталась приоткрытой и Вова слышал их диалог с Никифоровым.

– Надолго?
– поинтересовался лейтенант.

– Месяц, - отрезала женщина, - и это в лучшем случае. Может, придется в госпиталь отправлять.

– Не надо в госпиталь, - подскочил Вова, - я здесь подлечусь. Товарищ лейтенант, на машину мою никого не сажайте! Я вернусь, я быстро вернусь!

– А ну тихо!
– нарисовалась в дверном проеме мощная фигура в белом халате, - еще один патриот на мою голову. Анечка, проводите раненого.

Анечкой оказалась та самая пышечка. Носик пуговкой, глазки голубенькие, из-под беленькой косынки выбивается беленький перманент, завязанный позади халатик, скорее подчеркивает, чем скрывает. Несколько раз Вова привозил в санбат раненых, но столь привлекательный кадр ему на глаза еще не попадался. А может, и попадался, да в суматохе разгрузки не заметил. Правда пахнет от нее какой-то медицинской хренью, но в остальном… Е-о-о-о! Вова аж зашипел от боли, всего-то одно неосторожное движение.

Едва Лопухов оказался на своих двоих, как его повело, дает себя знать спиртик-то. Симпатяшка поспешила ему на помощь. Опираясь на сестричку, он добрался до своего "шеви". Никифоров осторожно навесил на него автомат и вещмешок.

– Ну, бывай.

Рука взводного дернулась вперед, но он быстро придержал движение, на ближайший месяц рукопожатия Вове были противопоказаны.

– Лейтенант, - не только ноги, но и язык начал заплетаться, - никому, слышишь, никому мою машину не отдавай. Они ее угробят, а я вернусь. Я вернусь, вернусь.

Анечка поддержала заваливающегося бойца и буквально на себе поволокла его к одной из беленых, крытых соломой хат, девушка оказалась неожиданно сильной, это отметил даже затуманенный алкоголем Вовин мозг. В хате располагалась хозчасть медсанбата. Пожилой старшина принял у Лопухова оружие, с него сняли пропахшую гарью, местами опаленную форму, взамен выдав синий больничный халат. Поскольку сам он справиться с пуговицами не мог, то пришлось основную работу проделать медсестричке. Да, давненько пьяного Вову девушки не раздевали! Да что там, и сам он девушек давно не раздевал даже на трезвую голову. Эх, если бы не замотанные бинтами руки!

Разместили Лопухова в одной из хат. В одной из комнат располагались хозяева, старик со старухой, женщина неопределенного возраста, то ли дочь, то ли невестка, и две девочки лет четырех-пяти. Во второй располагались долечивающиеся легкораненные, тяжелых отправляли дальше в госпитали.

– Анечка, можно я вас так буду называть?

– Можно, можно, - девушка укладывала Вову на дырявый матрас, с торчащими из него клочьями ваты. Тут бы плавно перейти к комплиментам, но Лопухова переклинило, и он ляпнул.

– А обед скоро?

– Через три часа, - Вову укрыли тощим синим одеялом.

– Анечка, вы - королева моего сердца, придете меня с ложечки покормить?

– Приду, если Мария Ефимовна отпустит.

И ушла, вильнув на прощание своим пышным задиком.

– Королева, - пробормотал ей вслед Вова и уснул.

Обед он благополучно проспал, Анечка не пришла. Всему медсанбату было не до него. Ему повезло, привезли его во время паузы в боях, а в этот день начались бои за плацдарм на правом берегу. К полудню раненые пошли сплошным потоком. Фырчали за окном моторы автомобилей, кого-то вносили, кого-то уносили. Рядом с Вовой оказался танкист с полностью забинтованной головой, вот, кому не повезло, в белом шаре остались две дырки для носа и рта.