Возвращенец. «Элита пушечного мяса»

– За кобуру схватился.

– А ты?

– Я тоже. Но тут танкисты вмешались, парторгу в морду дали и на улицу выкинули.

– И что теперь? Парторг этого просто так не оставит.

– Да знаю. Поживем - увидим.

Ко всеобщему удивлению, никаких оргвыводов не последовало, историю с разбитым партийным лицом бригадное начальство решило замять. Наступление на носу и именно этим капитанам танки вперед вести, а партийный при штабе останется.

Вовин ППШ, с которым он был неразлучен полтора года, остался у подобравших его танкистов. Вместо автомата ему выдали новенький карабин образца текущего года с неотъемным штыком. Собственно, ничем кроме этого штыка, да еще нескольких мелких деталей, этот карабин от прежнего не отличался. Руки сами вспомнили, куда обойму вставлять и как затвор вынимать, хотя, было бы что вспоминать. Еще одну тенденцию последней фронтовой моды подметил Вовин глаз - шоферы начали носить танковые шлемы, тем самым подчеркивая принадлежность к уважаемому роду войск.

Подняли бригаду тридцатого декабря. Победный сорок пятый, а это понимали уже все, встретили на марше. Ночь, плеск черной воды и тусклый свет фар, ремлетучка, в кузове которой трясся Вова, переправилась обратно на плацдарм в ночь со второго на третье января. Войск тут собралась много. Впервые с лета сорок третьего Вова видел столь многочисленные, хорошо укомплектованные личным составом и техникой части. Пожалуй, только с автомобилями были проблемы. Все танки в бригадах - новые с восьмидесятипятимиллиметровой пушкой, только танки-тралы остались со старым орудием. Полк новеньких ИС-2, самоходки со стодвадцатидвухмиллиметровыми орудиями, даже новейшие противотанковые БС-3, опять же целый полк!

Вся эта махина пришла в движение двенадцатого января. Рецепт прорыва немецкой обороны был прежним - двести с плюсом стволов на километр фронта. Артподготовка на этот раз была в два этапа. После часового обстрела стрелковые части взяли первую линию траншей. В девять утра начался второй этап артподготовки, длившийся два часа. В конце второго часа некоторые немецкие части начали отход, не дожидаясь атаки пехоты. После полудня вперед двинулись танки, и уже к вечеру вся армия вышла на оперативный простор.

Пять дней ремлетучка, а вместе с ней и Вова, колесила по запруженным техникой, людьми и обозами дорогам, несколько раз попадали под авианалеты, но обошлось без потерь. Мороз хоть и небольшой, а в моторе ковыряться неприятно, как и гайки крутить. Все это время Лопухов пытался приглядеть себе подходящий трофей, но не везло. То модель редкая, то повреждена машина сильно. Да и маловато попадалось машин в начале наступления.

– Ничего, - утешали Вову ремонтники, - как только что-нибудь подходящее будет, мы ее быстро на ход поставим. А то, оставайся с нами.

Мысль была неплохая, но ремонтники с точки зрения проведения бартерных операций находились в худшем положении, чем шоферы. И Вова продолжил поиски.

К концу пятого дня бригада оказалась в Ченстохове. На улицах города отступающие немцы оставили около сотни разнообразных машин. Вова уже подобрал себе очень даже приличную "Татру" с мотором воздушного охлаждения. Оставалось только найти и заменить выдранные прежним владельцем провода и залить в бак бензин, но тут пришел приказ двигаться дальше.

– Ну, хоть полдня дайте, - заныл Вова, - я на ней вас и догоню.

– Отставить, - грозно насупилось начальство, - марш в ремлетучку.

Проткнув немецкую оборону, танкисты проходили по сорок-пятьдесят километров за сутки, и этот темп удерживался уже третий день, снабжение быстро отставало, учитывая, что за предыдущую пятидневку прошли еще полторы сотни и форсировали три не самых мелких реки.

Еще через два дня Лопухов проснулся в Германии, но это он узнал не сразу. Усталость свалила намертво, едва он забрался в фанерную будку полуторки после снятия пригодных запчастей с подорвавшегося на мине "студебеккера". Пока машина гремела железом и прыгала на кочках по разбитой танками дороге, Вова крепко спал, но стоило остановиться - проснулся мгновенно.

– Надолго встали?
– поинтересовался Вова.

– А хрен его знает.

Спрыгнув на дорогу, убедился, что впереди затор и быстро движение не начнется. Под сапогами Лопухов с удивлением обнаружил брусчатку. Шоссе, однако, с двух сторон обсаженное высокими деревьями, образующими настоящий коридор. Летом должно быть красиво смотрится. Отметив местные красоты, Вова отошел к обочине и уже взялся за ширинку, но тут его взгляд упал на следующую сценку.

Вдоль обочины валялось брошенными несколько тачек, каких-то ручных тележек и, даже, детская коляска. В них кто-то уже успел покопаться, вывернув содержимое. Тряпки какие-то, посуда, если и было что интересное, то все уже подобрали. Метрах в тридцати на одной из тележек неподвижно сидела старуха. К ней подошел солдат, спрыгнувший со стоящего впереди грузовика. Что ей сказал, старуха не отреагировала, тогда он рванул что-то с тележки, посыпались какие-то бумаги. Женщина сползла на землю и начала их собирать, солдат схватился за автомат.

Забыв про собственные желания, Вова поспешил вмешаться. Солдат дергал затвор своего ППСа, но тот категорически отказывался взводиться, поставил на предохранитель, а в запале снять забыл. Сержант, на погонах краснели лычки, наконец, справился с оружием, Вова услышал, как щелкнул затвор, но сразу выстрелить не решился, поэтому Лопухов успел.

– Ты что, охренел?

– Отойди.

Сержант сделал попытку обойти препятствие, но Вова сделал шаг в сторону и опять закрыл старуху.

– Они моих родителей, я слово дал!
– похоже, мужик находился на грани истерики.
– Ты, посмотри, что она с собой возит!

Вова обернулся. На снегу лежали фотографии, среди которых было немало мужчин в форме и, судя по всему, в немалых чинах. От машины уже подошли другие красноармейцы, но вмешиваться не спешили. Ситуацию надо было как-то решать. Одним шагом сократив дистанцию, Лопухов схватил сержанта за грудки и развернул в сторону.

– На меня смотри, на меня! Это сумасшедшая немецкая старуха, она никого не убивала! Слышишь, никого! Хочешь - стреляй, только чем ты тогда от фашиста отличаться будешь?!

Вова отпустил сержанта и сделал шаг в сторону. Старуха продолжала ползать на коленях, что-то бормоча и собирая бумаги. На происходящие в двух шагах события, решающие ее жизнь, она не обращала внимания, точно не в себе. А сержант сдулся, автомат держал в руках так, будто не знал, что с ним делать. Но тут все разрешилось само собой, колонна на дороге зашевелилась. Водитель "студебеккера" нажал на клаксон, солдаты потянулись к машинам, сержанта тоже увели. Вова рванул обратно к своей полуторке. Ремонтники через фанерные стенки будки ничего не видели. Едва машина тронулась, мочевой пузырь тут же напомнил, что дело, по которому он вылез наружу, так и осталось невыполненным.

Стремительные прорывы и победные марши остались в прошлом. За Одер немцы уцепились зубами. Армия с трудом создала плацдарм на левом берегу, а потом еще почти месяц прогрызала немецкую оборону, расширяя его. Фрицы опомнились, подтянули резервы, подготовились и как… В Лаубане два корпуса так зажали. Нет, не сорок первый на дворе, но год этак сорок третий некоторые вспомнили. И как коридор в обратном направлении пробивать, и как технику, подрывать, которую вывести невозможно. То, что осталось от корпуса, вывели во второй эшелон, в городок Лигниц.