Возвращение блудного мужа

— Саша! — взмолилась она.

— Нет, я ухожу…

Жена побрела в спальню и упала на кровать. Когда зазвонил телефон, она даже не шелохнулась. Калязин снял трубку — и дрожащий старческий голос попросил позвать Татьяну Викторовну.

— Тебя! — сообщил Саша.

Но она лишь еле заметно качнула головой.

— Татьяны Викторовны нет дома.

— Странно. Она сама просила меня позвонить… Это Степан Андреевич. Передайте ей, что я согласен постелить вместо паркета линолеум…

На следующий день он ушел рано, даже не заглянув в спальню. А в обед позвонил приятель-журналист и сообщил, что едет в Чечню.

— Чего ты там не видал? — удивился Калязин.

— Командировка. Обещали автомат выдать. Мужская работа. Ты-то хоть помнишь тяжесть «акээма» на плече?

— Не помню…

— Ну, конечно, тебя только Инкины ноги на плечах интересуют. Вот так мы Империю и профукали.

— А можно без пошлостей?

— Можно, но скучно… Черномырдина на забывай кормить! Если похудеет, откажу от дома. Понял? Ключи оставлю, где обычно…

— Понял, спасибо! — и, бросив трубку, Калязин метнулся в приемную к Инне. — Сегодня едем в Измайлово! — шепотом доложил он.

— Но мы там были позавчера! — удивилась она, привыкшая к строгой еженедельности их свиданий.

— Открылись новые обстоятельства!

Девушка строго посмотрела на Сашу, вздохнула и стала звонить, отменяя примерку, назначенную на вечер. По пути Саша остановился у супермаркета и, делая вид, что не понимает ее недоуменных взглядов, накупил целую сумку разных вкусностей и вина. Черномырдину достался такой огромный кусок колбасы, что кот долго не мог сообразить, с какой стороны начать есть, а потом, налопавшись, круглыми желтыми глазами удивленно следил за ненасытными людьми, нежно терзавшими друг друга на скрипучем диване.

Когда Инна с обычной неохотой встала, чтобы идти в душ, Калязин тихо попросил:

— Не надо!

— Милый, но мы же не можем здесь остаться?

— Можем…

— Ты… Сделал это?

— Да, я сделал это! — рассмеялся он и изобразил зачем-то идиотский американский жест: — Й-е-е-ссс!

— А она?

— Она согласна, чтобы у меня была любовница!

— Зато я теперь не согласна, чтобы у тебя была жена…

Сказав это, Инна посмотрела на него с той строгой неприступностью, какую напускала на себя только в издательстве.

— Ты останешься? — жалобно спросил он.

— Завтра.

Одному на новом месте Саше спалось плохо, а вдобавок привиделась какая-то чертовщина: будто бы среди ночи вернулась Инна, тихонько легла рядом, и он стал нежно гладить ее в темноте, а потом вдруг с ужасом обнаружил, что от привычного шелковистого эпицентра нежная шерстка стремительно разрастается, покрывая все девичье тело. Утром он обнаружил рядом спящего Черномырдина.

К вечеру следующего дня Калязин заехал домой за вещами. Татьяна все так же неподвижно лежала на кровати и не брала трубку звонившего не переставая телефона. Казалось, она вообще за эти двое суток не вставала. На столе осталась грязная посуда, чего никогда прежде не было, а в пустой ванне так и валялись все еще мокрые носки.

— Я пошел! — сообщил Калязин, заглянув в спальню с большой спортивной сумкой, с которой Димка, занимавшийся легкой атлетикой, ездил на сборы.

Но Татьяна даже не пошевелилась.

Инна ждала его в машине, и они помчались в Измайлово.

Но и в эту ночь уснуть им вместе не удалось. Иннина мать с отчимом уехали на юг и оставили на нее шестилетнюю сестру. В течение двух недель каждый вечер Инна уезжала от него, а добравшись до дома, звонила — и они говорили, говорили до глубокой ночи. О чем? А о чем говорят люди, для которых главное — слышать в трубке голос и дыхание любимого человека?

Как-то он лежал в постели и, заложив руки за голову, с привычным упоением наблюдал Иннин стриптиз наоборот. А она, зная эту его слабость, специально с расчетливой грацией медлила, затягивала одевание, придумывая разные волнительные оплошности:

— Ой, я, кажется, трусики забыла надеть… Ах, нет, не забыла… Слушай, а может, мне вообще лифчик не надевать?

— Тебе можно! — блаженно кивнул он, по-хозяйски восхищаясь ее маленькой круглой грудью с надменно вздернутыми сосками.

И вдруг запищал телефон. Дело обычное: в основном звонили из каких-то редакций и возмущались, что журналист опять вовремя не сдал заказной материал, а узнав, что тот в Чечне, обещали, если вернется живой, убить его за нарушение всех сроков и договоренностей. Потом, конечно, спохватывались и осторожно выпытывали, где он именно — в Грозном или Ханкале, и все ли у него в порядке.

Калязин привычно снял трубку.

Это была Татьяна, как-то в конце концов вычислившая местонахождение блудного мужа. Голос у нее был грустный, но твердый.

— Ну как тебе живется одному? — спросила она.

— Нормально.

— Не голодаешь?

— Нет…

— Решение не переменил?

— Нет.

— Я думала, ты позвонишь сегодня…

— Почему?

— День строителя.

— А-а…

— Ты, конечно, наговорил мне страшных вещей, но кое в чем был прав… Я заходила к тебе сегодня на работу. Хотела поговорить. Но ты рано ушел. Левка сказал, у вас выставка?

— Да, выставка…

— Димке звонил?

— Нет.

— Позвони. Я ему пока ничего не говорила…

— Позвоню…

— Она рядом?

— Кто?

— Она!! Не делай из меня дуру!

— Нет.

— Врешь! Я знаю, где ты, и сейчас приеду! — сказав это, жена бросила трубку.

Инна уже давно поняла, с кем беседует Калязин, и наблюдала за ним с пристальным неудовольствием. А когда он закончил разговор, оделась быстро, даже как-то по-военному, и спросила холодно:

— А чего ты, собственно, испугался?

— Почему ты так решила?

— Не разочаровывай меня, Саша! Прошу тебя!

В тот вечер она уехала, даже не выпив ставшего уже традиционным чая. Едва закрылась дверь, Калязин вскочил и начал стремительно уничтожать и прятать свидетельства Инниного пребывания в квартире. Потом оделся, даже повязал галстук и ждал, барабаня пальцами по столу. Внезапно он похолодел, метнулся к разложенному дивану и спрятал одну из двух подушек в шифоньер, а на оставшейся отыскал длинный черный волос любовницы и выпустил его в форточку.

Но Татьяна не приехала. Она позвонила. Калязин сорвал трубку, надеясь, что это добравшаяся до дому Инна, и снова услышал голос жены.