Возвращение Богов

— Тогда, если мы согласовали план... — начал Тадаи.

Берн перебрался с колен Шарины на ее плечо, затем запрыгнул на верхнюю часть закрытой двери. Его длинные зубы щелкнули, когда он прыгнул обратно на кровать между двумя мужчинами. Тадаи отшатнулся в сторону, а Дайзарт вытянул руку, чтобы защитить крысу, затем отдернул ее, увидев, что Тадаи не пытался ее ударить. Изо рта Берна вылетели ножки скорпиона.

— Едва на глоток, — сказал он, — но он мог бы отправить сигнал тому, кто хочет все знать. Я услышал звук с верхнего края двери, но мне пришлось подождать, пока он не вылез достаточно далеко, чтобы я мог схватить его.

Шарина поднялась на ноги. — Спасибо вам, Мастер Берн, — сказала она. — Я буду очень рада, когда мы найдем источник этой проблемы.

***

— Ты стал исключительным наездником, — сказал Рейзе с приглушенным удивлением, когда они с Гарриком рысцой ехали в гуще эскорта. Они были в полумиле от деревушки Барка, но видна была только высокая шиферная крыша мельницы. После Изменения сосновый лес покрыл то, что раньше было Внутренним Морем к востоку от Хафта.

— Спасибо — ответил Гаррик. Карус был почти таким же искусным наездником, как и фехтовальщиком, и во всем королевстве не было лучшего фехтовальщика, пока он правил им. — Ты тоже научился хорошо ездить верхом.

Его отец усмехнулся. — Я умел ездить верхом еще до того, как ты родился, — сказал он. — Я был частью свиты, сопровождавшей Графиню. Но в деревушке Барка мне это умение не понадобилось.

— Да, — отозвался Гаррик. В городке, где он вырос, пахари ходили за волами, а единственными лошадьми были те, на которых несколько погонщиков приезжали на овечью ярмарку. Он был склонен забывать, что жизнь Рейзе выходила за рамки того, чтобы быть отцом и содержателем сельской гостиницы.

— Трудность заключалась не в том, что я не помнил, как ездить верхом, — сказал Рейзе. Он печально улыбнулся Гаррику. — Я старался не кричать от боли, пока мои бедра не приняли нужную форму. Или настолько близко, насколько это возможно в моем возрасте. Гаррик и Карус вместе рассмеялись.

— Я знаком с этой проблемой, — сказал Гаррик. Карус обеспечивал инстинкты и технику наездника, но призрак ничего не мог поделать с тренировкой мышц, которые не привыкли сжимать бока лошади.

Передовые отряды кавалерии въехали в деревню и выстроились по обе стороны единственной улицы. Аттапер и первое отделение Кровавых Орлов последовали за ним, их подковы звенели и сверкали на каменных плитах, уложенных еще во времена Старого Королевства.

— Дузи! — воскликнул Гаррик. Он никогда не видел этой улицы, когда она не была покрыта слоем грязи, за исключением порогов самых привередливых домовладельцев.

— Ее подмели! Скорее, вычистили, — гордо сказал Рейзе. — Их же навещает принц, сам понимаешь.

На мельнице произошли изменения; действительно, глинистая почва, насыпанная по обе стороны нового канала, свидетельствовала о том, что работы все еще продолжаются. Высокий мужчина, которого Гаррик не узнал, стоял перед зданием во главе своей семьи: его жена с младенцем на руках, трое других детей в порядке возрастания и мальчик-слуга с чертами Архама ор-Басса — фермера с севера городка, который вырастил больше детей, чем другого вида урожая.

Высокий мужчина снял свою бархатную шапочку — в стиле Эрдина, как и короткая накидка в тон — и помахал в знак приветствия. Все домочадцы сделали то же самое, отчего испуганный младенец начал кричать.

— Это Мордриг ор-Мостерт, — пробормотал Рейзе. — Он купец из Сандраккана, купил мельницу у вдовы Катчина. Ему пришлось переделать ее из приливно-отливного режима на лоток, спускаемый из Паттерн Крик, теперь, когда деревушка Барка больше не находится на берегу моря.

В деревушке было больше людей, чем Гаррик когда-либо видел прежде, даже во время овечьих ярмарок и процессий по сбору десятины, когда священники из Каркозы провозили изображения Богородицы и Пастыря на больших тележках через деревню. Были и посторонние, разного рода артисты, которых тянет на большие сборища, как мух на свежий труп, но в основном это были люди из района и соседних поселков. Он узнавал многие лица, хотя и не всегда с именами; но в основном узнавал, что это за люди.

Они были такими же, каким был Гаррик ор-Рейз ранее, но это было уже не его место. — Я не ожидал увидеть всех этих людей! — сказал он. Нельзя сказать, что толпа была огромной в абсолютном выражении: в Валлесе, и теперь в Панде, проживало больше людей, чем на всем восточном побережье Хафта. Но для деревушки Барка их было слишком много. Они переполняли восемнадцатилетние воспоминания Гаррика.

— Ты должен был этого ожидать, — тихо произнес его отец. На Гаррике был его посеребренный нагрудник, но шлем с развевающимися позолоченными крыльями был ужасно неудобен для езды верхом и сейчас был не нужен, даже несмотря на то, что он значительно опережал основные силы армии. Вместо него он надел лакированную соломенную шляпу с широкими полями — как ему сказали, в последнем стиле Валлеса, но, тем не менее, практичную. Под соломой, поскольку он был принцем, на, чем настоял Лорд Аттапер, была стальная шапочка с кожаной подкладкой. Он не хотел обнажать этот доспех, размахивая соломенной шляпой перед толпой, поэтому просто высоко поднял правую руку. Седло возвышало его не меньше, чем помост в более официальной обстановке.

— Сограждане королевства! — обратился Гаррик. Он сомневался, что кто-нибудь, кроме Рейзе и ближайших Кровавых Орлов, мог его услышать, потому что толпа кричала во все горло. Звук казался слабым: открытый воздух не придавал радостным возгласам той величественности, к которой он привык на площадях, обрамленных высокими каменными зданиями. Гаррик опустил руку, надеясь перекрыть крики.

— Сограждане Хафта! — воскликнул он. Этот жест сработал довольно хорошо. Когда несколько человек решили, что им следует прекратить аплодировать, у окружающих тоже появился повод прекратить. Он задался вопросом, будут ли все в городке говорить грубым шепотом завтра утром.

— Друзья! — продолжил Гаррик. — Не только потому, что я вижу лица многих, кто был моими друзьями детства, но и потому, что все те, кто твердо противостоит злу и хаосу, — мои друзья. Мои обязанности скоро унесут меня прочь, но, пожалуйста, поскольку вы мои друзья и соседи, дайте мне возможность посетить гостиницу, где я вырос. Я здесь не по государственным соображениям: я здесь потому, что деревушка Барка была моим домом и до сих пор остается домом моего сердца!

Гаррик снова вскинул руку; радостные возгласы возобновились, как он и надеялся. Он цыкнул на свою лошадь и тронул ее левым коленом, поворачивая к арке ворот гостиницы. Ему не нужно было беспокоиться о том, что толпа уважает его частную жизнь: солдаты его сопровождения позаботятся об этом. Однако сделать это вопросом вежливости, к которому солдаты просто принуждали, было лучшей политикой, чем производить впечатление отчужденного грубияна. А что касается утверждения, что деревушка Барка все еще была для него домом — он солгал им, как с горечью и подумал.

Призрак его предка только пожал плечами. — Иногда королям приходится лгать, — сказал Карус. — Я не возражал против этого — или, по правде говоря, против убийства людей — почти так же сильно, как против того, чтобы выслушивать споры о налоговой политике. Но иногда королям тоже приходится это делать.

Смеясь, Гаррик въехал под арку. Там было место для двух всадников — или для кареты, не то чтобы в деревушке со времен падения Старого Королевства не было карет, — но Рейзе на мгновение придержал коня, чтобы последовать за принцем, а не ехать с ним рядом.

Вдова Бресса Калран, которая продала их убогую ферму, когда умер ее муж, и скудно обеспечивала себя прядением и всем, что могла найти, и ее сын — ему сейчас, должно быть, пятнадцать; он заметно подрос с тех пор, как Гаррик покинул деревню, — стояли по обе стороны колодца в центре двора. Мальчик поклонился так низко, что его морковно-русый чуб почти коснулся земли. Бресса бросилась на колени и локти, бормоча: — Ваше высочество! Ваше королевское высочество!

— Встаньте, ради Дузи! — сказал Гаррик. Скорее закричал; он был потрясен и испытывал отвращение.