Возвращение Борна
Шрифт:
– Продолжайте, мой друг, не стоит так волноваться, – ободрил его Карпов.
Борн выплеснул в рот остававшуюся в стакане водку, проглотил этот эликсир храбрости и посмотрел в глаза своему сыну.
– А потом я вспомнил о тебе. Мне подумалось: если я подведу тебя сейчас, если позволю Спалко убить себя… Я просто не мог бросить тебя снова, я не мог позволить, чтобы это случилось.
– Хорошо сказано! – Карпов в восторге грохнул донышком стакана по столу, а затем ткнул пальцем в Хана: – Теперь ты, мой юный друг!
За столом воцарилось молчание, и Борну показалось, что у него вот-вот остановится сердце. Кровь молотками стучала в его висках, боль от наспех заштопанных ран вновь заявила о себе.
– Ну
Хан посмотрел русскому в глаза и сказал:
– Борис Ильич, я хотел бы официально представиться вам. Меня зовут Джошуа. Я сын Джейсона Борна.
Много часов спустя, после того как было выпито целое море водки, Борн и Хан стояли в подвале отеля «Оскьюлид». Здесь было холодно и царил затхлый запах, но они его не чувствовали, водочный дух перешибал все остальные ароматы. Пол на несколько квадратных метров вокруг был заляпан кровью.
– Ты, наверное, ломаешь голову над тем, куда подевался NX-20? – спросил Хан.
Борн кивнул:
– Халл недоумевал, для чего террористам понадобились костюмы химической защиты, и сказал, что его люди не нашли никаких следов химического или биологического оружия.
– Я спрятал прибор, – сказал Хан. – Я ждал твоего возвращения, чтобы мы вместе уничтожили эту штуку.
Теплая волна прилила к сердцу Борна.
– Ты верил в то, что я вернусь?
Хан повернул голову и посмотрел на отца:
– Похоже, я вновь обрел веру.
– Или…
– Не надо говорить мне…
– Знаю, знаю! Я не должен выступать в роли толкователя твоих чувств. – Борн склонил голову. – Но не все дается сразу.
Хан подошел к тому месту, где он спрятал NX-20. Это была дыра в бетонной стене позади толстых труб. Именно поэтому заметить ее было крайне сложно.
– Для того чтобы сделать это, мне пришлось на несколько секунд оставить Зину, – сказал он, – но другого выхода не было. – Хан вынул из тайника прибор и почтительно передал его Борну. Затем из той же ниши в стене он вынул небольшую коробочку. – Здесь – контейнер с вирусом.
– Нам нужен огонь, – сказал Борн, вспомнив прочитанное им на мониторе компьютера доктора Петера Сидо в клинике «Евроцентр Био-I». – Высокая температура убьет вирус.
Огромная кухня отеля была стерильно чистой. Даже самый придирчивый взгляд не обнаружил бы тут ни пятнышка. Здесь не было ни одной живой души, и поэтому помещение напоминало ландшафт фантастического мира, состоящего из одних только безжизненных хромированных поверхностей. Борн и Хан приблизились к огромному – от пола до потолка – духовому шкафу. Он нагревался с помощью газа, и Борн включил его на полную мощь. За огнеупорным стеклом вспыхнули жаркие языки пламени, а уже через минуту к духовке было не подойти.
Они разобрали прибор на две составные части, и каждый из них бросил свою в огонь. Далее последовал контейнер со смертельным вирусом.
Повернувшись к сыну, Борн проговорил:
– Я звонил Мэри, но пока что не сказал ей о тебе. Я ждал…
– Я не поеду с тобой, – перебил его Хан.
– Это – твой выбор, – ответил Борн, понимая, что каждое произнесенное им слово должно быть тщательно выверено.
– Разумеется, – сказал Хан. – И, мне кажется, тебе вообще не следует говорить твоей жене о моем существовании.
Их обволокла мертвящая тишина, и сердце Борна наполнилось мучительной грустью. Ему хотелось отвести взгляд в сторону, чтобы Хан не смог понять, что творится в его душе, но ему это не удалось. Настала пора больше не прятать свои чувства от самого себя и от своего сына!
– У тебя – Мэри, у тебя – двое маленьких детей, – продолжал тем временем Хан. – У Дэвида Вебба другая жизнь,
и я не являюсь ее частью.С того момента, когда первая пуля, спев свою отвратительную песню, впилась в кору дерева, под которым Борн стоял в студенческом городке, он узнал много нового. И не в последнюю очередь эта «наука» касалась того, чтобы держать рот на замке, когда говоришь со своим новообретенным сыном. Тот уже принял решение, и переубедить его не представлялось никакой возможности. Отговорить Хана от принятого им решения? Исключено! Хуже того: подобная попытка пробудит к жизни ту самую ненависть, которая настаивалась внутри его на протяжении многих лет. Яд, копившийся в его душе долгие дни, месяцы, годы, невозможно нейтрализовать вот так – быстро и вдруг.
Борн понимал, что Хан принял мудрое решение. Если представить их взаимоотношения в качестве живого организма, то можно было сказать, что активное кровотечение прекратилось, но раны все еще болят. И для них обоих было очевидно, что появление Хана в повседневной жизни профессора Джорджтаунского университета Дэвида Вебба было невозможным. Хан принадлежал к совершенно другому миру.
– Может быть, не сейчас. А может быть – никогда. Но что бы ты ни чувствовал в этот миг по отношению ко мне, я хочу, чтобы ты знал одну очень важную вещь: у тебя есть брат и сестра. Они младше тебя, но обязаны знать о том, что у них есть старший брат, на которого они могут положиться. Надеюсь, если когда-нибудь настанет такое время, ты сможешь о них позаботиться.
Мужчины вышли в коридор, и Борну подумалось, что между этим моментом и следующим, когда они окажутся вместе, пролягут долгие годы. Но – не вечность. И он обязан сказать об этом своему сыну.
Борн шагнул вперед, обнял Хана, и некоторое время они стояли неподвижно. Борн слышал шипение газа в огромном духовом шкафу – пламя продолжало пожирать чудовищное порождение человеческого разума, направленное на уничтожение миллионов.
Сделав над собой огромное усилие, Борн отпустил Хана и, встретившись с ним глазами, вдруг вспомнил его таким, каким он был в Пномпене, – маленьким мальчиком со скуластым и улыбчивым азиатским лицом, который прячется от слепящего солнца под тенью раскидистых пальмовых ветвей. А на них обоих с улыбкой смотрит Дао.
– А я – Джейсон Борн, – сказал он, – и ты не должен об этом забывать.
Эпилог
Когда президент Соединенных Штатов Америки собственноручно распахнул двойные ореховые двери в свой кабинет, располагающийся в западном крыле Белого дома, Директору показалось, что с седьмого круга ада он вознесся прямиком в рай.
Он еще не оправился от болезни, но, когда в его кабинете зазвонил телефон, заставил себя подняться с кресла и взять трубку, а потом принял душ, побрился и надел парадный костюм. Этот звонок не стал для него неожиданностью, поскольку незадолго до этого он направил президенту совершенно секретный доклад, в котором излагались все факты, собранные Мартином Линдросом и детективом Гаррисом. После этого, по-прежнему сидя в своем любимом кресле все в той же пижаме и халате, он стал ждать звонка, прислушиваясь к тягостной тишине, царящей в доме, словно надеясь услышать призрак голоса своей жены.
Теперь, когда президент церемонно пригласил его в по-королевски роскошный кабинет, выдержанный в сине-золотых тонах, собственный дом показался Директору еще более пустынным и безжизненным. В нем была вся его жизнь – жизнь, которую он кропотливо строил в течение десятилетий преданной службы и выживания в джунглях интриг. Он умел играть в эти игры, знал их правила и мог бы дать фору многим обитателям политического олимпа, решившим перейти ему дорогу.
– Я рад вас видеть, – сказал президент с широкой улыбкой. – А то мы с вами что-то давно не встречались.