Возвращение из Мексики
Шрифт:
Через минуту возникает чай, я подношу чашку к губам, но отвратный сладковатый запах заставляет отстраниться. Это запах крови, я знаю. Я отлично помню этот запах, будто прожил лет тысячу, принимая участие во всех сражениях, точнее, собирая «жмуриков» с поля боя…
– Это что, – усмехаюсь с трудом, – привет от Меньера? Он давно мне спокойно жить не дает, сволочь такая…
– Не жалуйся, лох, – слышится голос пришелицы, – Твоя болезнь – это твое счастье. Твой шанс, я бы сказала.
– Шанс на что?! На такие вот запахи?
– Не п..ди больше телевизора КВН. Лучше включи его и смотри.
Ба, да здесь и впрямь изобретение века, краса и гордость моего семейства! Что ж, включим первый канал, где показывают трупы, которые выносят из Останкина. И на втором – трупы, их выносят из БД, на третьем же
– Ни фига себе шанс! – говорю. – Да я же от всего этого сбежать хотел!
– Не нравится? – спрашивают насмешливо, – Тогда поговори со своим гуру!
Очередной щелчок, на экране мельтешение строк, затем проявляется смутный силуэт человека в шляпе. Точно – человек, и хотя лица не видно, какое-то странное пончо и широкополая шляпа видны довольно отчетливо. Ага, мне включили первую программу мексиканского телевидения, сериал под названием «Хуан Маркадо, мститель из Техаса»! Тут камера совершает «наезд», силуэт проявляется более отчетливо, и дыхание перехватывает: да это же дон Хуан, учитель Кастанеды!
И тут же – волна восторга, фонтан надежды и захлеб, не позволяющий говорить. По мановению руки Хуана окружающий меня «пузырь» лопается, и я оказываюсь на краю оврага, по дну которого снуют люди-муравьи. На горизонте – лес черных труб, левее – кварталы «хрущевских» домов, а вверху серое небо, накрывающее весь этот срам, будто тюремное суконное одеяло.
– Как можно все это любить? – слышу вопрос.
– Не знаю… – говорю. – Миша-Мигель был прав: «страшный» город.
Я взлетаю выше, будто скоростной лифт поднимает меня на Останкинскую башню, и вижу человека, который катит на велосипеде мимо телецентра. Его привлекает толпа, он сворачивает левее, но трассирующая очередь буквально перерезает его напополам.
– Это кто – слесарь Войтенко?
– А какая разница? На его месте мог оказаться и ты.
– Мог. А значит, и страна у нас – «страшная»…
Опять включается лифт, и я замечаю мчащий по дороге серебристый «БМВ»: за рулем Лаврентий, а на заднем сиденье самогонщики-убийцы распивают с судьями коньяк «Хеннеси». Из машины доносится пьяное пение, вскоре пропадающее, потому что я взлетаю еще выше, туда, где можно с невероятной высоты увидеть не только окраины Москвы, но и Магадан с Калининградом. Дон Хуан, может, хватит? Я поездил по этой стране, здесь все одинаково! Но в ответ слышу: смотри, амиго, хорошо смотри! По шоссе, как я вижу, движется огромная толпа, держа в руках армейские фуражки, матрешки и приборы для ультразвуковой стирки белья. Эй, кричат, наверху! Не нужна фуражка?! А матрешка?! Что-то ты заелся, дружище, возьми хотя бы серьги для своей дамы, она у тебя любит необычные подарки! Они бросают огромные и тяжелые серьги, но те не долетают – слишком высоко я забрался.
– Твоей даме не серьги нужны, а помощь, – говорит мой спутник, – посмотри, что там творится!
Я вижу вспышку, еще одну, и вскоре понимаю: это же стоящая напротив общаги БМП лупит из пулемета по окнам Леры! Я мечусь, хочу спрыгнуть вниз, однако безумная высота пугает.
– Что, страшно? Тебе всегда было страшно, я знаю. И потому ты решил подружиться с доном Хуаном – он должен был стать твоим проводником в другой мир. Знаешь, что? Я хотел бы, чтобы ты изучил одного человека, очень похожего на тебя. Я бы хотел, чтобы ты просмотрел его жизнь.
– А времени хватит? Целую жизнь просмотреть – это не хухры-мухры!
– Хватит, хватит. Мы же не будем смотреть все подряд, жизнью называется не вся длительность, а лишь цепочка важнейших событий.
Вновь возникает КВН, и вдруг видишь, как некто похожий получает школьный аттестат, выпив накануне бутылку портвейна. Разволновался, бедняга, потому что директриса пообещала «неуд» за поведение, и подросток прибегнул к успокоительному. В нужной графе, однако, стоял «уд», то есть, дорога в вуз была открыта, хотя начало оказалось смазано: весь выпускной вечер этот «юноша бледный» провел в туалете,
где заблевал все горшки. Потом журфак, практика в столичной газете и понимание: вот шанс, надо только не бояться – и получишь классную работу! Но похожий тушуется, он побаивается лезть на рожон, и по окончанию практики главный редактор решает его не оставлять. Далее работа в родном городе с трубами и оврагом, и многолетняя вялая полемика с сервильным редактором (если честно, всегда хотелось, чтобы редактор одержал верх, а нарывался человек лишь для самооправдания, чтобы потом умыть руки). Между дел произошла женитьба похожего, родился сын, и начались такие же вялые конфликты с супругой и вдовой великого изобретателя. Можно было бы разорвать отношения, устроиться на те же Высшие литературные курсы, как это предлагала Лера, но человек никак не мог решиться что-то изменить. А тогда понятно, почему на горизонте возникает Ник, и опять то «травка», то чего-нибудь покруче, потому что – кому охота смотреть в овраг? Вся страна тогда сдвинулась, поползла в этот самый «овраг», так что хотелось любой ценой выскользнуть из надоевшей круговерти, сбежать, раствориться в нирване, прорваться к «нагвалю», в общем, понятно.– Понятно, – говорю, – Как вот этого любить, я тоже не знаю. Актер соответствует декорациям, то есть, по Сеньке и шапка. А это что за придурок? Что-то я его совсем не помню…
Перед экраном возникает линза, изображение укрупняется, и я различаю напомаженные усики, сюртук, трость, причем этот ходячий «плюсквамперфект» берет нашего героя под ручку, и они направляются к зданию с белым крестом. Мать честная, так это же Проспер Меньер собственной персоной!
– Ну и ну! – восклицаю, – И что дальше? Сесть на таблетки и оставшуюся жизнь прозябать в лечебницах?
– Не обязательно. Можно вспомнить, как в детстве ты собрал модель самолета с мотором и запустил его в овраг. Он пропал среди крон деревьев, где-то на самом краю, и ты несколько дней его безуспешно искал – лазил через штакетники, опрашивал жителей, в общем, боролся и ничего не боялся. В один из дней, правда, ты разрыдался, ты проклинал людей, живущих на дне оврага, ты обзывал их сволочами и гадами…
– Я и сейчас от этих слов не отказываюсь.
– Да? Но ведь потом был странный человек, который, в свою очередь, несколько дней искал тебя; и нашел, и принес твой самолет, который, как оказалось, влетел в окошко его сарая. Человек был, между прочим, инвалидом, но он не поленился обойти несколько школ, чтобы найти незадачливого моделиста. Помнишь, амиго? Он даже поломанное крыло починил и вручил тебе исправный самолет в присутствии учителей, похвалив за оригинальную конструкцию…
– Был такой чудак… Умер вскоре.
– Так ведь все умрем. Как ты помнишь, попутчик всегда рядом и всегда внимательно за тобой наблюдает. Но за тобой наблюдают и другие. Если ты помнишь, у тебя был классный тренер по борьбе, он выручил тебя, вернул в институт, из которого ты был фактически исключен. Ты был не самый лучший борец в сборной – характер не бойцовский, но тренер понимал: ты покатишься вниз, ты не удержишься, и он ходил с тобой по всем инстанциям, обязался взять тебя на поруки и так далее. Помнишь? А ваше любимое место сбора грибов – помнишь? Отец нашел его случайно, это был крутой склон неподалеку от дачного поселка, там можно было удержаться, только если цепляться за стволы и кустарники, как альпинист. Зато какие там росли белые и подосиновики! Когда окрестные леса пустели, вы с отцом спускались туда и, пусть исцарапанные колючками и невероятно уставшие, приносили целую корзину грибов!
– Что-то я тебя не понимаю… Ты чего мне хочешь доказать-то?
– Что самый тяжкий и очень типичный вариант жизни – это сценарий. Мне кажется, ты попал в какой-то сценарий, из которого не можешь выбраться. Твоя глупость становится не контролируемой, а это – плохо…
Я лежу на диванчике, а надо мной беснуется некто с длинными волосами, так что их кончики бьют по лицу.
– Ну?! Не верил, да?! А я тебе говорил! Ладно, Вика, давай его на воздух, а то совсем белый стал!
В метро меня не пустили, грозили вызвать милицию, я двинул на остановку троллейбуса и, как ни странно, куда-то приехал. Потом вахта, лифт, чья-то продавленная кровать, а утром перед мной возникает человек с черным рогом на лбу, страшный, как моя жизнь.