Возвращение к земле

Джек потянулся к старой потрепанной книге, он листал ее, когда был ребенком, она перешла к нему в наследство вместе с домом, фермой и животными. В книге он всегда находил утешение, она всегда выручала, в минуты, когда мысли, словно серная кислота, разъедали его стареющий мозг.

Это были сказки. Их читал ему на ночь Отец, тихим, размеренным, чуть хрипловатым голосом. Порой Джек перечитывает затертые до дыр страницы, они успокаивают его дух, возвращают разум в нужное русло.

Он читал их ей, после бурных ночей любви, нежась под теплыми звериными шкурами. Она внимательно слушала, перебирая его волнистые волосы, пропуская их сквозь свои тонкие пальцы, словно песок.

Из книги сказок Коуэлов

Дух Времени

Жил на свете старик, думаю и сейчас он жив, ибо испокон веков бьется в его широкой груди сердце самой Жизни и кругом слышен его стук – тик-так, тик-так – эхом в наших сердцах отдаётся.

С бородой седой, открытым взглядом да добрым сердцем, в бархатном кафтане, сапогах из меха да кожи, день ото дня, мягко, бесшумно шагает он по избитым дорогам. Никто на всём белом свете не мог сказать, откуда начал старец свой путь, почему непрерывно странствует он по миру, нигде не останавливаясь, нигде не задерживаясь, день за днём, год за годом, век за веком, продолжая своё путешествие, не зная сна да отдыха. Многие из нас окликали его, крича во всё горло, звали его назад, да ни разу не обернул седой головы старик, ни к кому ещё не возвратился, ни задерживался он ни у бедного, ни у богатого, ни у мудрого ни у невежды. Безразличен он был к зову людскому.

Звался тот старик Духом Времени, был ему верным Хранителем. Сквозь пальцы его – длинные, да тощие, невидимой рекой текло время вперёд, а он всё за ним поспевал.

За своими худыми плечами нёс Хранитель огромный мешок и не было в том мешке ни начала ни конца. Наполнял он ношу свою непосильную потерянным людьми временем да навсегда ими, простофилями, утраченным.

Много на своём несчётном веку довелось повидать Духу Времени. Видел он людей, бросавших ему в лицо свои обещания пустые, слова, что делом не подкреплены, а от того лишены силы. Перемалывал он их в жерновах своих, да пускал по ветру. Не любило Время пустых обещаний.

Встречались и те, кто смеялся ему в лицо, говоря, что имеют свой запас времени, что его полно в людских закромах, что всё ещё успеется. А старик всё мимо проходил, унося с собой время прочь, начисто выметая его из чуланов веником золочёным, продолжал свой вечный путь, шёл себе, да не оглядывался. Чтобы знали люди – ни у кого нет времени про запас, ибо время не сахар, им нельзя запастись с избытком.

Были на его пути люди похитрее – в дом свой зазывали, искушали уставшего старика перинами пуховыми, да столами щедро накрытыми. Смотрел на всё то Хранитель, вздыхая тяжко. Многие желали приручить Время, а оно лишь ускользало сквозь пальцы. Так как Время не приручить.

Встречал он и тех, кто терял драгоценное время, отправляясь на вечные его поиски. Никому не отыскать время утраченное, схороненное Хранителем в его бездонном мешке. Жаль ему было людей. Да людям не жаль было Времени. Растрачивали они его попусту. Не раз смотрели ему вслед, тяжело вздыхая да пополняя его и без того тяжёлый мешок, раз и навсегда, потерянным временем.

Были и те, кто весело да бодро шагал в ногу со Временем, будучи верными спутниками на его пути. Получали они подарки щедрые, осязали мечты свои, ибо время, как никто другой, знало, как попутчиков своих подбодрить, как пополнить иссякающий запас сил, для дальнейшего совместного путешествия. Горько было расставаться Хранителю со своими спутниками, да ничего не поделаешь. Ровно в срок отрезал Дух ножницами, ржавыми да скрипучими, ниточки жизней человеческих, а новые всё вплетал в свой клубок.

Шло Время, и сейчас идёт, только вот всё мимо нас. Мы, знай, думаем, что оно гляди, к нам придёт, а оно, смеялось да мимо проходило. Любило время, чтобы люди, не ждали его, а вместе с ним в ногу шагали, да его драгоценное не теряли среди дел бессмысленных, да мирской суеты.

***

В открытое настежь окно лился серебристый свет Луны. Джил резко открыла глаза. Опять кошмар. Смятые белоснежные простыни беспорядочно окутывали все еще привлекательное женское тело.

Запустив влажные пальцы в спутанные каштановые кудри Джил глубоко вздохнула. Дыхательные упражнения всегда действовали на нее успокаивающе.

Снова и снова в своих сновидениях Джил уносилась в тот день. Обнаженная, слегка растерянная она подошла к окну. Ночь была нежна, словно дорогой импортный шелк, ночь приносила с собой долгожданную прохладу…, ночь была темна и полна тайн. Иногда Джил хотелось стать ночью. Тогда ее тайна не была столь тяжелым грузом. Тогда бы тайна давно ушедших дней, стала неотъемлемым аксессуаром, которым восхищались, который пытались бы разгадать. Но Джил обычная женщина, хотя, если вы ее спросите, она назовет себя девушкой. Собственно не вижу причин с ней спорить, так как не знаю четких различий между этими двумя понятиями. А если я чего-то не знаю, значит время обратиться к тебе, читатель. Ты наверняка сможешь помочь разобраться чем отличается девушка от женщины? Если таковы различия существуют.

Пора приступать к делу, думала Джил. Она медленно одевалась в мягкий льняной костюм перед огромным зеркалом в грубой, кованной оправе. Джил подарила это зеркало одна старая дама, жившая в огромном особняке на южном склоне холма.

В тот ноябрьский день Джил отправилась в особняк поглазеть на грандиозную распродажу. Это было что-то типа аукциона, куда понаехало много незнакомых лиц с ближайших городов, хотя, ходили слухи, что парочка особ прибыли сюда с далеких земель. Виной всей этой шумихи стало то, что фамильное гнездо покидал последний птенец.

Агнес Мириэм было девяносто шесть лет, последние тридцать из которых она хоронила родных и близких, умерших своей смертью, погибших в автокатастрофах, павших в неравном бою с болезнями, утонувших в рюмке со спиртным. В тот дождливый день она выглядела страшно уставшей. Богатое имущество, нажитое не одним поколением большой, порой не очень дружной семьи, расходилось под гулкие удары молотка. Она сидела в мягком, оббитым вишнёвым бархатом кресле и смотрела в огромное зеркало, прислонённое к стене. Оно отражало картину в целом .

Джил осмотрела часть выставленных на продажу предметов. Они были ей не по карману. Так говорят, когда ты не можешь позволить себе купить комод по цене однокомнатной квартиры в центре небольшого городка. Причин такой непозволительности может быть несколько – либо у тебя нет денег, либо ты умен и понимаешь, что это абсурд. Комод не принесет тебе ежемесячной платы, с него придется стирать пыль, а чтобы подчеркнуть его стоимость об этом придется говорить. Что ж, неплохо, если других тем для душевных разговоров не нашлось.

Джил думала об этом, остановившись перед прекрасной вещью – зеркалом, окруженным тяжелой кованной рамой. Наверняка ручная работа. Эту раму сделала не современная точно отлаженная машина. Это видно по многочисленным, непохожим друг на друга завиткам. Зеркало, слегка потускневшее от времени, придавало этой оправе особый неповторимый шик. Сколько событий отражало оно? Сколько лиц уверенных в себе, смеющихся, растерянных и мокрых от слез смотрелось в него?

Джил стала рассматривать отражение. В этом зеркале она казалась себе все еще привлекательной. Его потертости и крапинки сглаживали первые морщинки в уголках глаз и губ. Темно-синее шерстяное пальто, мягкий свитер, черные джинсы, грубые кожаные ботинки. Непослушные завитки каштановых волос, легкий загар ушедшего навсегда лета. Джил улыбнулась.