Возвращение Каина

Они выпили — вроде бы и слова какие-то говорили бодрые, и чокались со звоном хрусталя, да и водка была хорошего разлива, но как-то невесело. Аристарха Павловича томила мысль о Кирилле — куда исчез, где бродит? Алексей же вообще погрустнел и теперь сидел, озирая пространство комнаты.

— Да… Знаешь, Аристарх Павлович, где мы с тобой сидим? Знаешь, наверное… В парадной зале… Ведь здесь балы устраивали, принимали гостей, танцевали… Эх, сколько с того времени перегородок выстроено! Среди них теперь и капитальных стен не найдешь.

Трудно было сказать, о чем он в самом деле тоскует — о перестроенном, запущенном доме либо о том, что скрывает от посторонних глаз и таит в себе, как военную тайну. В прошлый его приезд он был совсем не такой, вина не пил, а веселился и голосом гремел командирским:

— Приеду сюда — все восстановлю! А начну с парадного. Обязательно ротонду! И веранды по обе стороны! У меня все чертежи есть. Хочу, чтобы дом стоял и смеялся!

— Вообще ты молодец, Аристарх Павлович! — вдруг похвалил он. — Не следует нам сдавать парадных зал врагу. Хорошо, что ты теперь здесь. Ты не стесняйся только, пой. Акустика здесь отличная.

Он налил водки, поднял бокал, однако сказал не сразу, а словно вдруг ощутил резкую боль, и помедлил, переждал ее.

— Давай выпьем за наш дом. Чтобы не строили в нем новых перегородок, не делили на клетушки… На барские комнаты и людские, на этажи и подвалы… За дом!

Ему вроде бы стало получше, и обожженная половина лица слегка разгладилась, размягчела стянутая кожа.

— Мне неловко просить тебя, Аристарх Павлович… Я тебя в парке послушал — так глубоко зацепило… Спой романс! Порадуй душу!

Аристарх Павлович был готов петь для него сколько угодно и с радостью, но он в тот же миг подумал, что на песню сюда немедленно заглянет Надежда Александровна и спросит, где Кирилл. А еще увидит старшего Ерашова, который почему-то домой не идет, а загулял у соседа… Но и отказать Алексею Владимировичу он уже не мог: если там, в парке, под грохотом грозы его зацепило, то как его сейчас не подивить, как не порадовать ему душу, отягощенную неведомой нуждой?

И пусть сбегаются все сюда, пусть раскрываются все тайны…

— Гори, гори, моя звезда, звезда любви, приветная! Ты у меня одна заветная, другой не будет никогда!

В самом деле, на пение немедленно явилась Надежда Александровна, и, как женщина простая, она не скрыла изумления при виде старшего Ерашова, однако и прервать песню не посмела — стояла и слушала, и душа ее тоже отзывалась…

— Твоих лучей небесной силою вся жизнь моя озарена. Умру ли я, ты над могилою гори, сияй, моя звезда!

Старший Ерашов помолчал, затем потряс головой и вдруг крепко обнял Аристарха Павловича, почти сломленного последними словами романса, ибо пока пел он — любовался каждым! И кажется, не пел эти слова, а всего лишь отдавал им — прекрасным! — голосовую дань. И будто сам, повинуясь небесной силе, лег в могилу и видел оттуда сияющую звезду над собой…

Алексей в том же порыве обнял и Надежду Александровну, и та, расчувствовавшись, мгновенно заплакала и ничего не спросила.

— Я скоро вернусь, — сказал Алексей. — Пойду сдаваться Полине Михайловне…

И приобняв Надежду Александровну, ушел в свою квартиру. Аристарху же Павловичу, и так опечаленному пением, стало одиноко. Он вспомнил про жеребчика, оставленного под ливнем, и засуетился, отыскивая дождевик. Потом махнул рукой и как был в тренировочном костюме и тапочках так и вылетел на улицу. Ливень чуть поослаб, однако прямо по траве к озеру катила лавина пузырящейся воды. Жеребчик спокойно стоял под навесом парадного и, обмахиваясь хвостом, разбрызгивал воду. Аристарх Павлович размотал повод, окрученный на шее, и потянул Ага к сараю. Тот двинулся и вовсе не хотел бежать, хотя Аристарх Павлович понукал его и дергал за узду. Заперев жеребчика, Аристарх Павлович устремился назад и тут увидел двух женщин в целлофановых мешках, надетых на головы. Они бежали от теплицы и махали ему руками. Под навесом парадного Аристарх Павлович подождал их, стряхивая с себя воду, и неожиданно узнал бегущих! Одна из них была Валентина Ильинишна, другая — Наталья Ивановна, женщина предпенсионного возраста. Они влетели на крыльцо и содрали с себя мешки: обе мокрые насквозь, озябшие, босые.

— Аристарх Павлович, миленький! — взмолилась Валентина Ильинишна. — Пусти погреться! Видим, у тебя дым из трубы идет!

Аристарх Павлович с удовольствием распахнул перед ними дверь. Женщины в доме вдруг застеснялись, затоптались у порога, и он подтолкнул их к огню, а сам открыл шкаф, где хранились вещи покойной жены, и наугад вынул два платья — одно летнее, легкое, другое совсем мало ношенное, вечернее, из тяжелой бордовой ткани. Женщины ушли в ванную переодеваться, Аристарх же Павлович вынес давно кипевший самовар и стал выставлять на стол посуду: ах, если бы еще Кирилл благополучно вернулся, и был бы день сплошных радостей!

— Ой, как хорошо! — Валентина Ильинишна появилась из ванной в вечернем платье, лишь чуть ей большеватом. — Спаситель ты наш, Аристарх Павлович…

Аристарх Павлович никогда не видел ее в платье, разве что в своих фантазиях-встречах. И оказалось, что эти фантазии были реальностью: она совершенно преобразилась, стала мягкой и женственной, и какой-то вместе с этим беззащитной. Она теперь расчесывала волосы и сушила их у камина.

— Мы, наверное, не ко времени, — застеснялась Наталья Ивановна. — Ты уж прости нас, Аристарх Павлович. Погреться больше негде, а крыша в теплице — решето! Говорим, говорим начальству…

— У тебя что, гости, Аристарх Павлович? — спросила Валентина Ильинишна, показывая на стол. — Или просто так, в одиночку?

Она опять говорила с каким-то намеком, или уж ему чудились эти ревностные нотки в ее голосе, поскольку он хотел их слышать?

— Ага! — засмеялся Аристарх Павлович.

— В одиночку, да? А почему тогда два бокала? — хитровато прищурилась она, чем вообще смутила Аристарха Павловича.

В это время появился старший Ерашов и немного подпортил разговор, потому что женщины, поздоровавшись, не сводили с него глаз, особенно Наталья Ивановна. На Алексея все так смотрели в первые минуты: изуродованная половина лица притягивала взгляды и внимание.

— Вот у нас уже и компания! — Старший Ерашов вышел заметно повеселевший, и Аристарх Павлович напрягся: неужели бабушка Полина не сказала, что Кирилл дома не ночевал?

Хотя женщины и засопротивлялись, однако Аристарх Павлович достал еще два бокала, и Алексей разлил водку.

— Ничего, для сугрева, — сказал он. — Где же вы так накупались?

— Не успели добежать, — предупредительно объяснила Наталья Ивановна. — В одну минуту до нитки… А в теплице каплет, и согреться негде.

— Странно, — вдруг задумавшись, проронил старший Ерашов. — В Москву прилетел — точно такая же гроза и ливень… Сюда приезжаю — опять. Это я вам грозу привез!.. Ну что, дорогие мои? Сядем потеснее у огня, согреемся и будем жить. Будем жить!

Женщины выпили для порядка, но от тепла и неожиданного избавления вдохновились, расслабились.

— Не думали не гадали к столу попасть, — заулыбалась Наталья Ивановна. — Думали: как в автобусе поедем? Все же поприлипло…

— Вот так всю жизнь, — подытожил Алексей. — Не знаешь, куда идешь, что тебя ждет… Самое главное, знать, зачем идешь. — Он спохватился. — Ну, ладно! Аристарх Павлович! Давай еще, а?

Он хотел спросить, знает ли, что Кирилл не пришел ночевать, и уже взял карандаш, но старший Ерашов отобрал его и бросил в камин.