Возвращение не гарантируется

— Обязательно купим, — кивнул Слон. — Но позже.

— А сколько это стоит? — Скат показал на «Шарп».

— Хорошая вещь, весь мир ловит. — Муатабар задумался. — А у вас что, своих нет?

— Да есть у нас свои. Пока здесь, хочу музыку слушать.

— А-а-а. В знак дружбы за сто пятьдесят долларов отдам.

Слон и Филин удивленно смотрели на подчиненного. Зачем ему нужен здоровенный мощный радиоприемник? Только Ерш скривился, он догадывался — зачем.

— Ладно, — сказал Скат. — Соберу денег — куплю.

Где он собирался собрать денег, не знали не только его начальники, но и он сам, потому что командировочные на покупку радиоприемников оперативно-боевой группе специального назначения не выдали. Впрочем, в таких местах очень распространен натуральный обмен, и особенно ценятся расходные материалы, которые нужно постоянно пополнять, — патроны. От взрывчатки здесь тоже не отказываются. А в их лагере лежало около двухсот килограммов тротила. Впрочем, торговать им никто не собирался.

— Зачем вам квадрокоптер? — спросил Муатабар, прихлебывая обжигающий, почти черный чай.

— Хотим поискать кое-что. Забыли мы тут одну железку. Надо ее забрать.

— Наверное, важная железка! — бросил острый взгляд Муатабар.

— Не для вас. Вам от нее никакого толку нет. А нам нужна. Но где она? Мы-то здесь не были, даже точного места не знаем, где искать! Вот и хотели посмотреть с высоты!

— Это плохо, что не знаете! — посочувствовал Муатабар. — У ваших большая свалка была возле пещеры — остатки еды, консервные банки, коробки всякие… До сих пор туда звери приходят, копаются, разносят то, что найдут. Даже если просто походите по горам — увидите мусор. А где мусор, там и жилье, там и железка ваша ненужная…

— А что у вас тут такое желтое ползает? — спросил Филин. — Мы видели, как он барана съел…

— Сангхур, — кивнул Муатабар. — Шайтан. Очень опасный. Лучше к нему близко не подходить — убьет. И не стреляйте в него — бесполезно, только хуже будет…

— Почему?

— В него несколько раз попадали, но он не мертвый. А кто стрелял — ни один не живой!

Староста отставил пиалу, озабоченно погладил бороду, помолчал и заговорил озабоченно:

— Они по-другому себя вести стали. Раньше прятались, их никто не видел. А сейчас днем выходят, скот крадут, даже в поселок заходят…

— А много их?

— Не знаю, они ж похожи. Двух одновременно видели, а сколько всего — никто не знает. Под землей живут…

Они допили чай. За это время у входа собралась толпа мужчин с автоматами. И хотя автоматы висели за спиной, это был тревожный признак.

— Муатабар, скажи им, что мы друзья. Мы будем дружить, как раньше дружили, — сказал Слон.

— Не бойтесь, — ответил староста. — У нас люди тихие, поэтому я не хочу, чтобы те, кто внизу, устраивали здесь свой пост. Я и про вас сообщать не стану, а то понаедут, да так и останутся. Вы долго тут будете?

— Неделю, наверное, — сказал Слон. — А сейчас мы пойдем. Если что надо — подходи. Мы недалеко, найдешь.

— Я знаю, где вы палатку поставили, — сказал Муатабар.

— Откуда? — удивился Слон.

— В Тошлоке все про всех в округе известно. Мы знаем, что вас одиннадцать, вы через «плоскогорье смерти» прошли. Значит, не на вертолете прилетели, а с парашютом спрыгнули… Только как вас забирать будут? На парашюте вниз лететь можно, вверх нельзя… Знаем, что за сангхуром барана доедали. Это плохо, за ним нельзя доедать!

— А что, отравиться можно?

— Да нет. Примета плохая. Если он дичь убил — это его дичь. А кто ее съел, тот хозяина обидел. Поэтому лучше с ним не ссориться…

— Ну, мы ж не знали!

— А он не знает, что вы не знали, — ответил Муатабар, усмехнувшись в свою бороду. — Так что не зевайте!

Распрощавшись, бойцы вышли наружу. Поздоровались с собравшимися мужчинами — тех было человек двенадцать, хотя автоматы имелись не у всех. Но настроены они были вроде бы миролюбиво. Слон предложил сигареты, несколько человек взяли по одной, но основная часть интереса к угощению не проявила. Тогда спокойным шагом группа направилась к выходу из поселка. Конечно, когда за твоей спиной десяток вооруженных мужчин и ты не знаешь, что у них в головах, идти не очень приятно. Но рассчитывали на принятые меры предосторожности и благоразумие местных жителей.

Впрочем, все обошлось благополучно. Они сняли с точек не понадобившихся снайперов, прошли скрытый заслон, и когда уже вышли к скалам, их догнали ребята из прикрытия.

— Все нормально, никто следом не шел, — доложил Рог. — Похоже, им до нас нет никакого дела…

— Ну и хорошо, — кивнул Слон. — Давайте ускоряться — скоро упадет ночь!

И действительно, когда они подходили к лагерю, уже стемнело. Костер не горел, и Слон похвалил ребят за то, что они соблюдают светомаскировку. Но смущали полная тишина и отсутствие всякого движения возле палатки… В душах опытных «кинжалистов» зашевелились нехорошие предчувствия, и последние сто метров они преодолели бегом, с оружием наготове. Но оружие не могло ничему помочь и ничего исправить. Бас и Звезда неподвижно лежали на холодном граните — один на спине, раскинув руки, второй ничком. Ранения на телах отсутствовали, но они были мертвы. В лучах фонарей никаких следов на скальном грунте обнаружить не удалось…

* * *

Неожиданно Джен пригласили участвовать в фотосессии для мужского журнала «Николай». Как сказал Вениамин, об этом договорился Домбровский.

— Илья Васильевич заранее готовит раскрутку, — пояснил он. — Со всех сторон. Ты будешь на обложках журналов, на радио и телевидении, на эстраде… Звезды зажигают очень быстро, когда этого хотят!

— А чего, собственно, хочет твой Илья Васильевич? — спросила Джен.

— Ну, он скорее ваш, чем мой! — улыбнулся Вениамин. — И хочет счастья для молодых, красивых и талантливых девушек!

— А для талантливых, но некрасивых? — с издевкой спросила Джен. — Или немолодых?

— О, поверьте мне, у таких таланта не бывает, — парировал Веня. — Во всяком случае, в нашей с ним практике такого не случалось!

В отличие от того, что она представляла, фотосессия оказалась довольно целомудренной. Половина проходила в студии, обставленной прожекторами и софитами: Джен снималась в разноцветных обтягивающих трико, ультрамини-купальниках, топлес… Когда дело дошло до обнаженки, то она куталась в полотенце, закрывала грудь скрещенными руками либо подтянутыми к подбородку коленями — по ее меркам, это не выходило за рамки приличия. Может, потому, что в «Сапфире» приходилось выступать и в куда более откровенном виде. К тому же там разгоряченные алкоголем мужики норовили схватить за руку или за ногу, погладить ягодицы или даже засунуть руку с купюрой в трусики гораздо глубже допустимого… Здесь же с ней обращались, как с хрупкой стеклянной статуей, фотографы и их ассистенты были уважительны и предельно предупредительны, как со звездой глянцевых обложек, и ей это очень нравилось.

Вторая часть фотосессии должна была сниматься в домашнем интерьере, и она пригласила съемочную группу в арендованную Галкину квартиру, которая в советские времена принадлежала крупному торговому руководителю. Просторная, богато обставленная, она напоминала дефицитную в прошлые времена шоколадную конфетку, и хотя за прошедшие десятилетия конфетка зачерствела, потрескалась и шоколад облупился, на фотографиях такие мелочи не отражаются, и все должно было выглядеть внушительно и пристойно.

Здесь она изображала не звезду, а обычную девушку за обыденными делами. Вот она чистит зубы перед зеркалом, в махровом халате, который Галка унесла из «Мариотта». Вот, босая, жарит яичницу на кухне. Вот сидит в наполненной пеной ванне и рассматривает свой педикюр…