Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

– Конечно. Какие разговоры, подождем, – с улыбкой произнес Соколовский и, лишь только адресат его обращения повернулся и сделал шаг в обратном направлении, тут же поспешно добавил: – Михал Альбертыч! Поклажу-то оставь, чего с ней таскаться. И... документики тоже давай. Мы тут, пока ты там... дела свои делать будешь, всё и оформим.

Бутко медленно вернул свое тело в исходное положение и, после паузы (правда, совсем маленькой – секунды две, не больше), также улыбнувшись, молча подкатил к Иванову свой чемодан на колесиках. Затем, запустив правую руку во внутренний карман пиджака, он вытащил оттуда дипломатический паспорт, в темно-зеленой обложке, с вложенным в него билетом, и также без слов протянул его своему, уже фактически бывшему, шефу, после чего, завернув за угол, спокойным шагом удалился в сторону скрытых от глаз его оставшихся спутников туалетных комнат.

Проводив его взглядом, спутники подошли к первой из двух регистрационных стоек, оформлявшей пассажиров первого и бизнес-классов, перед которой образовалась небольшая очередь, правда, гораздо меньше, чем перед второй стойкой, обслуживающей всех летящих экономическим классом, – всего человек в пять. Дисциплинированно встав в хвост, спутники, перебрасываясь редкими малозначащими фразами, терпеливо дождались своей очереди и, сдав за своего убывающего товарища его багаж в количестве одного места, получили соответствующую бирку в билет и посадочный талон.

Товарища все еще не было.

– Кофе, наверно, подействовало, – прокомментировал складывающуюся ситуацию Соколовский, окидывая быстрым внимательным взглядом все близлежащее пространство просторного зала вылета и похлопывая при этом по ладони левой руки только что полученным назад паспортом. – Меня от него тоже иногда слабит. Причем тоже всегда в самые неподходящие моменты. – Засунув паспорт в боковой карман своего темно-синего пальто, он повернулся к Иванову и небрежно бросил: – Ну что... пойдем, что ли, пока в лавчонку какую-нибудь заглянем. Неподалеку.

Ближе всего к ним, чуть дальше в левую от регистрационной секции сторону, находился довольной просторный парфюмерный киоск с прозрачными стеклянными стенами, через которые, находясь внутри, можно было вполне удобно и самым естественным образом просматривать подходы к стойке, от которой они только что отошли. Медленно и степенно обойдя все находящиеся в павильоне стеллажи, каждый из которых приманивал посетителей коллекцией какого-нибудь очередного знаменитого парфюмерного дома, они, наконец, остановились возле боковой стены салона, откуда у них была возможность на удалении каких-то тридцати метров, практически без помех, созерцать профиль просматривающей билеты девушки в темно-синей аэрофлотовской униформе и наблюдать за тем, как все больше и больше таяла стоящая перед ее стойкой очередь. Прямо перед ними сейчас находился вытянутый стеклянный параллелепипед, внутренние и тоже стеклянные полки которого были заставлены аккуратными картонными коробочками и флаконами всеразличной формы, размеров и расцветки. Верхний край параллелепипеда, по всем четырем сторонам, украшал логотип «Givenchy».

Периодически бросая быстрые взгляды наружу, из павильона, бритоголовый мужчина, еще вполне, можно сказать, среднего возраста, устремил свой взор на стоящий на средней полке плоский полуовальный флакон, большая часть корпуса которого была окрашена в бордовый металлический цвет.

– Живанши пур ом [74] , – прочитал он чуть выдавленное на корпусе название и перевел взгляд на лежащий рядом с флаконом красочный рекламный буклет. – Ляром дён врэ жантийом [75] . Ого! Даже так. И что, действительно стоящий аромат?

74

«Givenchy Pour Homme» – название мужской туалетной воды, дословно: «Живанши. Для мужчин» (фр.).

75

L'arome d'un vrai gentilhomme – аромат истинного джентльмена (фр.).

– Что? – переспросил его более молодой спутник, стоящий чуть сбоку и в отличие от своего соседа полностью, без всякой маскировки погруженный в наблюдение за тем, что происходит снаружи, за стеклянными стенами салона. – А-а... ну да, так, ничего. Такие... в основном фруктовые тона. Немного терпкие.

– В этом деле тоже, я смотрю, разбираешься?

– Разбираюсь. Как бобик в колбасных обрезках.

– Ну... и то неплохо. Я вот лично, кроме «Фаренгейта», ничего на запах не различаю. А самому-то нравится?

– Что?

– «Пур ом»?

– Ну так... ничего.

– А какие твои самые любимые?

– «Трибьют».

– «Трибьют»? А что за фирма?

– «Мэри Кей».

– Что-то не слыхал. А где она здесь?

– А ее здесь нет. Это ж американская. Для присутствующего здесь... высшего французского общества, некоторым образом... парвеню, моветон [76] . У них здесь дискриминация.

– Надо же... – протянул Соколовский и после некоторой паузы вздохнул: – Ну что, хватит нам, пожалуй, здесь уже глаза-то мозолить. В этой обители благоуханий. А то мы как... два педика в сольной программе. Сколько там натикало-то уже?

76

Parvenu, mauvais ton – выскочка, дурной тон (фр.).

Иванов приподнял левое запястье:

—Без десяти двенадцать... – Он помолчал и, немного как бы отстраненно, добавил: – Его нет почти уже тридцать минут... Между прочим... регистрация уже вот-вот закроется.

Соколовский, нахмурившись, задумчиво покачал головой и отчетливо произнес, немного растягивая слова:

—Н-да... похоже... это все-таки не кофе. – Он повернул голову и выразительным взглядом посмотрел на своего спутника.

Через секунду спутник, выпорхнув из автоматически раздвинувшихся перед ним стеклянных врат гостеприимного парфюмерного рая, ускоренным шагом завернул за угол, держа свой курс, как можно было предположить, по направлению к месту предполагаемой последней дислокации искомого им объекта.

Оставшись один, бритоголовый товарищ так же, только гораздо более неспешным шагом, вышел из павильона и походкой фланирующего денди стал прогуливаться невдалеке от регистрационных стоек с эмблемой «Аэрофлота». Минут через десять приглушенный далекий голос диктора объявил о закрывающейся регистрации на рейс SU номер 250.

– Что, никак, раздумал лететь? Товарищ ваш, – вдруг услышал Соколовский у себя за спиной звонкий женский голос, обращавшийся, по всей видимости, именно к нему, на русском языке. Он обернулся и поймал улыбающийся взгляд сидящей за стойкой девушки, в темно-синей униформе, оформлявшей некоторое время назад предъявленный им билет.

– Да нет, – немного беспечным голосом, с ответной улыбкой, ответил парижский резидент. – Прессой на дорожку запасается. Ле мо круазе... [77] Веселые картинки.

– Понятно, – выразительно протянула девушка, но на всякий случай предупредила: – Только... если что... вы мне скажите. А то ведь мы искать его будем. Он у нас уже в компьютере.

– Ну... раз в компьютере, тогда куда он, голубчик, денется. – Резидент снова отвернулся в сторону, и любезная улыбка тут же сползла с его лица. – Куда денется... мать его, – еле слышно проскрипел он зубами.

77

Les mots croises – кроссворды (фр.).

Еще минут через пять на горизонте появился Иванов. Появился один. Он шел размашистой спортивной походкой из дальнего крыла зала вылета. Соколовский, постепенно все более и более ускоряющимся шагом, двинулся ему навстречу.

– Нигде нету. Пропал, – тихим, взволнованным голосом доложил Олег, поравнявшись с шефом.

– В туалете смотрел? – зачем-то задал шеф абсолютно ненужный, бессмысленный вопрос.

– В первую очередь, – все равно ответил на него вопрошаемый. – Даже в кабинки заглядывал... В баре был, в ресторане. В медпункте. В тот... дальний бар заскочил. В дальний туалет. Вообще весь вылет по периметру прошел. Нету.