Возвращение оракула

— Возьму, — неожиданно согласился авторитет, — если ты меня от телок избавишь.

— Это в каком смысле? — не понял Антохин. — В переносном?

— В прямом. Вон, слышишь, мычат.

— А зачем вы их столько понагнали? — удивился Петр Васильевич Хлестов.

— Тебя не спросили, — огрызнулся Демон Зла.

И тут Иван Николаевич Лютиков неожиданно даже для себя оказался на высоте положения. Вдруг неведомо откуда в его руках появилась дудочка, на которой он и заиграл красивую мелодию. И служилось чудо. Из губернаторского дворца потянулись на зов лешего благодарно мычащие животные, здесь же во дворе они стали выстраиваться в красивые колонны, словно для участия в параде, а потом дружно, под все ту же ласковую музыку, двинулись прочь. Леший играл до тех пор, пока последний телячий хвост не скрылся за поворотом.

— Специалист, — прокомментировал случившееся Венидиктус. — Я бы взял.

На его демоническое величество парад телок произвел очень благоприятное впечатление. Леший тут же был зачислен в штат с приличным окладом в десять тысяч долларов.

— Но чтобы порядок на улицах был, — строго сказал демон. — И никаких плакатов! Развели тут демократию, понимаешь.

— А я мог бы помочь в финансовых вопросах, — гавкнула такса.

— Хлестова тоже возьми, — подсказал Венидиктус. — Пусть поможет нам с Григориусом в деньгах разобраться.

Надо признать, что Петр Васильевич оказался очень ценным работником. Пока согнанные из окрестных домов бабы освобождали апартаменты Демона Зла от коровьих лепешек, прирожденный финансист Хлестов в два счета разобрался с наличкой, освободив подвалы и переправив деньги туда, где им и надлежало быть, то есть в банки. Приглашенные Петром Ивановичем экономисты, бухгалтеры и кассиры справились со своей работой даже быстрее, чем бабы, которые без конца ругались с приставленными к ним для присмотра оборотнями по поводу низкой якобы оплаты каторжного труда.

— У нас вам здесь не социализм! — прикрикнул было на них Григориус. — У нас апокалипсис и армагеддон одновременно.

Зря он про этот армагеддон упомянул. То есть пока бабы считали, что грядет социальная революция, они вели себя скромно, как и подобает наемным работницам, но стоило только Грине, чтоб он провалился, растрепать об истинных целях революционеров, как тут же начался натуральный шабаш. Бабы стали превращаться в ведьм. А ведь только-только избыли из дворца телок. Венидиктус как увидел эти превращения, так ему сразу стало плохо. Захотелось бежать из этого чертова дворца, и бежать как можно дальше. И даже не потому, что Венидиктус Стеблов был завзятым моралистом, а просто считал, что и при армагеддоне в сексуальной сфере должен быть какой-то порядок. К сожалению, ведьмы думали иначе, а наступившая ночь и вовсе привела их в неистовство. Его демоническое величество всерьез подумывал об эмиграции, ибо и у Демонов Зла силы не беспредельны. Венидиктус с Григориусом были истасканы до такой степени, что в буквальном смысле не стояли на ногах. Несколько дольше продержался Кеша, который, кстати говоря, и призраком-то не был, и страдал совершенно невинно только потому, что его угораздило родиться мужчиной. От жарких объятий ведьм сумел уклониться только Петр Васильевич Хлестов, сославшись на преклонный возраст и собачий статус. После чего раззадоренные ведьмы хлынули беспорядочной толпой на улицы города, вовлекая в свой хоровод всех попадавшихся навстречу особей мужского пола.

— В гробу я видал этот армагеддон, — сказал Венидиктус, с трудом вставая на четвереньки. — Как хочешь, Саша, но еще один шабаш я просто не Переживу.

— Утрясется как-нибудь, — неуверенно сказал Демон Зла, вяло шевеля помятыми крыльями — Сами же просили.

— Так ведь баб у него просили, — обиделся Григориус. — Чтоб он сдох, этот хмырь инопланетный! Если не видишь разницу между бабой и ведьмой, то нечего на Землю соваться.

— Лешего надо пригласить, — вздохнул оживший Кеша. — Подудит в дудочку — они и успокоятся.

— Какая дудочка, придурок! — осадил его Венидиктус. — Это же не телки — это ведьмы! Короче, мужики, кончать надо с этим армагеддоном.

* * *

Льва Игнатьевича Гуслярова наступление Судного дня застало врасплох. В принципе, проинформированный Аркадием Семеновичем Ивановым, он ожидал событий, но никак не предполагал, что они примут такой масштаб и выльются в такие похабные формы. Гайосар Йоан намекал лишь на небольшие беспорядки, которые слегка обеспокоят обывателей и облегчат приход к власти новых созидательных сил. Однако ко всему привычный наш народ как-то вяло реагировал на сообщения о грабеже банков и о появлениях на улицах города отдельных непотребного вида субъектов, названных журналистами призраками. Ну призраки и призраки. Никто даже в вину властям этого обстоятельства не поставил. Хотя могли бы, кажется, спросить, по какому праву у нас так разгулялся антиобщественный элемент. Пикет бы хоть выставили у мэрии, что ли. Но нет, никто даже не пошевелился. И вот досиделись до армагеддона.

Гусляров был схвачен нечистой силой и доставлен не куда-нибудь, а в родную прокуратуру. То есть не в родную, конечно (в гробу он видал такую родню!), но в нашу, земную, реальную. В принципе Лев Игнатьевич был благодарен нечистой силе хотя бы за то, что его не вздернули на дыбу и не обули в испанские сапоги, а провели в кабинет прокурора, где он обнаружил какого-то жуткого типа, заросшего волосами по самые недобро посверкивающие глаза. Тип был одет в застиранную рубаху и обут в лапти, чем поразил Гуслярова до чрезвычайности.

— Не признал, что ли, Лев Игнатьевич? — спросил хозяин кабинета, присаживаясь к столу.

— Да как вам сказать… — неуверенно начал мэр, усиленно припоминая, где он мог видеть этого типа. А ведь видел где-то. Определенно знакомая физиономия. Не говоря уже о глазах. И тут Льва Игнатьевича словно током ударило. В НКВД он его видел, именно Лютиков, облаченный тогда, правда, во френч, грозил Гуслярову страшными карами. Из подвалов зловещего ведомства Лев Игнатьевич тогда выскользнул чудом, и вот вам, пожалуйста, опять нарвался на оборотня в прокурорских погонах.

Да что же это делается на свете, граждане, не , при товарищах и господах будет сказано! Это же действительно армагеддон какой-то, когда градоначальника таскают из одного застенка в другой.

— Иван Николаевич! — фальшиво обрадовался Гусляров. — Вы ли это? Но как вы здесь оказались?

— По воле оракула, — вздохнул Лютиков. — Такие вот дела, Лев Игнатьевич, приходится работать в подполье. Вы об оракуле, конечно, слышали?

— Да, конечно, — с готовностью отозвался мэр и тут же спохватился: — В общих чертах.

— А с Демоном Зла вы успели познакомиться?

— С демоном — нет. А что он из себя представляет?

— Ликом черен. Крылат. А более и не знаю, что о нем сказать. Я нанялся к Демону Зла на службу под псевдонимом Леший. Пришлось, как видишь, слегка замаскироваться.

— Это вы ловко замаскировались, Иван Николаевич. А какая у них идеологическая платформа?

— Ну какая у нечистой силы может быть платформа? Грабь награбленное. Анархия — мать порядка. У меня тут ночью ведьмы до того расшалились, что еле унял.

— Значит, ведьмы у нас теперь тоже есть?

— И ведьмы есть, и бесы есть, и оборотни всех мастей. Такая вот вырисовывается невеселая картина, Лев Игнатьевич.

Гусляров прокурору Лютикову не верил ни на грош. Ишь ты, замаскировался! Подпольщик хренов! Это еще большой вопрос, когда он замаскировался — сейчас или двадцать лет назад, когда пришел в прокуратуру наниматься на работу. Проглядели тогда оборотня компетентные товарищи, а теперь их недоработка всем выходит боком.

— А НКВД, что ж, упразднили? — не удержался от ехидного вопроса мэр.