Возвращение повесы

– Дорогая, на простыне пятно, – сказал он. – Извини, если ты не хочешь об этом говорить, но, по-моему, без этого не обойтись. Итак, ребенка нет.

Нотка грусти в его голосе заставила Дженси спросить:

– Ты огорчен?

– Нет, конечно. Ты же говорила, что не хочешь путешествовать беременной. Но когда у нас появятся дети, мы им будем рады. У тебя какие-то затруднения?

– Нет, но… Все в порядке.

– Дорогая, в чем дело?

Немного помедлив, Дженси сказала:

– Не знаю, как тайком постирать ночную рубашку. К тому же Тредвел увидит простыню.

– С этим ничего не поделаешь, А что касается рубашки и тряпок, то выбрасывай их за борт.

– Грешно так тратиться!

– Рабыня, паша тебе приказывает, а ты слушайся! Выбрасывай! Если надо, купим еще в Кингстоне или Монреале.

– Но…

– Дорогая, я не богач, но и не нищий. Во всяком случае, я не настолько беден, чтобы моя жена занималась стиркой.

– А твоя жена не такая дура, чтобы выбрасывать деньги на ветер!

Он сделал глубокий вдох, потом спросил:

– Милая, о чем мы спорим?

Она рассмеялась.

– Извини. В такие периоды я ужасно нервничаю.

– А я нервничаю от боли.

– Ты хорошо спал?

– По-моему, я не спал хорошо со времени дуэли. Я не жалуюсь, так как понимаю, что избежал смерти, но это утомляет.

– У меня есть настойка опия. Правда, Плейтер запретил ее давать без крайней необходимости. Но может быть, все-таки попробовать?

– Настойка опия? Весьма заманчиво. Пожалуй, даже слишком заманчиво. Мой друг лорд Дариус пристрастился к опиуму, потому что получал его слишком много и слишком долго.

– Доза опиума для того, чтобы поспать, – это совсем другое дело.

– Нет-нет, не стоит.

Дженси не стала настаивать и снова ушла за занавеску. Одевшись, вышла и с улыбкой сказала:

– Дорогой, я сейчас пришлю к тебе Тредвела. Не возражаешь?

– Нет-нет, пусть приходит.

Дженси надела плащ и перчатки и вышла на палубу. Однажды она уже отправлялась в путешествие, не зная, что ждет ее в конце пути. Теперь она снова оказалась в том же положении, и ей оставалось лишь молиться, чтобы в Брайдсуэлле ее приняли так, как обещал Саймон.

Минут через пять она нашла Тредвела и отправила его в капитанскую каюту, сама же села в кресло Саймона и стала разглядывать лесистые берега.

Деревья, деревья, деревья… Жилища попадались редко, хотя однажды мимо них проскользнуло каноэ с индейцами, не обратившими на них никакого внимания. Интересно, какой была эта земля, когда здесь не было европейцев?

Потом она увидела кружившего в небе орла. Внезапно он ринулся вниз, а затем взмыл в небеса с серебристой рыбой в клюве.

Вспомнив о месячных, Дженси невольно поежилась. Ох, только бы при этом у нее не было еще и морской болезни! И как оставить все в тайне, если теперь у нее есть муж и слуги? Да, теперь она миссис Сент-Брайд, и скоро у нее появится горничная. Святые небеса, ведь эта горничная все будет о ней знать!

Однако ей придется смириться. Чтобы стать Саймону хорошей женой, она должна привыкнуть к слугам, должна привыкнуть к новой жизни. К тому же не исключено, что эта новая жизнь ей понравится. Наверное, многие желали бы иметь слуг, прибегающих по первому зову. Из каюты вышел Тредвел.

– Мистер Сент-Брайд предлагает вам и джентльменам завтракать в каюте. Сегодня холодно, мэм.

Она вошла и увидела, что слуга растопил печку и поставил вокруг стола ящики в качестве дополнительных сидений. Вскоре пришли мужчины, и все весело приступили к завтраку. А потом у Нортона вырвалось ругательство, он вспыхнул, извинился, и Дженси вдруг осознана, что она – единственная женщина в обществе трех красивых мужчин.

Интересно, может ли такое быть – женщина-паша с мужским гаремом?

Это была настолько порочная мысль, что Дженси покраснела. Нортон решил, что смутил ее до крайности, но она заверила, что вовсе нет, и только потом забеспокоилась, что ее неверно поймут.

Рассмеявшись, Саймон вывел ее из затруднительного положения, заговорив о другом. Дженси же пила чай и думала о том, что настоящую леди нисколько не взволновала бы мысль о мужском гареме. Хотя, конечно же, ей никто не нужен, кроме Саймона, и подобная мысль пришла ей в голову… как бы сама собой.

Она посмотрела на мужа, и взгляды их встретились; причем он смотрел на нее так, как будто прочитал ее мысли. Дженси в смущении отвела глаза и покраснела еще больше. Минуту спустя она украдкой покосилась на мужа и увидела, что он ухмыляется. К счастью, мужчины вскоре распрощались и покинули каюту.

– Можем мы хотя бы поцеловаться? – сказал Саймон. Губы их слились в поцелуе, а потом он спросил:

– Может, скажешь, почему у тебя так искрились глаза?

Она энергично покачала головой:

– Нет, ни за что не скажу.

– Я и так знаю. Тебе пришло в голову что-то порочное, верно? Расскажи, возможно, я смогу это осуществить.

Она хохотнула.

– Не думаю.

– И все-таки тебе придется рассказать. Обещаю, что не буду шокирован.

– Как ты можешь это обещать?

Он вскинул брови.

– Неужели что-то… возмутительное? Дорогая, лучше уж расскажи, а то я предположу нечто ужасное.

Она легонько оттолкнула его.

– Ах так? Ладно, хорошо. Я подумала… Подумала, что вот я сижу с тремя красивыми молодыми джентльменами, и мне представилась женщина… с гаремом мужчин.

– О, Дженси, ты настоящее сокровище! Конечно, я бы этого не разрешил, как ты не разрешила бы мне иметь гарем краснеющих девиц, но все-таки ты прелесть. А ведь кажешься такой рассудительной…

– Прости, дорогой.

– Напрасно извиняешься. Такая ты нравишься мне гораздо больше. Каждый день – новый сюрприз. Но когда-нибудь я узнаю тебя до конца.

Дженси улыбалась и мысленно молилась о том, чтобы этот день никогда не наступил. Хотя она уже поняла, что хранить тайну не так уж просто.

Саймон поправлялся с каждым днем, но многие движения все еще доставляли ему боль, поэтому он предпочитал сидеть в каюте или на палубе. Хэл и Нортон приходили играть в карты, но надолго не задерживались, и супруги часто оставались одни. Иногда Саймон читал, пока она шила, но чаще выказывал желание поговорить. Как-то раз, когда они сидели на палубе, он спросил:

– Скажи, дорогая, непривычно было переезжать из большого дома в маленький?

Дженси медлила с ответом – ведь надо было что-то придумать.