Возвращение русской гейши
Шрифт:
Съемки длились больше четырех часов. Когда мы распрощались с господином Оониси, я чувствовала сильную усталость. Причем не столько физическую, сколько какое-то внутреннее опустошение. Словно из меня все соки высосали. Мелькнула мысль, что смысл «Замка спящих красавиц», возможно, намного глубже, чем просто желание стариков спрятать свой стыд из-за того, что они спят с молодыми красавицами. Так мне объяснил господин Кобаяси.
«Они просто подсасываются к молодой энергетике, как самые настоящие вампиры, только и всего, — решила я. — И этим, без сомнения, продлевают себе жизнь».
— Ты что-то побледнела, Танюша, — заботливо заметил господин Кобаяси, когда мы зашли в кафе
— Устала, — тихо ответила я.
— А я хотел сводить тебя в Рёандзи.
— А что это? — равнодушно спросила я, поедая вкусные горячие пирожки со сладкой бобовой начинкой.
— Храм Покоящегося Дракона, — сказал господин Кобаяси. — Именно в этом монастыре находится знаменитый сухой сад.
— Сухой? — переспросила я, отпивая чай.
— Сад камней, — пояснил он. — Но если тебе неинтересно, то можем его не посещать.
— Почему же? Если это такой знаменитый сад! Но, к моему стыду, я ничего про него не слышала, — ответила я.
Мы вышли из кафе и направились в сторону видневшихся в конце улицы пологих зеленых холмов. Довольно скоро мы оказались у входа в монастырь. Господин Кобаяси купил входные билеты, к которым прилагались какие-то листочки. Один из них он подал мне.
— Основные постулаты дзэн, — коротко сказал он. — Их предлагают всем приходящим в этот храм. Может, тебе интересно?
Я взяла листочек и погрузилась в чтение. Вот что на нем было написано:
«Дзэн — это религия без бога и Будды.
Дзэн — это религия, в которой нет особого объекта поклонения.
Дзэн — это религия, исповедуя которую человек обращен сам к себе.
Дзэн — это религия глубокого познания собственной сущности.
Дзэн — это религия, которая ищет путь к просветлению, а именно «путь к собственному сердцу».
Дзэн — это религия, в которой главное — «ничто», состояние «не-я» и бесстрастная созерцательность.
Дзэн — это религия, исповедуя которую говорят: «Я знаю лишь необходимое».
Дзэн — это религия, исповедуя которую считают: «Любое место — не что иное, как страна Лотоса, любой человек может стать Буддой».
Дзэн — это религия, в которой стать кем-то — это значит перестать им быть. Умереть — значит перестать быть тем, кем был.
Основа дзэн — в отказе от жизни.
Смерть в дзэн — это переход в другую форму существования».
Мы отправились на территорию монастыря. Рёандзи был окружен большим садом. Меня удивил его неухоженный вид. Но в этих диких зарослях была своя прелесть. Возле храма тускло блестел пруд Кёёти, заросший лотосами. Мы пошли мимо него по мощенной каменными плитами дорожке. И скоро оказались возле каменной лестницы, которая привела нас к жилищу настоятеля. Я увидела, что посетители снимают обувь, и тоже скинула свои босоножки, с удовольствием ощутив босыми ступнями шершавую прохладу камней. Я подождала, пока господин Кобаяси снимет туфли. Потом мы вышли на опоясывающую здание веранду. Я оперлась на деревянные перила. Передо мной расстилалось небольшое пространство, ограниченное невысокой светлой стеной с какими-то разводами, напомнившими мне дождевые подтеки. Строгий прямоугольник, очерченный этой стеной, был засыпан мелкой беловатой галькой, разровненной
какой-то машиной. Я почему-то подумала, что так разравнивают землю на пограничной полосе. Видела в каком-то фильме такие же ровные рядочки. Здесь рядочки шли вдоль всего прямоугольника. Его меньшие края оканчивались узкими поперечными полосами.С нашей стороны, то есть со стороны зрителя, прямоугольник был отделен узкой глубокой канавкой, засыпанной более крупной голубовато-серой галькой, напоминающей обычную щебенку. По поверхности прямоугольника расположились группы камней разного размера и формы. Самый большой был где-то в половину моего роста. Эти группы были обсыпаны по гальке более темной землей или песком. С моего места было плохо понятно. И эти более темные округлые участки, в свою очередь, обводились узкими кругами разровненной гальки, словно эти камни упали на воду и по ней пошли круги и так и застыли навечно.
Я непонимающе смотрела на эту картину. Господин Кобаяси молча стоял рядом.
— Это и есть тот самый сад камней, — тихо проговорил он после очень долгой паузы.
Я тщетно пыталась понять смысл этой композиции, но, кроме группы обычных на вид булыжников, торчащих из обычной гальки, так ничего и не увидела. Мне было стыдно сознаться в этом господину Кобаяси, и я молчала. Он оторвался от созерцания сада и повернулся ко мне.
— Эти камни расположены в строгой гармонии группами по семь, пять и три, — тихо сказал он. — Но сад выстроен так, что сразу из одной точки их все увидеть невозможно.
«Все равно не пойму, в чем тут уникальность», — подумала я, не ответив.
— И каждый видит здесь что-то свое, — добавил господин Кобаяси.
— А что видите вы? — решила я задать вопрос.
— Образы бодхисаттв, возвышающихся над бренным миром, — еле слышно ответил он.
Когда мы покинули Рёандзи, я робко спросила о кварталах гейш.
— Ой, Таня, извини! — спохватился господин Кобаяси. — Конечно, нужно было вести тебя в Гион, а не сюда.
— Гион? — спросила я.
— Да, это самый известный квартал гейш.
Он тут же, не успела я ничего сказать, остановил такси.
Мы высадились на узкой улочке с очень древними на вид деревянными домами. Большие каменные фонари причудливой формы возвышались на мостовой и тускло мерцали желтоватым неровным светом. Мы пошли вдоль Ханами-дори, поглядывая по сторонам.
— Знаешь, насколько я слышал, доступ в хорошие заведения открыт только по рекомендации, — сказал господин Кобаяси. — И так просто мы не сможем зайти в престижные дома и пообщаться с гейшами. Нужно было поговорить об этом с Ооноси. Как-то я не подумал!
— О! Я ни в коей мере не хочу вас затруднять, — тут же сказала я. — Мне интересно просто здесь побывать.
Но в душе я почувствовала разочарование. Оказаться на малой родине гейш и не увидеть ни одну из них. Мы проходили в этот момент мимо невысокого двухэтажного беленого здания с изогнутой, словно у пагоды, крышей. Возле него был устроен небольшой квадратный пруд, отсеченный от мостовой каменным, довольно высоким парапетом. Вода подходила прямо к стене. В ее спокойной глади, словно в зеркале, отражались освещенные окна за темными деревянными решетками и пышные зеленые шапки склонившихся к воде вишен. Из дома вышла женщина в малиновом кимоно и неторопливо отправилась по улице, постукивая деревянными сандалиями. Я с любопытством оглядела ее. Но она выглядела как обычная японка в традиционном наряде. Господин Кобаяси окликнул ее, и она повернула к нам невозмутимое лицо и поклонилась. Он что-то спросил. Она улыбнулась и ответила довольно пространно. Потом поклонилась еще раз и пошла дальше.