Возвращение с того света

Утренняя прохлада пробрала его до костей, и он заторопился к своей пристройке, на ходу нащупывая в кармане сигареты. Дурман развеивался, день вступал в свои права, разрушая миражи, и мысли Слепого сами собой обратились к его невеселым делам.

Интуитивно он ощущал какую-то скрытую связь между этими делами и тем, что произошло с ним только что, но связь эта была слишком призрачной и расплывчатой, и он решил пока не думать об этом.

Это казалось ему второстепенным и не заслуживающим такого пристального внимания, как, например, выгруженные у котельной ящики.

С ящиками, впрочем, все казалось вполне ясным.

Если верить молоденькой библиотекарше, в статье, из-за которой, судя по всему, был уничтожен «Молодежный курьер», упоминалось какое-то оружие, находившееся в распоряжении секты. Убитый Аркадием корреспондент искал Рукавишникова. Видимо, тот и послужил для него источником информации. Теперь, когда и тот и другой были мертвы, для верности стоило перепрятать оружие. Во всяком случае, сам Глеб именно так и поступил бы, и, похоже, именно этот процесс он наблюдал минувшей ночью. Конечно, больничная котельная – не самое лучшее место для оружейного склада. Пожалуй, решил Слепой, оружие перевезли сюда неспроста. Во-первых, больница привычно находится вне подозрений, а во-вторых, здесь оружие всегда под рукой, и его легко в случае необходимости извлечь из тайника и раздать нужным людям.

Из этого, между прочим, следовало, что грядут какие-то события, до начала которых осталось не так уж много времени.

Хорошо, подумал Глеб, оставим это. Пока оставим. Чем все это чревато для меня лично? Да чем угодно, ответил он на свой вопрос. Буквально чем угодно. Теперь, когда оружие лежит в котельной, я для них как бельмо на глазу. Они мне, кстати, тоже надоели. Улик у меня теперь – завались, целых три ящика. Только вот связываться с местными ментами что-то не хочется. Во-первых, они не способны без посторонней помощи отыскать собственную задницу, а во-вторых… Во-вторых, откуда я знаю, сколько их посещает молитвенные собрания?

Вообще, положение у меня аховое, подумал он.

Болтаюсь тут, как таракан во щах, всем мешаю.

Шлепнуть меня – самое милое дело, все равно искать никто не станет. Был и сплыл. Пришел ниоткуда и ушел в никуда. Вот открою сейчас дверь своего чулана, а оно как шарахнет.., двенадцати кило тротилового эквивалента на меня одного многовато, хватит и ста граммов.

Мысль была дурацкая, совершенно несерьезная, но она дала толчок другой мысли, которая заставила Глеба остановиться на полушаге и замереть, не донеся руки до дверной ручки.

Вот оно. Как заминировать мою конуру, если я торчу в ней круглые сутки? Как сделать так, чтобы меня там не было, пусть всего несколько минут, но с полной гарантией того, что я не вернусь в самый ответственный момент? Ладно, ладно, не заминировать, а.., что? Потом разберемся. Но как меня оттуда выманить?

Очень просто, ответил он себе. Элементарно, Ватсон. Сломать кран в ординаторской, устроить потоп и возопить о помощи. А когда кран будет исправлен, затащить озверевшего без бабы истопника в сестринскую пить брудершафт и все такое прочее…

Он усилием воли подавил желание оглянуться по сторонам. И без того он, наверное, выглядел довольно красноречиво, стоя столбом перед дверью своей комнатушки с протянутой вперед рукой. Слепой вынул спички и прикурил давно торчавшую в уголке губ сигарету. Вот, значит, как, думал он, присаживаясь на корточки и прислоняясь спиной к стене пристройки. Только что же вы затеяли, ребята?

Взрыв – чепуха. Это все равно что стрелять из пушки по воробьям, и вообще подозрительно, особенно после той публикации и взрыва на Тверской.

Вообще, непонятно, почему этих богомольцев до сих пор не взяли за штаны. Я почему-то думал, что ФСБ – серьезная организация, не чета крапивинским Холмсам и Ватсонам…

Возможно, им нужно было просто убрать меня подальше от котельной, подумал он. Возможно, они просто не успели закончить все свои дела затемно и боялись, что я проснусь и что-нибудь увижу. Недаром она выглядывала в окно. Интересно, наблюдает она за мной или нет?

Он незаметно покосился в сторону окна сестринской.

Белая занавеска не шевелилась, и над ней, противу ожидания, не маячило бледное пятно вытянутого, напоминавшего лошадиную морду лица. Правда, Мария Андреевна могла наблюдать за ним из глубины комнаты, но Глеб подозревал, что теперь его поведение ее больше не интересует, она сделала свое дело и могла спокойно отдыхать, дожидаясь конца дежурства. "Ладно, – сказал он себе, – прекрати. Плохо тебе было? Вот и скажи спасибо.

А комнатку надо хорошенько осмотреть, просто на всякий случай, для порядка…"

Он с растущим интересом прислушивался к собственным мыслям и ощущениям. Ситуация была, мягко говоря, нештатной, но он был спокоен, собран и деловит, словно собирался всего-навсего подбросить в топку пару лопат угля или почистить поддувало. Казалось, за него думает и принимает решения кто-то другой, имеющий очень мало общего с истопником Федором Бесфамильным. Этому другому, судя по всему, было не впервой попадать в нештатные ситуации: он чувствовал себя в них как рыба в воде, и единственное, что его раздражало, это та медлительность, с которой, на его взгляд, развивались события. Похоже, вторая, а точнее, первая, более ранняя модификация его личности вовсю продолжала жить и действовать, не вступая при этом в прямой контакт с сознанием Глеба. Это было все равно что иметь за плечом невидимого советчика, этакого ангела-хранителя, и Глеб вспомнил старый анекдот про внутренний голос, все время подававший полезные советы, загнавшие в конце концов героя анекдота в могилу. Было еще что-то похожее про сову и волка, которые на пару пилотировали реактивный самолет. «Ну, ты тут балдей, а я полетела…» Очень смешно. Всем, кроме волка.

Докурив сигарету до конца, он встал, с неудовольствием услышав, как хрустнули колени. Старею, что ли, рассеянно подумал он, рывком распахивая дверь и готовясь прыгнуть в сторону, едва заслышав характерный щелчок детонатора. Почему-то он был уверен, что сможет услышать и опознать этот звук и успеет отпрыгнуть. Никакого взрыва, конечно же, не было. Как и следовало ожидать, заметил он про себя.

Он шагнул в комнату и остановился у дверей, внимательно и настороженно обводя взглядом убогую, знакомую во всех деталях обстановку. Он знал здесь каждую трещинку в штукатурке, каждую шляпку гвоздя, каждую щель в полу…

В тумбочке все было как раньше: ничего не пропало, ничего не прибавилось. Он заглянул под подушку, приподнял матрас, проверил карманы висевшей на стене телогрейки – ничего. Похоже было на то, что его действительно просто-напросто увели подальше от котельной, и он просмотрел что-то интересное.

Он сел на табурет и напоследок, просто для порядка, еще раз обвел взглядом комнату. Вот на полу возле топчана пятнышко пепла, он сам стряхнул его сюда вчера вечером. Пепел растоптан, но это скорее всего тоже его работа, а если даже и не его, то это уже не проверишь.

Мохнатый комок пыли, зацепившийся за ножку топчана… Позвольте, граждане, а это откуда? Вот этого-то как раз раньше здесь и не было. Я ведь самолично подмел и вымыл пол вчера утром: надоело жить в грязи по уши. Если уж я мою пол, то отвечаю за качество…

Он взялся за край топчана и отодвинул его в сторону.

Пол под топчаном, хотя и нуждался в покраске, был девственно чист и, на первый взгляд, не имел никаких повреждений. Не удовлетворившись первым впечатлением, Глеб опустился на корточки и внимательно исследовал бугристые от облупившейся, сходившей слоями краски доски. Доски были целы и держались мертво, к ним явно никто не прикасался.