Возвращение Сэмюэля Лейка

Лишь когда они уже шли – когда он ломился сквозь чащу и тащил Сван за руку (не за ту, в которой был колокольчик), и Сван, разбитая, сломленная, едва держалась на ногах, стараясь не споткнуться о корень, не упасть, и не споткнулась, и не упала, и не выронила колокольчик, – лишь тогда ей стало понятно, что в руке у нее Чудо.

Когда пришли к тому месту, где он ее бросил, Сван поняла: он уже не увидит. Бог не допустит, чтобы увидел. Бог ослепил его. Иначе не объяснишь.

Но когда он втолкнул ее внутрь – она упала. Нарочно упала. Что-то ей подсказало, он ее свяжет, и если схватит за руку, а там колокольчик. Чуду не бывать. И Сван выпустила колокольчик и, падая, прикрыла телом, и когда он начал ее связывать, руки к ногам, то ничего не нашел. Обошел то место (Сван так и не поняла, что за место) вдоль и поперек, связывая ее со всех сторон, так что не шевельнуть ни рукой, ни ногой, ничего не сделать, только лежать, задыхаясь, изнемогая от боли. Но даже тогда. Даже тогда. Он. Все равно. Не увидел.

Теперь он ушел, и Чудо лежит рядом. Только неизвестно, как Чудо сможет ей помочь. Ей не развязать веревки. Она шевелила пальцами, пыталась безо всякой надежды – и не могла.

А вдруг ее не спасет даже Чудо? От этой мысли так страшно, что выворачивает наизнанку, – но надо сдерживаться. Если ее стошнит, она все равно умрет, только другой смертью – захлебнется, и конец.

И она сдерживалась. Из последних сил. Цеплялась за проблеск надежды. Хоть за что-нибудь. Надеяться почти не на что. Мысли о доме лишь усиливали чувство беспомощности – вдруг она уже не вернется домой? А мысль о родных приводила в отчаяние – вдруг не подоспеют вовремя?

Пожалуй, немногим придет в голову строить кормовой загон над выгребной ямой, но немногим понадобится площадка, которую можно перекопать и снова утрамбовать, чтобы никто не удивлялся, почему кругом растет трава, а здесь – нет. В кормовых загонах, как известно, скот выедает все до последней травинки, с корнями. А если там все перекопать, грузные лошади за ночь так утопчут, что никто ничего и не заподозрит, – если будут двигаться, а не стоять часами на месте. Главное, чтобы они были все время в движении, – на то и кнуты, и собаки. У него. Раса Белинджера, лошади ходят куда ему нужно – хоть всю ночь, если понадобится.

Он заранее раскопал землю, снял крышку с бака для нечистот и накрыл яму большим листом фанеры. А сверху закидал сеном, для маскировки. Все это он сделал утром, когда отвез Джеральдину с детьми к ее матери.

Теперь осталось только ждать. Скоро сюда придут – в этом он уверен. Уверен, что они явятся, и уверен, что они ему не страшны. Придут, станут расспрашивать, будто он виновен, но ничего не найдут. Где сейчас девчонка, им ни за что не догадаться, а где она будет потом, когда он с ней расправится, им и в голову не придет. Позже, когда настанет пора чистить отстойник, щелок уже сделает свое дело и от нее даже следа не останется.

Сейчас, в компании собак и лучшего своего друга – кнута, обвитого вокруг столба. Рас чистил в загоне у амбара двух лошадей. Не клиентских, потому что клиентов у него поубавилось. Этих двух лошадок он купил на распродаже, кобылу с жеребенком. Оба гладкие, холеные. Из них выйдет толк, если постараться. А заодно и прибыль, не говоря уж о том, что сегодня они пригодятся. Они и еще четыре лошади, которых Рас пригнал с пастбища и держит в соседнем загоне.

На душе хорошо, лучше не бывает. Покой и довольство. Только что, бросив девчонку в потайной чулан, он вышел на вольный воздух и подставил голову под кран с холодной водой. Нет лучшего способа взбодриться.

Девчонку он еще навестит, чуть погодя. После того как ее родня все обыщет и убедится, что ее здесь нет. Вот чего он дожидался, вот о чем мечтал с тех пор, как впервые увидел ее в лавке в день похорон старого Джона Мозеса. Ждал, когда она расцветет. И это делает ему честь. Он, можно сказать, вел себя как порядочный человек.

Когда вдалеке показался драндулет Сэмюэля, Рас поднял руку в знак приветствия. Сэмюэль выскочил из машины и пустился через двор. Со всех ног. Собаки сперва ощетинились, потом расступились. Белинджер слегка опешил, но улыбнулся.

– Как жизнь, святой отец? Куда летите как на пожар?

– Ищу свою дочь.

Голос Сэмюэля дрожал, дрожал и он сам. Всем телом, от кончиков пальцев. Рас вышел из загона, запер калитку и встал лицом к лицу с Сэмюэлем, наморщив лоб.

– Ваша дочь к нам не приходит играть, святой отец. Впрочем, как и мой сын. Я думал, вы присматриваете за обоими.

– Вы ее видели?

Рас мотнул головой, почесал в затылке и сокрушенно вздохнул:

– Я бы рад вам помочь, но, боюсь, вы не туда пришли. Ищите ветра в поле.

Сэмюэль не знал, что Рас в точности повторяет слова Тоя Мозеса, но видел его злорадство.

– Могу я поговорить с вашей женой?

Рас чуть поднял голову, будто в знак недовольства, что его заподозрили во лжи. Однако его тон был достаточно вежлив.

– Могли бы, но ее сейчас нет, уехала к матери. Делают друг другу завивку.

Сэмюэль озирался по сторонам, искал знаки и укромные места. Еще немного – и он все тут разнесет.

– Вы не против, если я поищу?

Рас нахмурился:

– Против. Конечно же, против. – И добавил: – Но разрешаю, для вашего же спокойствия. – Он сделал широкий жест: – Пожалуйста. – И участливо спросил: – Как зовут вашу дочку?

– Сван, – ответил Сэмюэль. – Ее зовут Сван.

Рас сложил руки рупором и крикнул:

– Сван! Ты здесь, Сван? Тебя родители ищут, Сван!

Сэмюэль тоже закричал во весь голос:

– Сван!!! Слышишь меня, Сван? Сва-а-а-а-ан!

Никто, разумеется, не откликнулся.

Но Сван слышала. Слышала оба голоса и приподнялась, натянув веревки, и пыталась крикнуть: «Я здесь! Здесь!» – но не вырвалось ни звука. Лишь сердце стучало радостно, ликующе. Папа пришел за ней! Папа, который всегда старался жить праведно и полагался на Бога, и Бог его всегда хранил.

Но мелькнула страшная догадка. Раньше. Раньше Бог его хранил. Хранил, а теперь оставил, и хоть папа по-прежнему полагается на Господа, но дела ему больше не удаются.

Рас Белинджер пожал плечами и продолжал чистить лошадей.

Его беспечность лишь укрепила подозрения Сэмюэля: Сван где-то здесь. Он метался по двору как безумный, вновь и вновь звал ее по имени – звал и высматривал хоть что-то, хоть что-то. В конюшне. В амбаре. В кладовой для упряжи. В кормовом загоне. В незапертом сарае. Под домом. Даже в дом зашел и бегал из комнаты в комнату. Никого, никого, никого.

Сердце рвалось на части. Неужели не найдет?

Он встал посреди двора, окинул взглядом край леса. Оглянулся на Раса Белинджера, который невозмутимо расчесывал кобыле гриву. И наконец – туда, куда до сих пор не обращал взгляда. В небеса.