Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)

– Дорогой мой Ватсон, – произнес такой знакомый голос, – приношу тысячу извинений. Я и представить себе не мог, что мое явление произведет на вас столь сильное впечатление.

Я вцепился ему в руку.

– Холмс! Неужели это вы? – воскликнул я. – Вы живы! Но как? Неужели вам каким-то чудом удалось выбраться из той ужасной бездны?

– Подождите минутку, – сказал он. – Скажите сначала, вы уверены, что вы в силах разговаривать? Мое чересчур эффектное воскрешение сильно взволновало вас.

– Со мной все в порядке, но правда, Холмс, я не верю своим глазам. Боже мой, видеть вас… вас!.. снова в моем кабинете! – Я опять схватил его за рукав и нащупал худую жилистую руку. – По крайней мере вы не призрак, – сказал я. – Дружище, я так рад видеть вас. Садитесь, расскажите, как вам удалось остаться в живых в той адской бездне.

Он уселся напротив меня и с обычным бесстрастным видом закурил сигарету. Потрепанный сюртук пожилого торговца книгами все еще оставался на нем, но седые волосы и старые книги были свалены в кучу на столе. Холмс казался еще более худым, и взгляд его сделался еще более пронзительным, чем раньше, а неестественная мертвенная бледность его орлиного лика указывала на то, что образ жизни, который он вел в последнее время, не был полезен для его здоровья.

– Как приятно выпрямиться, Ватсон, – сказал он. – Высокому человеку не так-то просто зрительно уменьшить свой рост на целый фут, да еще и оставаться в таком виде несколько часов подряд. Но прежде, чем приступать к объяснениям, я, друг мой, хотел бы попросить вашей помощи – этой ночью мне предстоит тяжелая и опасная работа. Может быть, лучше отложить рассказ о том, что со мной произошло, до той минуты, когда эта работа будет завершена.

– Но я сгораю от любопытства. Мне бы очень хотелось услышать ваш рассказ прямо сейчас.

– Так вы пойдете со мной сегодня ночью?

– Куда угодно и когда угодно.

– Прямо как в старые добрые времена. Перед тем как идти, нужно перекусить. Теперь что касается той бездны. Спастись мне было совсем не трудно по той простой причине, что я в нее не падал.

– Не падали?

– Да, Ватсон, не падал. Но мое послание вам было написано совершенно искренне. Увидев зловещую фигуру покойного профессора Мориарти на единственной узкой тропинке, ведущей к спасению, я уже не сомневался, что мне конец. В его серых глазах я видел непоколебимую решимость, поэтому, обменявшись с ним парой слов, получил от него позволение написать ту короткую записку, которую вы в скором времени прочитали. Я положил ее на камень, придавив портсигаром, поставил рядом свой альпеншток и пошел дальше по тропинке. Мориарти не отставал от меня ни на шаг. Дойдя до края пропасти, я остановился. Оружия у профессора не было, но он накинулся на меня и обхватил своими длинными руками. Он понимал, что его игра проиграна, так что в ту секунду у него было одно желание – отомстить мне. Какое-то время мы балансировали на самом краю, но, к счастью для меня, я владею некоторыми приемами японской борьбы «баритсу», что, к слову, не раз помогало мне в самых отчаянных ситуациях. Мне и сейчас удалось выскользнуть из его цепких объятий. Мориарти несколько секунд с истошным криком шатался и размахивал руками, но, как ни старался, равновесия не удержал и полетел вниз. Наклонившись над пропастью, я долго смотрел, как он падает. Внизу со страшной скоростью он налетел на камень, отскочил от него и обрушился в воду, подняв столб брызг.

Я затаив дыхание слушал этот рассказ, который Холмс неторопливо вел между затяжками сигареты.

– Но следы! – воскликнул я. – Я своими глазами видел, что две цепочки следов вели к краю пропасти и там обрывались.

– Дело вот в чем: в ту секунду, когда тело профессора понеслось в пропасть, я вдруг понял, какой необыкновенно счастливый шанс дает мне судьба. Я знал, что Мориарти – не единственный, кто желает моей смерти. Мне были известны имена еще как минимум трех человек, неприязнь которых ко мне и страстное желание отомстить только усилились бы со смертью их главаря. Все они были людьми чрезвычайно опасными. Кто-нибудь из них обязательно добрался бы до меня. Но, посмотрев на это дело с другой стороны, можно было рассчитывать на то, что, если весь мир будет уверен, что я погиб, они станут наглее, потеряют бдительность, и рано или поздно я смогу их уничтожить. После этого я мог бы снова явить себя миру. Человеческий мозг работает так быстро, что я, должно быть, успел все это обдумать еще до того, как профессор Мориарти достиг дна Рейхенбахского водопада.

Я отошел от края и осмотрел каменную стену, которая высилась надо мной. В своем живописном рассказе о том происшествии, который я спустя несколько месяцев с большим интересом прочитал, вы утверждаете, что стена эта была гладкой. Это не совсем так. В ней есть несколько выступов, небольших, но достаточно широких, чтобы на них можно было опереться ногой или ухватиться за них руками. Однако утес слишком высок, и подняться на его вершину было невозможно, да и пройти по влажной тропинке, не оставив следов, я тоже не мог. Да, можно было натянуть ботинки задом наперед, и я не раз прибегал к этому приему в подобных случаях, но, согласитесь, три цепочки следов, ведущих в одном направлении, наверняка вызвали бы подозрение. В общем, я решил, что лучше всего будет рискнуть и попытаться вскарабкаться по скале наверх. Это было крайне неприятное занятие. Подо мной бушевал водопад. Вы знаете, что я человек не впечатлительный, но, клянусь вам, в ту минуту мне казалось, что я слышу крик Мориарти, доносящийся из адской бездны. Любая ошибка стоила бы мне жизни. Не раз, когда я, ухватившись за пучок травы, вырывал ее с корнем или нога моя соскальзывала с мокрой каменной ступеньки, я думал, что это конец. Но я упрямо продолжал подъем и наконец добрался до узкого, всего в несколько футов, поросшего мягким мхом выступа, на котором можно было удобно растянуться, оставаясь при этом невидимым для тех, кто находился внизу. Там я и лежал, когда вы, мой дорогой Ватсон, и те, кто пришел следом за вами, отчаянно и весьма неумело пытались выяснить обстоятельства моей гибели.

Наконец, когда все вы, сделав неизбежные, но совершенно ошибочные выводы, вернулись в гостиницу, я остался один. Мне тогда показалось, что мои приключения окончились, однако потом произошло совершенно неожиданное событие, которое дало мне понять, что меня еще ждут сюрпризы. Огромный камень пролетел мимо моего укрытия, упал на тропинку и скатился в пропасть. Сначала я подумал, что это случайность, но в следующую секунду, посмотрев вверх, я увидел, как на фоне начинающего темнеть неба мелькнула чья-то голова, и вниз полетел второй камень. Он разбился о мое ложе, едва не угодив мне в голову. Разумеется, я все понял. Мориарти пришел не один. Его сообщник (мне хватило одного взгляда на него, чтобы понять, насколько этот человек опасен) стоял на страже, пока Мориарти боролся со мной. Он издалека наблюдал за нашим боем и видел, как профессор полетел в пропасть, а я полез наверх. Потом, выждав какое-то время, обходным путем он поднялся на вершину утеса и попытался сделать то, что не удалось его товарищу.

Размышлял я над этим недолго. Злобное лицо снова показалось над краем утеса, и я понял, что сейчас на меня полетит еще один камень. Тогда я решил, что у меня единственный шанс на спасение – спуститься вниз, на тропинку. Вряд ли я отважился бы на это в спокойном состоянии, Ватсон, поскольку спускаться по той стене было в сто раз труднее, чем подниматься. Но у меня не было времени думать об опасности, потому что, когда я повис на каменной стене, уцепившись пальцами за край выступа, мимо меня со свистом пронеслась очередная глыба. Где-то на полпути я сорвался, но, слава Богу, упал на тропинку, весь в крови и изодранной одежде. Ну, а потом я что было духу бросился бежать, под покровом темноты преодолел десять миль через горы и через неделю уже был во Флоренции. Я был уверен, что теперь никто в мире ничего не знает о моей судьбе.

В свою тайну я посвятил лишь одного человека – своего брата Майкрофта. Извините меня, Ватсон, но мне было крайне важно, чтобы все, абсолютно все считали, что я мертв, к тому же вы бы не написали столь убедительно о моем трагическом конце, если бы сами не считали, что я действительно погиб. Поверьте, за последние три года я несколько раз брался за перо, чтобы дать вам о себе знать, но меня останавливала мысль, что ваша привязанность ко мне толкнет вас на какие-нибудь неосмотрительные поступки, которые выдали бы мой секрет. По той же причине и сегодня вечером я отвернулся от вас, когда вы выбили у меня из рук книжки. Мне в ту минуту угрожала опасность, и любое выражение удивления или радости с вашей стороны могло бы привлечь к моей персоне внимание и привести к самым прискорбным и непоправимым последствиям. Да я и Майкрофту доверился лишь потому, что мне нужны были деньги. Дела в Лондоне пошли не так хорошо, как я рассчитывал, поскольку суд над бандой Мориарти оставил двух ее самых опасных членов, моих главных врагов, на свободе. Эти люди не остановятся ни перед чем, чтобы отомстить мне. Поэтому я покинул Англию и на два года отправился в Тибет, где имел удовольствие посетить Лхасу {5} и провести несколько дней в обществе далай-ламы {6} . Вы, возможно, читали об экспедиции норвежца Сигерсона, но, могу поспорить, вам не приходило в голову, что это была весточка от вашего друга. После Тибета я пересек Персию, заглянул в Мекку {7} , нанес короткий, но интересный визит хартумскому халифу {8} . О результатах этой встречи я сообщил в наше министерство иностранных дел.

5

…Лхасу… – Лхаса – город в Китае, на Тибетском нагорье; религиозный центр ламаизма.

6

…далай-ламы. – Далай-л'aма (от монг. далай – море [мудрости] – и тибет. лама, буквально – высший) – титул первосвященника ламаистской церкви в Тибете.

7

…в Мекку… – Мекка – город в Саудовской Аравии, главный религиозный центр ислама (родина пророка Мухаммеда).

8

…хартумскому халифу. – Хартум – в описываемое время важнейший административный и торговый центр Судана – тогда британской колонии; с 1956 г. – столица Республики Судан. Халиф – в ряде мусульманских стран титул верховного правителя, соединявшего духовную и светскую власть.

«Обстоятельства данного периода, именуемого в холмсоведении “the Great Hiatus” (“Великий Пробел”), ставятся под сомнение многими исследователями: “Позвольте, – восклицает, например, покойный Э. Карсон Симпсон, – в пересказе Уотсона фигурирует не Lama, а Llama (то бишь парнокопытное)! И хотя в высшей степени маловероятно, что Холмс спутал Тибет с Перу и провел несколько дней в обществе высокопоставленного вьючного животного, однако Далай-лама был в те годы безусым юнцом, отчего всем заправлял Таши-лама (он же Панчен-Римпонче, – Эрдени или – Богдо), не говоря уж о том, что в Персии шла война, да и калифа в Хартуме не было!..”» (Шабуров А. Будда-тур. Необычайное путешествие уральского художника // Уральская парадигма. Журнал для новых умных. – 2001. – № 9).

Вернувшись во Францию, я несколько месяцев посвятил исследованию производных каменноугольной смолы {9} , которое проводил в одной из химической лабораторий в Монпелье, на юге Франции. Добившись нужных мне результатов и узнав, что в Лондоне к тому времени остался только один из моих врагов, я начал готовиться к возвращению, но новость об этом необычном убийстве на Парк-лейн заставила меня поторопиться с отъездом. Для меня это было не просто интересное преступление, оно давало возможность добиться определенных целей, которые я поставил перед собой. Я не мешкая выехал в Лондон, зашел на Бейкер-стрит, чем вызвал у миссис Хадсон сильнейший приступ истерии, и обнаружил, что благодаря Майкрофту мои комнаты и бумаги сохранились в том виде, в каком я их оставил, когда был здесь в последний раз. Так и вышло, милый Ватсон, что сегодня в два часа я оказался в своем старом кресле в своей старой комнате, и единственное, чего мне не хватало, это – чтобы в соседнем кресле, как всегда, сидел мой старый друг доктор Ватсон.

9

…производных каменноугольной смолы… – Каменноугольная смола – черный жидкий продукт коксования каменных углей, сырье для получения фенолов, нафталина, различных технических масел и т. п.

Вот какую удивительную историю услышал я в тот апрельский вечер… Историю, в которую я бы ни за что не поверил, если бы прямо передо мной не сидел этот высокий худощавый человек с энергичным лицом и пронзительным взглядом, человек, которого я и не думал когда-нибудь увидеть снова. Каким-то образом он догадался о том, что творилось у меня на душе, и сочувствие его проявилось скорее в интонациях, чем в словах.

– Работа – лучшее лекарство от хандры, мой дорогой Ватсон, – сказал он. – И на сегодняшнюю ночь у меня есть для нас с вами работа, причем работа такая, выполнив которую можно будет смело сказать, что мы не зря жили на этой планете.