Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)
Шрифт:
– Да! Да! Вы правы, я здесь! – закричала она, и в ее голосе я услышал непривычный иностранный акцент.
Одежда ее была вся в пыли и паутине, которые покрывали стены ее укрытия. Грязные пятна были и на лице женщины, но даже и без них ее вряд ли можно было назвать красивой, поскольку она в точности соответствовала тому описанию, которое дал Холмс, и вдобавок у нее был крупный упрямый подбородок. Плохое зрение и быстрый переход от темноты к свету, очевидно, совершенно лишили ее способности что-либо видеть, потому что, часто моргая, она водила вокруг себя глазами, пытаясь понять, где мы и кто мы. И все же, несмотря на столь плачевный вид, осанка женщины свидетельствовала о благородстве, непокорный подбородок и гордо поднятая голова говорили о мужестве, которые не могли не вызвать уважение и восхищение. Стэнли Хопкинс взял ее за плечо, давая понять, что она арестована, но тут же отпустил, когда леди едва заметным, но полным достоинства властным движением руки дала ему понять, что это излишне. Старик бессильно откинулся на спинку кресла, губы его конвульсивно дергались, тяжелый взгляд был устремлен на женщину.
– Да, сэр, я ваша пленница, – сказала она. – С того места, где я стояла, было слышно каждое
– Сударыня, – сказал Холмс, – я не сомневаюсь, что вы говорите правду, но мне кажется, вы нездоровы.
Покрытое пятнами пыли лицо женщины сделалось мертвенно-бледным, отчего напоминало жуткую маску. Она опустилась на край кровати и, выждав минуту, продолжила:
– У меня мало времени, но я расскажу вам всю правду. Я – жена этого человека. Он не англичанин. Он русский. Фамилию его я скрою.
Старик пошевелился.
– Побойся Бога, Анна! – воскликнул он. – Побойся Бога!
Она бросила на него полный презрения взгляд.
– Почему ты так цепляешься за свою жалкую жизнь, Сергей? – сказала она. – Вспомни, сколько зла ты сотворил. А добро? Хоть кому-нибудь за свою жизнь ты принес добро? Никому, даже самому себе… Впрочем, я не хочу обрывать эту тонкую нить до отпущенного тебе срока. Я и так уже слишком много греха взяла себе на душу после того, как переступила порог этого проклятого дома. Но мне нужно все рассказать, иначе будет слишком поздно.
Да, джентльмены, этот человек – мой муж. Когда мы поженились, ему было пятьдесят, я же была глупой двадцатилетней девчонкой. Это было в России, я училась в университете в… Я не стану называть город.
– Побойся Бога, – тихим голосом повторил старик.
– Мы называли себя реформаторами… Революционерами… Нигилистами. Он, я и многие другие. Но потом начались преследования, был убит высокопоставленный полицейский чиновник, прокатилась волна арестов. Следователям были нужны улики, и мой муж, чтобы спасти свою жизнь и получить обещанное большое вознаграждение, предал и свою жену, и своих товарищей. Да, всех нас арестовали по его доносу. Кого отправили на виселицу, кого в Сибирь. Я оказалась среди последних, но моя ссылка не была пожизненной. Муж мой со своими грязными деньгами уехал в Англию и поселился здесь, в тихом месте, хорошо понимая, что, если организация найдет его, не пройдет и недели, как правосудие свершится.
Старик протянул дрожащую руку и взял сигарету.
– Я в твоих руках, Анна, – тихо произнес он. – Ты всегда была добра ко мне.
– Я еще не рассказала о его самой большой подлости, – продолжила женщина. – В нашей организации среди товарищей был один человек… мой друг, мой самый лучший друг. Это был благородный и бескорыстный человек, готовый пожертвовать собой ради счастья других… Полная противоположность моему мужу. Он ненавидел насилие. Мы все были виноваты (если в том, что мы делали, была вина), но он не был. Наоборот, он постоянно писал в организацию письма, в которых призывал нас свернуть с выбранного курса. Эти письма могли спасти его, как мог спасти его и мой дневник, в котором я описывала и свои чувства к нему, и то, каких взглядов придерживался каждый из нас. Но мой муж завладел и его письмами, и моим дневником. Он спрятал их и сделал все, чтобы погубить жизнь этого молодого человека. Однако это ему не удалось, Алексея не повесили, а сослали в Сибирь на каторгу, где он живет до сих пор, и сейчас, в эту самую минуту, работает на соляной шахте. Подумай об этом, ты, негодяй, подумай хорошенько! Сейчас, сейчас, в эту самую секунду Алексей, человек, имени которого ты недостоин произносить, работает и живет как раб… А я держу твою жизнь в своих руках, и я тебя отпускаю.
– Ты всегда была благородной женщиной, Анна, – произнес старик, затягиваясь сигаретой.
Она поднялась, но тут же снова опустилась на кровать, негромко застонав от боли.
– Я должна закончить, – сказала она. – Когда мой срок истек, я решила во что бы то ни стало вернуть дневник и письма. Если бы они попали в российское правительство, моего друга могли бы отпустить. Мне было известно, что мой муж уехал в Англию. Через несколько месяцев поисков я узнала, где он живет. В том, что дневник все еще у него, я была уверена, потому что, когда жила в Сибири, однажды получила от него письмо, в котором он упрекал меня, приводя несколько абзацев с его страниц. Но я также не сомневалась в том, что этот мстительный человек никогда не отдаст мне дневник добровольно и мне придется самой раздобыть его. Для этого я наняла агента из частного детективного бюро, который проник в дом моего мужа под видом секретаря… Это был твой второй секретарь, Сергей, с которым вы так быстро расстались. Он выяснил, что бумаги хранятся в бюро в кабинете, сделал слепок ключа, но выкрасть их отказался. Он передал мне план дома и сообщил, что по утрам в кабинете никого не бывает, потому что секретарь в это время всегда находится здесь, в этой комнате. Итак, я собралась с духом и приехала сюда, чтобы выкрасть эти бумаги. И у меня это получилось, но какой ценой!
Я проникла в дом, достала документы и уже закрывала бюро, когда меня схватил тот молодой человек. Утром я его уже видела. Мы случайно встретились на дороге, и я спросила у него, где живет профессор Корэм. Я не знала, что он его секретарь.
– Да-да, а секретарь после этого вернулся и рассказал своему хозяину об этой встрече, – увлеченно вставил Холмс. – И перед смертью он хотел сообщить, что это была именно она, та женщина, про которую он только что рассказывал.
– Не прерывайте меня, – не допускающим возражения тоном произнесла женщина, и лицо ее исказилось, словно от сильной боли. – Когда он упал, я бросилась из комнаты, но ошиблась коридором и оказалась в спальне мужа. Он был готов выдать меня, но я дала ему понять, что и его жизнь находится в моих руках. Если бы он выдал меня полиции, я бы сообщила организации, где его искать. И дело не в том, что я боялась за свою жизнь, нет, для меня было важно довести до конца начатое дело.
О, он хорошо знал, что я сделаю то, о чем говорю… Понимал, что его судьба зависит от моей. И именно по этой причине, ни по какой другой, он спас меня, засунул в этот темный и грязный тайник, который остался здесь от прежних дней и о котором никто, кроме него, не знал. Ест он у себя в комнате, поэтому мог делиться едой со мной. Мы договорились, что, когда полиция покинет дом, я ночью незаметно уйду и больше никогда сюда не вернусь. Но вы каким-то образом узнали нашу тайну. – Она вынула из-за лифа небольшой бумажный пакет. – Вот мои последние слова, – тихо произнесла она. – Этот пакет спасет Алексея. Я передаю его вам, полагаясь на вашу честь и любовь к справедливости. Возьмите! Передайте его в российское посольство. Я выполнила свой долг, и теперь…– Остановите ее! – вскричал Холмс, одним гигантским прыжком перескочил через всю комнату и выбил из ее руки маленький пузырек.
– Слишком поздно! – произнесла она слабеющим голосом, начиная заваливаться на кровать. – Слишком поздно! Я выпила яд еще до того, как вышла из тайника. В глазах плывет… Я умираю… Заклинаю вас, сэр, передайте пакет…
– Простой, хотя и в некоторых отношениях поучительный случай, – заметил Холмс, когда мы возвращались в Лондон. – Главную роль здесь сыграло пенсне. Правда, если бы по счастливой случайности это пенсне не оказалось в руке погибшего секретаря, я вовсе не уверен, что нам удалось бы разгадать эту загадку. По силе линз я сразу догадался, что человек, который их носит, без них почти совершенно беспомощен. Когда вы пытались убедить меня, что она прошла по узкой полоске земли, покрытой травой, и ни разу не оступилась, я, если помните, заметил, что мне очень хотелось бы посмотреть, как она это сделала. Уже тогда я знал, что это невозможно. Разве что у нее с собой была запасная пара, но это казалось мне маловероятным. Итак, у меня появился весьма серьезный повод подозревать, что та, кого мы ищем, до сих пор находилась в доме. Заметив, что два коридора очень похожи между собой, я понял, что она легко могла ошибиться и, следовательно, попасть в комнату профессора. Так что, направляясь туда, я был настроен попытаться найти подтверждение своего предположения, и когда мы с вами вошли в его спальню, я стал внимательно осматриваться, надеясь заметить место, в котором мог бы находиться тайник. На ковре швов не было, к тому же он был прибит к полу, так что мысль о люке я отбросил. Потайная дверь могла находиться за одним из книжных шкафов. Вы знаете, что в старых библиотеках это не редкость. Я обратил внимание на то, что книги лежали на полу перед всеми шкафами, кроме одного, значит, именно он и мог быть дверью. Я выкурил такое огромное количество тех замечательных сигарет специально для того, чтобы пол перед подозрительным шкафом покрылся пеплом. Трюк этот очень простой, но весьма действенный. После этого я спустился вниз и в вашем присутствии, Ватсон, хотя вы и не догадывались о цели моих расспросов, выяснил, что профессор Корэм в последнее время стал есть больше, чем обычно. Этого и следовало ожидать, когда человек не только ест сам, но и тайно кормит кого-то еще. Затем мы снова пошли наверх, где я, якобы случайно сбив коробку с сигаретами, получил прекрасную возможность осмотреть пол и по следам на сигаретном пепле убедился, что в наше отсутствие пленница выходила из своего убежища. Ну что, Хопкинс, вот и Чаринг-кросс. Поздравляю вас с успешным завершением очередного дела. Вы сейчас в центральное управление? Ну, а мы с вами, Ватсон, я думаю, направимся в российское посольство.
Приключение с пропавшим регбистом
Мы на Бейкер-стрит привыкли получать необычные телеграммы, но особенно мне запомнилась та, которая пришла одним хмурым февральским вечером лет семь или восемь назад и заставила мистера Шерлока Холмса четверть часа ломать голову над ее содержанием. Адресована она была ему, и вот что в ней говорилось:
«Пожалуйста, дождитесь. Ужасное несчастье. Исчез правый трехчетвертной. Завтра нужен. ОВЕРТОН».
90
(The Adventure of the Missing Tree-Quarter)
Первая публикация – в «Стрэнд мэгэзин», август 1904 г.; затем – в «Кольерс уикли», ноябрь 1904 г.
– Хм, почтовый штемпель Стрэнда, отправлено в десять тридцать шесть, – сказал Холмс, несколько раз перечитав послание. – Мистер Овертон явно был очень взволнован, когда посылал ее, и не задумывался над тем, чтобы изложить цель своего приезда внятно. Ну что ж, пока он доберется до нас, думаю, я успею просмотреть «Таймс». Все равно мне сейчас приходится бездельничать, так что я буду рад любой, даже самой незначительной задаче.
Действительно, клиентов в те дни у Холмса было мало, он почти не выходил из дому, я же всегда относился к такому затишью с большой опаской, поскольку по своему опыту знал, что разум Холмса был настолько активен, что надолго оставлять его без работы просто опасно. Годами я постепенно отучал его от пагубной привычки прибегать к наркотикам, которая в свое время чуть было не поставила крест на его карьере. Теперь-то я был уверен, что в обычных условиях он больше не пользовался искусственными стимуляторами, но я также хорошо понимал, что демон не умер, а дремлет, и сон его чуток, а пробуждение близко. И особенно заметно это было в те дни, когда от вынужденного безделья аскетическое лицо Холмса еще больше заострялось, а глубоко посаженные непроницаемые глаза надолго замирали, как будто становились безжизненными. Вот почему я готов был благословить этого мистера Овертона, кем бы он ни был, за то, что он прислал загадочную телеграмму и прервал период затишья, который для моего друга была намного опаснее всех бурь его беспокойной жизни.
Как мы и ожидали, телеграмма ненадолго опередила отправителя. Карточка на имя мистера Сирила Овертона из кембриджского Тринити-колледжа возвестила о появлении в нашем доме молодого человека геркулесовского телосложения, который боком, чтобы не задеть широченными плечами косяк двери, вошел в гостиную и в нерешительности остановился. Лицо у него было красивое, но осунувшееся от волнения. Юноша посмотрел сперва на Холмса, потом на меня, потом опять на Холмса.
– Мистер Шерлок Холмс?
Мой друг поклонился.