ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

Он помолчал, глядя на депутатов, которые взирали на него округлившимися глазами. Наконец Делонэ нарушил молчание.

— Чёрт возьми, но мы-то как можем на этом сыграть?

— Разоблачите мошенников в Конвенте и потребуйте принятия какого-нибудь декрета, который посеет ужас в сердцах держателей акций.

— А потом?

— Цена акций упадёт до нуля. Тут-то и придёт ваш час. Вы скупите их как можно больше, а затем подготовите ещё один, вернее, даже два декрета. Первый — о полной ликвидации компании, второй — о наказании за допущенные нарушения. Наказание должно быть довольно снисходительным, а условие — скажем, не слишком большая взятка в четверть миллиона. Перед угрозой полного краха директорат компании скорее всего раскошелится, дела у него вновь пойдут на лад, и, когда доверие к компании будет восстановлено, акции вновь быстро вырастут в цене. Вы продадите их в двадцать, в пятьдесят, а то и в сто раз дороже, чем покупали. Таким образом вы получаете сразу две независимые статьи дохода, причём вторая может принести просто баснословную прибыль, которая будет зависеть только от вашей смелости при покупке акций. — Заметив, как выпучились у депутатов глаза, Андре-Луи улыбнулся. — Просто, не правда ли?

Жюльен выругался себе под нос и с восхищением назвал Моро бесстыжим мошенником. Жульничество, и правда, было невиданное по размаху. Всегда флегматичный Делонэ расхохотался, и в его смехе прозвучала нотка благоговейного страха.

— Ну, вы и гусь, честное слово! Я-то думал, что разбираюсь в финансах, но это…

— Это плод гениальной мысли. Теперь Шабо нам ещё более необходим, чем раньше.

— Шабо? — Лицо Делонэ вытянулось.

Андре-Луи был непреклонен.

— И не только Шабо. Нам понадобятся ещё несколько заметных и популярных якобинцев. Базир, например, которого вы недавно собирались привлечь. Он тоже близок Робеспьеру и имеет вес.

— Но зачем?

— Это необходимо. — Андре-Луи встал и напустил на себя побольше властности. — Для подготовки двух нужных вам декретов придётся создать комиссию. Вы должны заранее составить список людей, которые в неё войдут, и потому надо заблаговременно найти сторонников, интересы которых совпадают с вашими.

Депутаты наконец поняли.

— А если Шабо откажется? — засомневался Делонэ.

— Развейте его сомнения, предложите деньги вперёд. Обещайте ему за сотрудничество сто тысяч франков, а если понадобится, то и больше. Деньгами я обеспечу. — Андре-Луи выдвинул ящик письменного стола и, взяв пачку ассигнаций, перевязанную ленточкой, бросил деньги на стол. — Вот, возьмите и действуйте. В таком деле нельзя мелочиться. Тут, если проявить ловкость, пахнет целым состоянием.

Подгоняемые надеждой на быстрое и лёгкое обогащение, Жюльен и Делонэ взялись за дело со всей ловкостью, и решимостью, на которую были способны. В тот же вечер они разыскали Шабо в Якобинском клубе и энергично принялись обрабатывать. Когда они откровенно изложили суть плана, Шабо в первую минуту в ужасе отшатнулся. Его ошеломил масштаб злоупотреблений, в которые его втягивали. Такие огромные прибыли, казалось ему, обязательно будут сопряжены с огромным риском. Делонэ, чтобы убедить Шабо в несомненной выгоде мероприятия, сунул ему под нос полученную от Андре-Луи сотню тысяч франков.

— Вот возьми. Пусть этот подарок будет залогом твоей будущей прибыли. А сделать можно и миллион.

У Шабо перехватило дыхание. Он так и пожирал глазами ассигнации.

— Но если я разоблачу мошенничество Индской компании, как же я потом сумею…

— Тебе не придётся этого делать, — перебил его Жюльен. — Это мы берём на себя. Твоя роль — потребовать создания комиссии по расследованию и добиться, чтобы в неё назначили тебя, нас и ещё одного-двух депутатов, которых мы назовём. Всё, что от тебя требуется, — это составить оба декрета.

Шабо смотрел на деньги с возрастающей алчностью.

— Дайте мне подумать, — хрипло сказал он, вытирая лоб. — А что скажут, когда узнают, что я покупал акции компании? Ведь это грозит…

— Святая простота! — презрительно воскликнул Делонэ. — Ты что же, думаешь, мы собираемся покупать их сами? Поручим Бенуа или кому другому, они и купят и продадут. Мы к акциям и не прикоснёмся. — Он выждал немного, потом жёстко сказал: — Итак, решай, или мы найдём кого-нибудь посмелее, нам всё равно. Мы с тобой старые друзья, вот и даём тебе первому этот шанс. А там как знаешь. Ну, берёшь деньги?

Перед лицом столь явной и грозной опасности потерять вожделенный миллион Шабо капитулировал. Но, сунув сотенную пачку в нагрудный карман потрёпанной куртки, произнёс небольшую прочувствованную речь:

— Если я и согласен, то только потому, что не усматриваю в этом деле вреда Республике и всем честным патриотам. Пострадают только мошенники, обкрадывающие национальную казну. Будет только справедливо, если мы накажем их за нечестность. Да, друзья, я чист перед трибуналом собственной совести. Будь это не так, поверьте, никакие посулы, как бы велика ни была предполагаемая нажива, не подвигли бы меня принять участие в неправедном деле.

В глубоко посаженных глазах Жюльена мелькнуло удивление.

— Благородно сказано, гражданин Шабо. Вы неизменно достойны того великого доверия, которое оказывает вам народ. Человек с такими чистыми республиканскими принципами заслуживает величайших почестей, которыми может наградить его страна.

Бывший священник, не заподозрив иронии в словах плутоватого бывшего пастора, скромно потупил взор.

— Я не жажду почестей. Я желаю лишь исполнить долг, который наложила на меня родина. Этот груз мне не по силам, но я буду нести его, пока меня держат ноги, пока не откажет сердце.

Делонэ с Жюльеном едва не прослезились и отправились к Базиру.

— Знаешь, Жюльен, — задумчиво произнёс по пути Делонэ, — а плутишка-то верит тому, что говорит.

Глава XXX. ИНДСКАЯ КОМПАНИЯ

Назавтра депутаты известили Моро о том, что заручились согласием не только Шабо, но и Базира и ещё одного выдающегося представителя партии Горы. В тот же день Андре-Луи и де Бац отправились в Конвент послушать обличительную речь Жюльена, за которым был первый ход в этой игре.

Найдя себе места на галерее среди праздной черни, которая ежедневно набивалась туда и частенько мешала нормальному ходу заседаний — так сказать, разъясняла законодателям, как толковать священную волю суверенного народа.

Стоял фруктидор второго года Французской Республики, Единой и Неделимой. Террор достиг кульминации. Вовсю свирепствовал страшный закон «о подозрительных». Недавно Конвент принял закон «о максимуме» — то была отчаянная попытка обуздать непрерывный рост цен на предметы первой необходимости, вызванный обесцениванием бумажных денег. Незадолго до того учреждённый Революционный трибунал трудился день и ночь. Фуке-Тенвиль, общественный обвинитель, самый ревностный и трудолюбивый слуга народа, едва выкраивал время для еды и сна. Приговорённых к смерти становилось всё в больше и больше. Повозки с осуждёнными ежедневно громыхали к площади Революции, где деловито клацал топор гильотины, вверенной рукам палача Шарля Сансона, которого признательная чернь ласково именовала «наш Шарло». Хлеб становился всё менее съедобным, хлебные очереди удлинялись, становясь всё печальнее, а в бедняцких кварталах свирепствовал голод. Но народ терпел лишения, потому что верил в честность законодателей и полагался на их обещания. Государственные мужи уверяли простой люд, что нынешние голодные времена — лишь прелюдия грядущего царства изобилия. А пока, дабы поддержать и усмирить нуждающихся, распределяли кой-какие подачки.

Тем временем в Опере, по-прежнему строго по звонку поднимался занавес, таверны и рестораны, как всегда по вечерам, наполнялись теми, кто имел возможность платить. У Февриера в Пале-Руаяле шла оживлённая торговля; у Бенуа каждый вечер устраивались пиры для благоденствующих, сытых представителей голодного народа. Жизнь продолжалась, и люди вроде де Баца, если вели себя достаточно осмотрительно и благоразумно, могли чувствовать себя свободно.

Де Бац и чувствовал себя вполне свободно. Одевался подчёркнуто элегантно, следил за причёской, держался так же уверенно и высокомерно, как в прежние времена, до падения Бастилии. Его самоуверенность не была пустой бравадой. Огромная армия агентов и единомышленников постоянно пополнялась новобранцами и к тому времени уже имела лазутчиков во всех слоях парижского общества. Андре-Луи тоже передвигался по городу без опаски, уверенный, что в случае чего его защитит гражданская карточка, согласно которой он являлся агентом наводящего ужас Комитета общественной безопасности.