Возвращение снежной королевы
Шрифт:
Сверившись с планом, который достала из кармана, высокая монашка свернула направо, миновала несколько просторных помещений и оказалась перед запертой дверью. Тут она немного задержалась, воспользовавшись нехитрым приспособлением из проволоки, открыла дверь и вошла в палату.
Здесь было полутемно, пахло какими-то лекарствами и еще чем-то неуловимым – возможно, самой болезнью.
На заправленной кровати лицом к стене лежала худая женщина с седыми, аккуратно причесанными волосами. Она никак не отреагировала на скрип входной двери, и тогда высокая монахиня, остановившись посреди комнаты, негромко окликнула ее:
– Татьяна Сергеевна!
Седая
– Татьяны Сергеевны нет, она будет только после четырех часов.
– А вы кто же? – удивленно осведомилась монахиня.
– Я – ее помощник! – ответила женщина с достоинством и спустила ноги с кровати. – Если вы что-то хотите сообщить Татьяне Сергеевне, я передам. Можете не сомневаться.
– Вот ведь незадача, – огорчилась монахиня. – Я хотела именно с ней поговорить… может быть, она вернется пораньше?
– Я же вам сказала, женщина, – в голосе больной зазвучало раздражение, – Татьяна Сергеевна будет только после четырех! В смысле – шестнадцати! Она сейчас на церемонии открытия нового детского сада. А о чем конкретно вы с ней хотели поговорить?
– О ее муже, Павле Васильевиче Комове.
Седая женщина вздрогнула как от удара.
Она снова бросилась на кровать, отвернулась к стене и втиснулась в угол, словно хотела исчезнуть, спрятаться, раствориться.
– Татьяна Сергеевна! Эй! – окликнула больную «монахиня». – Что с вами?
– Нет, меня нет… вам же сказали! – бормотала седая женщина.
Вдруг она скатилась с кровати на пол, села на корточки и уставилась на посетительницу снизу вверх.
– Это он? Он вас прислал? Значит, все? Он решил со мной расправиться?
Губы больной тряслись, щеки ввалились, лицо покрылось неровными пятнами лихорадочного румянца. В тускло-серых глазах плескался непереносимый страх.
– Не бойся, – проговорила «монахиня», приближаясь к смертельно напуганной женщине. – Я не от него…
– Не… не верю! – пробормотала Татьяна Сергеевна. – Это он… он вас прислал!
Она закрыла лицо ладонями, и вдруг узкие плечи судорожно затряслись от неудержимых рыданий.
– Я ведь сделала все как он велел… – прорвались сквозь рыдания слова. – Никому ничего… ни слова не сказала! Никому ни слова! Здесь хуже, чем в тюрьме, но я терплю… он обещал не убивать… обещал не трогать меня, если я буду молчать…
Высокая монахиня опустилась на колени рядом с больной, положила руки на ее вздрагивающие плечи и проговорила тихим, вкрадчивым голосом:
– Вы обещали ему молчать? А о чем молчать?
Татьяна Сергеевна вздрогнула, осторожно отвела одну руку от лица и уставилась на посетительницу одним округлившимся, внезапно высохшим глазом.
– Какая ты хитрая! – прошептала она и, не поднимаясь, на корточках отползла в сторону. – Какая хитрая! Я тебе расскажу, а он все узнает, и тогда…
Она погрозила «монахине» пальцем и хрипло рассмеялась:
– Хочешь меня перехитрить?
– Не бойся. – «Монахиня» уставилась на больную неподвижным ледяным взглядом, и в больничной палате внезапно стало холодно, как в январском лесу. – Не бойся, он ничего не узнает! Обещаю тебе, я ничего ему не расскажу!
– Она не расскажет! – передразнила ее больная. – Ты не расскажешь! Как будто ему это нужно! Да он и так все знает! Он все слышит, все видит! Он тут! – Она нагнула голову и заглянула под кровать. – Да вот же он, он там прячется! И там, и там! – Женщина ткнула пальцем в угол
комнаты и тоненько захихикала: – Он мне сам сказал, что все увидит, все услышит! Я знаю, он здесь, он все время следит за мной!Вдруг она повалилась на спину и забилась в конвульсиях. Глаза ее полузакрылись, из-под дрожащих полуопущенных век виднелись только тусклые белки.
Высокая «монахиня» склонилась над бьющейся в судорогах женщиной, твердо взяла ее за плечи, встряхнула. Голова Татьяны Сергеевны безвольно перекатилась по полу, как у тряпичной куклы. Однако глаза на мгновение приоткрылись и встретились с ледяным взглядом.
Это был властный, непреодолимый взгляд Снежной королевы, тот самый взгляд, каким она еще в юности останавливала своего разошедшегося отчима, тот взгляд, перед которым пасовали уличные хулиганы. Говорят, прежде встречались люди, которые умели взглядом остановить бешеную собаку или понесшую лошадь. Чаще всего таким взглядом обладали цыгане. Лера, Снежная королева, была из таких. Наверное, поэтому цыгане-лавари относились к ней с уважением и с некоторой опаской.
Татьяна Сергеевна перестала трястись. Она вытянулась на полу, не сводя глаз со своей странной посетительницы, и заговорила…
Лера услышала историю, которая произошла давно, лет пятнадцать назад. Но бывшая жена Павла Комова очень хорошо помнила ее, потому что история эта перевернула всю ее жизнь.
В ту ночь Татьяна заснула поздно. Она долго лежала без сна, думая о своей жизни, которая в последнее время ничем ее не радовала. Больше всего ее огорчали отношения с мужем. В последнее время Павел стал грубым, если не жестоким. Он часто раздражался по пустякам, кричал на нее, пару раз даже ударил. Цеплялся из-за всякой ерунды – из-за невыраженной рубашки, пережаренной картошки мог устроить крик на весь вечер. Или же наоборот – хмуро кивал, войдя в квартиру, и молчал часами. Его молчание – тяжелое и тягучее – висло над Татьяной, как каменная плита, так что хотелось бросить что-нибудь на пол, кричать, пока не охрипнешь, или биться головой о стену.
Как-то раз, когда приезжал из деревни отец Павла, мрачноватого вида старик, Татьяна не выдержала и пожаловалась на мужа – неласковый, приходит поздно, часто вином от него пахнет.
– Ты, дочка, не обижайся, – сказал отец, – ты пойми, что у Павла работа такая, день ненормированный. А что вином пахнет – так не валяется же он на дороге. Мало ли как мужчине нужно расслабиться. – Тут он подмигнул хитро, и Татьяна тут же пожалела, что завела этот разговор.
Она долго ворочалась в постели, припоминая все свои обиды, и в конце концов призналась, что жизнь ее с Павлом не удалась и вряд ли будет лучше. Дед, очевидно, что-то сказал сыну, потому что тот стал относиться к Татьяне еще хуже. Муж ее не любит, уверилась Татьяна, он может месяцами к ней не притрагиваться или же приходит поздней ночью и овладевает ею торопливо и грубо, все также молча. И неизвестно что хуже, лучше бы уж совсем не трогал…
Глубокой ночью Татьяна забылась наконец тяжелым сном и проснулась от шума. Ей показалось, что она едва прикрыла глаза, но за окном уже занимался рассвет. Хлопнула дверь, протопали шаги двух человек, кто-то охнул в темной прихожей, наткнувшись на столик с телефоном, аппарат жалобно звякнул.
– Тише ты! – послышался злобный шепот Павла. – Жену разбудишь!
Татьяна сквозь сон слабо удивилась – с чего это Павел вдруг стал о ней заботиться? Тяжелые шаги мужа остановились у двери спальни, скрипнула дверь.