Возвращение: Тень души

Бонни выпила немного. И еще немного. А затем продолжила историю:

— Но Сейдж видимо знал что-то, поскольку сказал: «Я врач и осмотрю их. И ты бы действительно поверила ему, услышав как он это сказал! А потом он посмотрел на вас обоих, и я думаю, он сразу понял, что произошло, потому что он сказал: «Доставьте карету! Мне нужно доставить их к доктору Меггару, моему коллеге. И пришла сама Леди Фазина и сказала, что они могут взять один из ее экипажей, и просто отправить его обратно в любое вре-время. Она та-а-а-а-ак богата! А потом мы вынесли вас двоих через задний ход, потому что были, были сволочи, которые сказали — дайте им умереть. Они были реальными демонами, белыми как снег, называемые Снежными Женщинами. А потом, потом, мы просто ехали в экипаже и, О Боже! Елена! Елена, ты умерла! Ты переставала дышать дважды! А Сейдж и Мередит только и успевали оказывать тебе доврачебную помощь. А я, я молилась так сильно.

К этому времени Елена, полностью погрузившаяся в рассказ, обняла ее, но слезы Бонни продолжали возвращаться.

— И мы звонили в дверь к доктору Меггару так, словно пытались взломать ее, и кто-то казал ему, и он сказал, осмотрев тебя: «Она нуждается в переливании крови».

И я сказала:

— Возьмите мою кровь.

Потому что помню, как в школе мы обе сдавали кровь для Джоди Райт и мы были практически единственными, кто мог это сделать, так как у нас одна группа крови. А затем доктор Меггар разместил два стола, готовых так быстро, как это, — Бонни щелкнула пальцами, — и я так боялась, что едва могла держаться неподвижно для иглы, но я это сделала. Я, так или иначе, это сделала! Они сделали тебе переливание. А между тем, ты знаешь, что Мередит сделала? Она позволила Деймону ее укусить. Она действительно позволила ему. Доктор Меггар послал экипажи обратно в особняк, чтобы попросить слуг для помощи Деймону, которые «хотели премию», так это здесь называется, и экипаж возвратился назад полным. И я не знаю, сколько их было у Деймона, но много. Доктор Меггар сказал, что это лучшее лекарство. И Мередит, и Деймон и все мы просили и смогли убедить доктора Меггара приехать сюда, я имею ввиду жить, и Леди Ульма собирается превратить это целое здание в больницу для бедных. А после этого мы просто пытались делать все, чтобы ты пошла на поправку. Деймону стало лучше на следующее утро. И Леди Ульма и Люсьен, он — я имею ввиду, что это была их идея, но он сделал это, послал жемчуг Леди Фазине — это был тот жемчуг, который отец Ульмы считал никогда не найдет достаточно богатого покупателя, потому что он настолько большой, что его можно сравнить с хорошей горстью в размере, но нестандартный, с изобилием сплетений и изгибов, и блеском серебра. Они подвесили ее на толстую цепочку и послали ей.

Глаза Бонни снова заполнились слезами.

— Потому что она спасла тебя и Деймона. Ее экипаж сохранил ваши жизни.

Бонни наклонилась, чтобы прошептать:

— А Мередит сказала мне — это секрет, но не для тебя — что быть укушенной не так уж плохо. Надо же! — Бонни, словно котенок, зевнула и потянулась.

— Потом, меня бы тоже укусили, — сказала он почти печально, и быстро добавила, — но ты нуждалась в моей крови. В человеческой крови, и моей в частности. Я предполагаю, что они здесь знают все о группах крови, потому что они могут чувствовать различия по вкусу и запаху.

Потом она подпрыгнула и сказала:

— Ты хочешь взглянуть на половинку лисьего ключа? Мы были так уверены, что все кончено, и что нам его никогда не найти, но когда Мередит пошла в спальню, чтобы ее укусили — и я клянусь, это все, что они делали — Деймон дал ей его и попросил сохранить. Ну и она сделала это, она хорошо заботилась о нем, и он хранится в маленьком ларце, который сделал Люсьен, он выглядит как пластиковый, но это не так.

Елена восхищалась маленьким полумесяцем, но ей больше нечем было занять себя лежа в кровати, кроме как болтать и читать классику или энциклопедии с Земли. Они даже не позволили ей и Деймону лежать в одной комнате. Елена знала почему. Они боялись, что они с Деймоном будут не только говорить. Они боялись, что она подойдет к нему и вдохнет его экзотический знакомый аромат, состоящий из итальянского бергамота, мандарина и кардамона, и взглянет в его черные глаза, в чьих зрачках могла бы поместиться целая вселенная, и ее колени задрожат, и она проснется вампиром.

Они ничего не знали! Она и Деймон благополучно обменивались кровью в течение многих недель до кризиса. Если не случится ничего выводящего его из равновесия, то он, как и было раньше, будет вести себя как примерный джентльмен.

— Гм, — сказала Бонни, услышав этот протест, барабаня по подушке ногтями с серебристым маникюром. — Возможно, я не скажу им, что вы изначально обменивались кровью так много раз. Тогда они смогут сказать «Ага!», ну или что-то в этом роде. Ты знаешь, они могут увидеть в этом что-нибудь не то.

— Нечего здесь видеть. Я здесь, чтобы забрать моего возлюбленного Деймона, а Стефан лишь помогает мне в этом.

Бонни смотрела на нее со сдвинутыми бровями, поджав губы, но не решилась сказать ни слова.

— Бонни?

— Ага?

— Я только что сказала, именно то, что я думаю, я сказала?

— Ага.

Елена, одним движением, собрала в охапку подушки и уткнула в них лицо.

— Не могла бы ты сказать повару, что я хочу другой стейк и большой стакан молока? — просила она приглушенным голосом из-под подушек. — Мне не хорошо.

* * *

У Мэтта был новый разваливающийся автомобиль. Он всегда мог раздобыть себе машину, если это действительно было нужно. И вот теперь он ехал, урывками, к дому Обаасан. К миссис Сайтоу, поспешно поправил он самого себя. Он не хотел притеснять незнакомые ему культурные традиции, не тогда, когда он просил об одолжении.

Дверь в доме Сайтоу открыла женщина, которую Мэтт никогда до этого не видел. Она была привлекательной женщиной, одетой в широкую алую юбку — или возможно в очень широкие алые штаны — она стояла, расставив ноги так далеко друг от друга, что трудно было сказать. Она была одета в белую блузку. Ее лицо было поразительным: два ряда прямых темных волос и меньшая, более опрятная челка, которая доходила до бровей. Но самое поразительное, из всего, было то, что она держала длинный изогнутый меч, направленной прямо на Мэтта.

— П-привет, — сказал Мэтт, когда дверь распахнулась, разоблачая виденье.

— Это хороший дом, — ответила женщина. — Это дом не для злых духов.

— Я так никогда и не думал, — сказал Мэтт, отступая по мере ее продвижения. — Честно.

Женщина закрыла глаза, словно искала что-то в своих мыслях. Затем, внезапно, она опустила меч.

— Ты говоришь правду. Вы не несешь ничего плохого. Пожалуйста, входи.

— Спасибо, — сказал Мэтт.

Он никогда не был так счастлив оттого, что взрослая женщина пригласила его.

— Орим, — донесся со второго этажа тонкий, слабый голос. — Это один из детей?

— Да, Хахаве, — ответила женщина, о которой Мэтт мог думать исключительно как о «женщине с мечом».

— Почему ты не посылаешь его наверх?

— Конечно, Хахаве.

— Ха-ха — я имею ввиду: «Хахаве»? — сказал Мэтт, обращая нервный смех в отчаянное предложение, как только меч снова качнулся к его животу. — Не Обаасан?

Женщина с мечом улыбнулась в первый раз.

— Обаасан — значит бабушка. Хахаве — один из вариантов обращения к маме. Но мама не будет возражать, если вы назовете ее Обаасан, это дружеское приветствие для женщин ее возраста.

— Хорошо, — сказал Мэтт, стараясь изо всех сил походить на всестороннего дружелюбного парня.

Миссис Сайтоу жестом указала ему подниматься по лестнице, наверху он заглянул в несколько комнат, прежде чем нашел одну с большим хлопчатобумажным матрасом, находящимся точно посередине полностью голого пола, а на нем была женщина, которая казалась настолько крошечной и подобной кукле, словно была нереальной. Волосы у нее были такими же гладкими и черными, как у женщины с мечом. Они были подняты или расположены как-то так, что они образовывали вокруг нее ореол, когда она лежала на кровати. Но темные ресницы на бледных щеках были закрыты и Мэтт, задавался вопросом, не впала ли она в один из внезапных снов пожилых людей. Но потом довольно резко, кукольная леди открыла глаза и улыбнулась.

— Да ведь это Масато-сан! — сказала она, глядя на Мэтта.

Плохое начало. Если она даже не признавала, что белокурый парень не был ее японским другом приблизительно шестьдесят лет назад…

Но затем она засмеялась, прикрывая рот ее маленькими руками.

— Я знаю, знаю, — сказала она. — Ты — не Масато. Он стал банкиром, очень богат. Очень толстым. Особенно в районе головы и живота.

Она снова ему улыбнулась.

— Садись, пожалуйста. Ты можешь звать меня Обаасан, если захочешь, или Орим. Моя дочь была названа в честь меня. Но ее жизнь была трудна, как и моя. Быть жрицей, — и самураем… это требует дисциплины и большой работы. И моя Орим хорошо с этим справлялась… пока мы не приехали сюда. Мы искали мирный, тихий городок. Вместо этого Изабелл нашла… Джима. И Джим был… неподходящим.