Возвращение в Мир Смерти

Тогда я решил вернуться в свой мир, чтобы здесь искать ответы на все вопросы. Я был омерзителен сам себе, как никогда. Я искал способ преодолеть это чувство, и я нашел его.

Это было как озарение. Вы знаете, что в человеческом теле все органы расположены в строго определенных местах, все секреты, ферменты, полуфабрикаты, рабочие жидкости и продукты выделения никогда не смешиваются между собой. В мозгу же такого разделения нет. Представьте себе смесь слюны и фекалий, мочи и крови, пота и желудочного сока. Смесь всего этого сразу – наиболее точная аналогия для понимания человеческой психики. В течение жизни мы сами отравляем себя собственными ядовитыми выделениями. Человек почему-то не отработал системы утилизации умственных отходов, куда как более опасных, чем отходы физиологические. Представляете, как остро ощущал я это всеми своими восемнадцатью органами чувств и огромным мозгом величиной с планету?! Да я просто вынужден был изобрести систему психической ассенизации. Всю мерзость, накопившуюся во мне за тысячи лет, я вывел на поверхность астероида, а здесь, в центре мира, оставил все лучшее, все доброе и прекрасное.

А в промежутке я разместил, так сказать, материальную базу, царство неживых предметов, свои бесчисленные лаборатории и испытательные полигоны, андроидов и механических роботов, а также – кусочек природы, похожей на земную, какой я помню ее по своему детству.

– Вот и все, – подытожил Солвиц после паузы. – Сейчас мы с вами находимся в той части моего мира, где ничего плохого не может произойти по определению. Зато здесь исполняются любые желания и сладкий миг счастья растягивается на долгие годы.

– Но разве в этом цель человеческой жизни?! – агрессивно поинтересовалась Мета.

– Для кого-то – безусловно, – улыбнулся Солвиц своей неповторимой грустной улыбкой. – Для меня – нет. Я здесь просто отдыхаю. Вы – по-моему, тоже. А вообще нет такого понятия «цель человеческой жизни». Цели у всех разные. О моей поговорим чуть позже. А ваша… Вот скажите, часто ли вы задумывались…

– Постойте, постойте! – перебил Язон, боясь, что милая философская беседа сейчас уведет их совсем в другую сторону. – Вы не договорили об этих тварях на поверхности. Они все-таки кто? Специально созданные виды оборонительного оружия или, пардон, фекалии вашего мозга?

– Они и то и то. Одновременно, мой дорогой Язон.

– Допустим. Но тогда у вас концы с концами не сходятся. Оружие создавалось в самом начале для защиты от этого вашего дьявола, а разделение интеллекта произошло много позже, когда вы уже возвращались оттуда – сюда. Я правильно запомнил?

– Да, но вы не учитываете, что все несколько сложнее. Вы как-то все ленитесь вдуматься. А вы попытайтесь! В мире, где число «пи» равняется точно двум, с такой субстанцией, как время, тоже происходят странные вещи. При переходе туда-сюда даже причины и следствия зачастую меняются местами.

– Тогда, пожалуй, и впрямь не стоит совать свой нос во вселенную дьявола!

Эти слова произнес Троу, и все удивились. А он добавил:

– Я отказываюсь заниматься наукой в мире, где нарушены причинно-следственные связи.

– А вот и зря, – спокойно сказал Солвиц. – Настоящий ученый ни от чего отказываться не должен.

Язон усомнился в справедливости и этого чеканного постулата. Опять доктор Солвиц все меньше нравился ему, но все-таки главная задача оставалась прежней – разобраться с этими тварями наверху. И Язон с упорством, достойным лучшего применения, возвращал и возвращал их разговор в нужное русло.

– Значит, вы развели на поверхности астероида всю эту гадость и с нею, словно с лучшим подарком для старых друзей, направились в родные пенаты. Это очень благородный поступок, дорогой мой Тедди!

– Только не надо сейчас иронизировать и говорить о морали! – вскинулся Солвиц. – Во-первых, я действительно не представлял себе – и до сих пор не представляю! – каковы могут быть последствия встречи людей со всей этой, как вы говорите, гадостью. Во-вторых, из элементарной предосторожности я же залил это все водой и заморозил не самым обычным способом. В-третьих, я уже объяснял вам, поначалу моя охрана там, на поверхности, подчинялась мне идеально и лишь потом начала вести себя кое-как.

– Это в какой же момент? – быстро спросил Язон, чувствуя, что именно здесь кроется нечто очень важное.

– Да был такой… – как-то странно замялся Солвиц. – Я подлетел тогда слишком близко к одной звезде…

– К какой именно? – Язон внезапно перехватил инициативу и вел теперь настоящий допрос.

– О боже! Да я не помню, правда, не помню… Я тогда страшно испугался, потому что из растаявшего льда вырвалась очень черная… ну лента не лента, клякса не клякса… в общем, нечто очень черное… я такого и не видел никогда прежде. Оно не слушалось меня абсолютно, оно было совершенно отдельно от меня и умчалось в космос. Лет триста после этого я не приближался ни к одной из звезд. Я действительно боялся. Я, разучившийся бояться навсегда, вновь познал страх. Я не хотел больше будить чудовищ, выращенных в темных недрах моей собственной души, но однажды я понял: они уже разбужены. Точнее, я почувствовал излучение. Поверхность моего астероида начала излучать. Вначале медленно, очень медленно, но процесс сделался необратимым и не управляемым мною. Я должен был взывать о помощи извне.

– Почему же вы не попросили о ней самым обычным способом, то есть простым радиосигналом?

– Я отправлял простые радиосигналы, – ответил Солвиц обессиленно. – Но это там, наверху, превращало их в свое дьявольское излучение. А потом, когда вы уже проявили инициативу, я исхитрился отправить встречную шифровку. Может, кто-то даже сумел понять ее. Я просил о помощи лично вас, Язон.

– И что теперь? – Язон начал осознавать смысл последних откровений Солвица, но пока еще не решался, отказывался поверить в них. – Вы, стало быть, пленник собственных фекалий и, не в силах одолеть их, предлагаете мне разобраться в проблеме. А пока даже не имеете возможности отправить нас обратно? Так получается?

– Примерно так, – вздохнул Солвиц.

– А сразу признаться в этом – стыдно было, что ли?

– Да нет, вы бы просто не поняли…

– Не верю, – неожиданно сказала Мета. – Опять не верю.

Солвиц вскинулся как-то обиженно и одновременно зло. Еще секунда – и снова началась бы стрельба, но в этот момент Троу схватился за сердце и, закатив глаза, начал сползать на пол.

– О боже! – воскликнул Солвиц. – Я должен срочно сделать ему инъекцию.

– В чем дело?! – буквально взревел Язон.

Он уже и сам еле сдерживался, а Мета, разумеется, держала пистолет наготове. Язон только вспомнил вдруг, что они еще ни разу не опробовали этих пистолетов в деле. А если к тому же учесть, что в этом месте по определению нельзя совершить ничего плохого…

– В чем дело, в чем дело! – передразнил Солвиц.

Он суетился вокруг Троу, по странной методике прикладывая аптечку то к одному, то к другому месту на теле пациента.

– Он еще не до конца поправился, вот в чем дело. Нечего было в голову разрывными пулями шмалять! Друзья, называется!

– Ну знаете! Вы-то своих друзей собственноручно и поголовно передушили, если я правильно понял, – отпарировал Язон. – А теперь еще нас втравили в эту идиотскую историю. Нет у вас морального права нам с Метой замечания делать! Вы лучше скажите, когда же Троу окончательно поправится, чтобы мы смогли все втроем отсюда умотать.

– Поправится-то он скоро, – проговорил Солвиц, потом помолчал и добавил: – А вот уматывать отсюда ему, боюсь, совсем не придется. До сих пор все созданные мною гомункулусы могли существовать лишь в пределах этого мира, в пределах моей энергетической оболочки.